Страница 6 из 29
14. Тайна редакционных кулис
Ковбоев вот уже полчаса как не спускает своих совиных жёлтых глаз с говорящей Ирены… Кудри занят трубкой, Реджи рассматривает ногти…
— …ко времени вступления О'Пакки мы имели 14 тысяч, да его полтораста, сто шестьдесят четыре. На «Уимблейской меди» я заработала девять — стало 173. Мистер Ковбоев получил от группы эмигрантов за страницу «Новойе Времья» восемнадцать тысяч — 191.
— Сто девяносто одна! — блаженно и восхищённо кивает головой Реджи: он отвык от таких сумм.
— Дальше. О'Пакки взял с собой сорок наличными, я купила «Техас-Ойль» по 302.50 — четыреста штук — сто двадцать одна, остаток 30 тысяч. 25-го я через подставное лицо продам «Техас-Ойль» Пильмсу, я думаю, удастся устроить по 380–400… А то, что будет 28-го, увидим!
— Угу! — мрачно соглашается Кудри.
— Сегодня у нас 21-ое… завтра надо ждать новых известий от О'Пакки…
Позвонил бой…
— Телеграмма мистеру Ковбоеву! — и, щёлкнув каблуками, вышел.
Ковбоев распечатал пакет.
— «Ипси Таун. Приготовления сделаны. Расход пока пятнадцать. Будет стоить пятьдесят. Жду перевода на 24-ое — двадцать тысяч. В номере на 26-ое давайте сведения пакета номер первый. Ко второму пакету дошлю сведения телеграфом. Конец будет двадцать девятого, тридцатого выезжаю. О'Пакки».
— Вот! — сказал Ковбоев, закрывая книжку редакционного шифра, — теперь надо действовать.
— Как бы его там не арестовали, — забеспокоился Реджи, питающий к ирландцу особенную симпатию.
— Ничего, не попадётся! — успокаивающе заметил Кудри.
— Изумительно точный план, мадемуазель! — восхищённо воскликнул Ковбоев и в то же время делает замечание, что 12 ч. 40 м. — и частная беседа редактора «Нью-Таймса» считается законченной.
15. Возгласы: даю, беру
— Ну, кто ещё желает продать? — выкликнул маклер уже в полном изнеможении.
— Я!
— Сколько?
— Двенадцать штук!
— Давайте и двенадцать! Мистер Пильмс, — двенадцать штук?
— Ладно! — говорит Генри и выписывает чек.
— Ну, кто ещё? — хрипит прилежный биржевик.
— Мало даёте!
— 370 мало?! 370 долларов вам мало за «Техас-Ойль-Компани»?! — кричит маклер, посильно выражая негодование.
— Сколько у вас? — побелевшими губами спрашивает Пильмс.
— Сто десять штук.
— 375!
— Мало!
— 377!!!
— …восемьдесят!
— Беру! — и Пильмс прыгающими цифрами выписывает чековую сумму.
Раздаётся звонок, через десять минут конец биржевого дня.
— Набавьте! — хрипло приказывает Генри маклеру.
— Беру!!! «Техас-Ойль» — триста восемьдесят два!! — надрывается тот.
— Триста восемьдесят пять!
— Триста девяносто! — выкрикивает Генри.
— Продам по четыреста, — негромко заявляет кто-то.
— Сколько?
— Четыреста штук.
— Беру! — и Генри выписывает чек на сто шестьдесят тысяч.
День почти кончен, в портфеле у Генри около четырёх тысяч акций «Техас-Ойля». На календаре 25 апреля 1924 года.
16. Тайна редакционных кулис. Вторая серия
— Метранпаж! Где метранпаж? — орёт Ковбоев в наборном отделении.
— Здесь, сэр!
— Что это за страница! Это — бледная немочь, а не страница!!! Выкиньте эти шрифты! Самыми большими буквами!!! Выбросьте передовицу, но переверстайте всю полосу! И чтоб всё кричало. Каждый заголовок должен орать! Поняли?!
— Но у нас мало времени, сэр!
— Триста долларов премии всей смене!
— Есть, сэр!
— Уф! Замучился! — жаловался Ковбоев дремлющему в корректорской Кудри, — но, ничего, сделают!
— Я готовлю материалы на послезавтра, это будет окончательная бомба.
— Ну, как?
