Преступление

Из груди Робин вырываются тихие, горестные, ритмичные, всхлипы, глаза она все еще закрывает ладонями. Кажется, у нее даже поры расширились — будто специально, чтобы впитать всю грязь обстоятельств места. Внезапно Робин смотрит на Стэрри, в ее глазах безумная ярость. Стэрри замерла в неестественной позе, притихла, полотенце все еще на голове.

— ВКЛЮЧИ ПРОСМОТР, Я ХОЧУ ЗНАТЬ, ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ!

— Нет, — отвечает Леннокс. — Если хочешь увидеть больше — пожалуйста, смотри, только без меня. — Стэрри напоминает ему ястреба, на которого надели клобучок, чтобы заглушить инстинкты. — Педофилы практикуют круговую поруку. Не успела ты развязаться с Винсом в Мобиле, как твои данные уже были переданы им Клемсону из Джексонвилля.

— Я же не знала... Откуда мне было знать?

— Неоткуда. Едва ты заподозрила Клемсона, он связался с Джонни и Лансом из Майами.

—  Жирный боров, — шипит Робин. — На Винса я бы никогда не подумала, но Клемсон... гребаный вонючий боров!

— Боров и есть. Таким образом, по мере того как твои любовники проявляют в сексе все больше агрессии, ты все чаще

думаешь: «Наверно, мужчинам только это и надо, может, я просто немного старомодная». И вот ты совсем одна, подруги и родня далеко. Зато с тобой эта блядь. — Леннокс кивает на Стэрри. — Она на них работает, а тебе внушает, что жизнь удивительна и прекрасна. Не успеешь заподозрить — а они уже получили от тебя что хотели. — Еще один кивок, на диск.

— Они меня вокруг пальца обвели, купили просто. Снабжали халявой: снежком, амфетамином, травкой, седативными...

- В тот вечер Стэрри затащила тебя в бар не просто так — там поджидал очередной извращенец. Если бы все пошло по плану, он бы стал твоим новым. Помнишь типа, с которым я повздорил?

Следует вымученный кивок и душераздирающее «ЗАЧЕМ?» в адрес Стэрри.

— Просто ответь: тебе-то это зачем?

Стэрри, ото всего изолированная окровавленным полотенцем, что-то бормочет по-испански, не иначе молитву.

— Она меня за педофила приняла, — продолжает Леннокс. — А потом, когда до дела дошло, сообразила, что лоханулась. Помнишь, она ведь сначала нас сводила, а потом стала с тобой соперничать за мое внимание?

— Я не могу поверить. Оказывается, все они... и Винс, и Джимми, и Джонни, и Ланс... все замешаны... — От внезапной

догадки глаза у Робин чуть не выскакивают. — И Чет тоже? Тианна сейчас у него?

— Нет, Тианна в безопасности. А с Четом другая история.

Он не педофил. Он несчастный вдовец. Ублюдки завели с ним дружбу, чтобы на яхту доступ иметь. Использовали его, как тебя. Ту же тактику применяли. Сначала стали ему приятелями. Диринг — он ведь полицейский, а Чет, как и большинство людей, полицейским доверяет. — Робин жадно ловит каждое слово Леннокса, он чувствует себя птицей, выкармливающей ненасытного птенца. — Показали Чету пару-тройку пикантных фильмов — приятели так иногда поступают. — При мысли

«приятели иногда делают еще кое-что» Леннокс чувствует тошноту. — А потом последовала фраза: «Мы сами любим кино

снимать. Можно, у тебя на яхте займемся?»

Несколько минут Робин не может ни слова вымолвить. Наконец столбняк отпускает, но она бормочет лишь одно:

— Моя девочка, моя девочка, моя девочка...

— Она сейчас в безопасности. Она сильная, очень сильная, — чуть ли не с гордостью произносит Леннокс. — И ей нужно — нам нужно, чтобы и ты стала вести себя как ответственный, сильный человек. Скоро здесь будет полиция.

Робин согласно трясет головой, однако при последующих Ленноксовых словах решимость сползает с ее лица.

— Чету нравилось любительское порно. Увидев в фильме тебя, он завязал с этим делом, больше записей не смотрел. Однако Ланс и Джонни совсем потеряли страх. Задействовали все более молодых женщин. А то и несовершеннолетних девочек. Чет уже не знал, как избавиться от визитеров, но к тому времени отношения его с Лансом и Джонни свелись к чистой воды шантажу. Чет — достойный старик, без отклонений. Он не хотел, чтобы власти или соседи по «Мангровому пляжу», сплошь уважаемые люди, узнали, с кем он якшается. Но Ланс и Джонни решили, будто им все дозволено. Джонни так вообще перестал осторожничать. Короче, они держали записи прямо на яхте.