— Слушайте. Заголовки: «Забастовка в Ипси-Тауне в полном разгаре. Рабочие угрожают сжечь промысла, если выступят штрейкбрехеры или полиция. Управление бежало с промыслов». А дальше: «Во всём видна рука Коминтерна, в распоряжении нашего корреспондента имеются коммунистические прокламации, в изобилии распространённые по округу». — Вы помните, Ковбоев, те самые прокламации, которые вы тискали ночью, перед отъездом О'Пакки? И уж последний удар — дюймовым шрифтом: «Рабочие выпустили запасную нефть, взорвали нефтепровод, испортили силовую станцию»…
— Не слишком ли? — изумился Ковбоев.
— Что вы! В полдень экстренное добавление, и там про начало пожаров промыслов и перестрелку с полицией…
— Телеграмма, сэр! — и бой протянул Ковбоеву бланк.
— Кудри, это от него! Ну-ка. «Ипси-Таун. Всё идёт великолепно… Рабочие довольны отдыхом и моими субсидиями. Инсценировка бунта идёт блестяще. Угроза сжечь промыслы держит полицию в отдалении. Образован стачечный комитет… О'П».
— Хватит дня на три! А там уже дело в шляпе.
Вошли Ирена и Реджинальд.
— Добрый вечер! Как дела? Поедемте ужинать.
— Что вы, что вы? — отстранился Ковбоев, — у меня завтра решительные бои…
— Мы выручили сто шестьдесят, было тридцать. О'Пакки переведено двадцать, у нас наличными сто семьдесят тысяч, — рапортует Реджи.
— У меня, — подчёркивает Ирена, — действительно сто семьдесят тысяч… Пильмс закупил четыре тысячи акций «Техас-Ойля». У него в кассе не свыше тридцати тысяч, он всадил все свои денежки… Завтра «Техас» будет стоить сто. Да и то утром, к вечеру не больше 70-ти. Послезавтра мы частным образом пустим новые слухи и предположение Пильмса на 28-ое о продаже «Техас-Ойля» позволит нам рассчитаться с ним по… да-да, максимум по сорок, какое по сорок! 25 — уже будет довольно! Ах, — вздохнула француженка, — какие у Пильмса красивые глаза и руки! Мне даже жаль его.
Ковбоев как-то косо поглядел на неё и, неуклюже крякнув, вышел к метранпажу.
— Вот, любуйтесь, — сказал он, вернувшись и протягивая пробный оттиск первой страницы «Нью-Таймса» на 25 апреля.
И заголовки действительно «орали» о грандиозной стачке на промыслах «Техас-Ойля», угрожающей обществу полной разрухой и пожарами…
17. Использование толпы в 800 человек
Надо же было так некстати угодить!
Луиджи Дука сидит на ступеньках убогой гостиницы, в которой его заставили остановиться его четвероногие спутники, и сумрачно вздыхает:
— Ну, и дыра… Главное, что за дичь была ехать напрямки! — Правда, он обладатель двух великолепных ослов, но можно было лучше воспользоваться кружной железной дорогой.
Но не в этом дело. Вчера же вечером, как только стряхнул с себя жёлтую пыль и уже хотел нанять провожатого на промысла, Дука был ошарашен неприятнейшей новостью: на промыслах беспорядки, директор и управление сбежали с территории нефтяных полей и сидят в городе, а когда Дука разыскал директора и заявил: вот, мол, я, выписанный вами инженер, директор замахал руками, давая понять, что никакой службы в дальнейшем не предвидится, что рабочими овладели коминтерновские бредни и потому «Техас-Ойль-Компани» разорена вдрызг. На веские доводы итальянца об его затратах на переезд и потере времени директор поворчал, но оказался джентльменом, первым за последние три года встреченным незадачливым Дука, вынул чековую книжку и, посопев носом, вручил инженеру документик в 200 долларов. Директор при этом так выразительно пожал плечами и, пожимая руку Дука, так меланхолически глядел в угол, что тому при всём нежелании стали ясны горестные обстоятельства, благодаря которым с разнесчастным «Техас-Ойлем» его ничего более не связывало. «Техас-Ойль» страдает сам по себе, вы страдайте сами по себе. Дука с горя решил напиться, но оказалось, что это невозможно в Ипси-Таун: во всём Техасе от Боуай до Президио, и от Камерона до Дэллема нельзя было найти ни одного легального глотка алкоголя. Даже если встать на перемычку округа Том-Грин и посмотреть на Новую Мексику, и на Оклахому, и на Индейскую территорию, и на Луизиану — всё равно — сухой вид этих штатов заставит повернуть глаза и ноги к Мексике — благословенной в спиртуозном отношении — туда! скорей! — через Рио-Гранде в Чигуагуа или Коагуилу — куда ближе вам будет из Ипси-Тауна.