Стэрри колотит наручником о батарею.

Леннокс глубоко вздыхает. Сжимает кулак, сам себя раздробивший. Как раньше не получается. Больше никогда не получится. Обломки костей неестественно, неправильно распределяются среди хрящиков и сухожилий.

— Чет обнаружил их вебсайт. Сайт, конечно, на обвинение не тянет, но там оказался список членов группировки и расписание семинаров. Их всего восемь человек, считая с Дирингом, сейчас они заседают в отеле «Эмбасси» или, что вероятнее, уже разъехались из Майами-Дэйд. А тема сегодняшнего семинара — это ты, Робин, и, пожалуй, еще несколько матерей-одиночек из Южной Флориды.

Робин выдыхает, обхватывает себя за плечи, раскачивается туда-сюда.

— Но почему же Чет?..

— Он хотел заявить в полицию. Собирался с духом, — мягко произносит Леннокс в ответ на незаданный вопрос — А еще

он копил вещественные доказательства: Диринг-то у нас полицейский, нельзя об этом забывать.

— Значит, Чет — мой друг...

— В определенном смысле, — кивает Леннокс. Ему вспомнилась фраза, столь любимая отцом: «Коварный враг лучше глупого друга». В следующую секунду полицейский в нем берет верх. — Как бы то ни было, Чет, пусть и неумышленно, содействовал педофилам. Ему придется ответить по закону. Робин снова закрывает лицо руками. Из-под пальцев вырывается хрип:

— Рэй, что я такого сделала?

— Ты стала жертвой конкретной группы подонков, — произносит Леннокс. До него опять доносится приглушенная грязным  полотенцем испанская молитва.

— Но почему... почему именно я?

— Потому что у тебя десятилетняя дочь. Потому что твой сталь жизни делает тебя уязвимой. Подвергает опасности твою девочку и тебя саму.

— Но я же не плохая, — сама себя убеждает Робин. — Я просто...

Леннокс жестом велит ей замолчать.

— Я не собираюсь учить тебя жить, потому что я и сам примерно так живу. Принципиальная разница в том, что я не завел детей. Соберись, Робин, пока тебе есть что терять.

— Ты... ты из ФБР?

— Нет. Я из Эдинбурга. У меня отпуск. Я планирую свадьбу. Ты же в курсе.

Робин блуждает расфокусированным взглядом по комнате, натыкается на Стэрри, которая теперь выглядывает из-под полотенца, как из-под чадры. Робин щурится.

— Это ты все подстроила! Ты! — Взгляд на Леннокса. — Она меня ненавидит! Ненавидит, потому что у меня есть Тианна!

— Моего сына застрелили! Ему было всего шестнадцать! — стонет Стэрри.

— Твой Анхель сам со шпаной связался! Поделом ему! Из него бы все равно толку не вышло! — вопит Робин, и вдруг устремляется к Стэрри, сжав кулачки. Лишь когда она хватает огромную стеклянную вазу тигровой расцветки, Леннокс прикидывает, что лучше все же ее остановить.

— ПУСТИ! ПУСТИ МЕНЯ! Я УБЬЮ ЭТУ ГРЯЗНУЮ СУКУ!

Не так-то просто удержать Робин: бешенство внушило ей сверхъестественную для столь хрупкой женщины мощь. В конце концов Робин сдается, обмякает в Ленноксовых руках, дает отвести себя подальше от батареи и усадить на диван.

— Не волнуйся, Стэрри свое получит. — Леннокс устраивается на полу, берет Робин за руку. Его переполняет чувство

вины. Я упустил Бритни, потому что незаслуженно осудил Анджелу Хэмил. Теперь я унижаю Робин тем, что незаслуженно осуждаю ее — или заслуженно, разницы никакой.

Неизвестно почему Ленноксу вспоминается эпизод из прошлого. Ему двенадцать; в приступе подростковой ярости он непонятно зачем врывается в комнату своей сестры Джеки — и застает ее за минетом. Последовал семейный скандал. И не по поводу бестактности Леннокса или неприемлемого поведения Джеки и ее приятеля. Нет, скандал разразился позже, когда сестра нашла на чердаке свою старую куклу Марджори, ту самую куклу, с которой носились и она, и Рэй. На пластиковом лбу Марджори шариковой ручкой было нацарапано «СОСКА».