Страница 38 из 41
ГАДКИЙ У.
В одном месте жил Гадкий У.
Был он интересен тем, что в ранней молодости был гадок до такой степени (при довольно сносном характере), что один добрый человек пожалел беднягу и пообещал ему, что со временем Гадкий У. превратится в Прекрасного Л. Наобещал, одним словом, с три короба, лапши навешал. Лишил покоя и сна. С тех пор Гадкий У. и стал к себе присматриваться: с месяц назад, например, под носом ничего не было, а теперь пробились маленькие симпатичные усики. Прыщи прошли. А в одно лето подрос Гадкий У. аж на целых шесть сантиметров! Так шло время.
Превращался Гадкий У., превращался, однако окончательно в Прекрасного Л. все-таки не превратился. Отчаялся и с отчаяния завел себе скверную привычку: встанет утром, посмотрит на себя в зеркало и плюнет с досады. И потом весь день, естественно, ходит с отравленным настроением. Можно сказать – всю жизнь. И, видно, оттого что-то в своей жизни главное пропустил: не успел опомниться – жизнь прошла, старость подскочила: выпали зубы, повисло брюшко. И с новой силой мальчишки во дворе (только не прежние, те уже состарились, а новые, недавно родившиеся) кричали вслед ему: "У, какой гадкий-гадкий-гадкий-прегадкий!" И от этого, честное слово, хотелось поотрывать им всем к черту их поганые головы!
Портфель под мышкой, мятый костюм, лысая башка вся в морщинах и сверлящий взгляд с неубитой надеждой – это и был теперь Гадкий У. Подойдет к луже, заглянет в нее, взмахнет с отчаяния руками (а портфель-то бац из-под мышки в лужу, и только круги по воде!) и увидит, что стал еще гаже, чем был даже до этого. Да еще и сильно гаже. И к тому же с испорченным характером. Настолько испорченным, что просто не хочется ничего об этом больше рассказывать. Мораль? Да нет же никакой, к черту, морали на свете! Взяли и испортили неплохого, может быть, парня – это раз. Просто верить никому нельзя, буквально ни единому слову – это два. Жил бы себе мирно, тихо… Был бы таким же гадким, как и все!!! – это три.
А так только взял и со всеми переругался!
ВСТРЕЧА
Я смотрюсь в прошлое: там, по разбитым тротуарам поселка Вырица бегает худой голенастый мальчуган. У него большие уши, чем-то перепачканный рот и лохматая голова, в которой тысячи идей и ни одного сдерживающего центра. Из-за чего он, как мешок, валится с дерева и даже не может заплакать – так перехватило дыхание. А вот он, цепляясь за куст, тонет в реке и едва сдерживается, чтобы не закричать и не позвать на помощь взрослых. Вот какой-то взрыв, он стоит с обгоревшим лицом. Опять слезы. Но кругом столько соблазнов, мир прекрасен! Драки, яблоки за чужим забором, ссоры с прабабкой, темный колодец, дальний угол сада, сырой и таинственный… Что там случается ночью? Тысяча дел!…
Беседка, увитая плющом, винное дерево коринка. Рядом – штабель дров. И игра в прятки, чтобы подглядеть в беседке за целующейся парочкой. Они тоже дачники. А вот конфеты в мутной вазе на верху буфета. Прабабкина Библия. Деревянная игольница в виде кукиша. Второй этаж и библиотека двоюродного деда. Наутро – рыбалка, потом обед, потом – за молоком к соседям. Потом – встречать поезд. Сходить еще раз посмотреть на строительство нового клуба взамен сгоревшего. Говорят, на этом заборе во время пожара висел, зацепившись за него штанами, пожарник. Смешно!
Еще нужно потопить комаров в бочке с дождевой водой, поковыряться рядом с навозной кучей и добраться до червяков. И покормить уставшую за день лошадь ассенизатора, и посмотреть из-за забора. Потом спрятаться и устроить большой переполох. Высморкаться в чей-то (неважно в чей) передник. Вечером послушать страшную историю про мизинец в буханке хлеба. В воскресенье сходить с прабабкой в церковь и подышать чем-то сладким, что дымит в металлической чашке у дьякона. После обеда покрутить точило и найти удочку на чердаке. А вечером прокрасться в дальний угол сада, где всегда сыро и таинственно, и вдруг увидеть себя взрослым: разочарованным, страшным – ДРАМАТИЧЕСКИМ МАТУРГОМ. Испугаться и спрятаться у прабабки в переднике.
А больше в жизни не бывает ничего интересного!
Конец
ИЗ ЖИЗНИ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
У произведений, как и у людей, есть судьбы. Иногда похожие на судьбы их авторов, но чаще – нет. О некоторых из них уже можно рассказать:
Сборник петербургских сказок был задуман очень давно, году в 1972, когда его автор вернулся из армии. Мария Федоровна Берггольц (сестра известной поэтессы), ознакомившись с одной из первых "городских" сказок (а это были "Слоны на асфальте"), сказала автору буквально следующее: "сейчас ты их не ценишь, но когда-нибудь ты к ним обязательно вернешься!" Она была проницательна, и через 30 лет в тяжелую минуту к этим сказкам автор и в самом деле вернулся, отредактировал, дописал и снабдил следующим предисловием:
"Часть этих волшебных историй была написана Очень давно. Скажем, не преувеличивая, лет этак двадцать (если даже не двадцать пять) назад. Случилось так, что однажды, еще молодого и несмышленого, судьба забросила их автора в крохотный садик, расположившийся несколькими своими деревьями и кустами по соседству с Львиным мостиком, что переброшен через Грибоедов канал.
О, это было замечательное время! Тогда люди жили не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы получать от жизни удовольствие: вдоль канала стояли огромные Очень красивые тополя и лежали перевернутые кверху дном катера и лодки, а набережная была вымощена самой красивой в мире черной граненой брусчаткой. Кроме прочего, неподалеку от садика по набережной пролегали рельсы 36-го, почти всегда пустого, трамвая, тоже, видимо, ходившего по городу просто так.
Этот удивительный оазис так поразил воображение автора, что он решил остаться в нем по возможности дольше – завел себе поблизости друзей и знакомых, да и вообще старался бывать тут как можно чаще, совершенно, впрочем, не понимая, что его сюда так неодолимо влечет. Пока, наконец, не сделал одного Очень важного открытия: выяснилось, что на одной из скамеек вышеописанного садика иногда удается сочинять небольшие истории преимущественно волшебного содержания.
Их и было сочинено в те прежние времена ровно пять.
Потом все изменилось: на место романтиков повсеместно заступили прагматики. Крепчайшую драгоценную брусчатку, по которой ходило и ездило не одно поколение петербуржцев, они сменили на банальный асфальт – словно раскатали по городу большой серый блин. Отменили хождение ненужного, по меркам здравого рассудка, трамвая. Зачем-то спилили большинство старых тополей. Убрали с канала мешавшие им лодки и катера. На месте садика взгромоздили весьма обыкновенный дом, как оказалось, стоявший тут когда-то Очень давно. (Правда, и сейчас еще, проникнув в его двор, можно найти два-три сохранившихся дерева из бывших прежде и несколько чудом уцелевших кустов.) В результате произведенных прагматиками разрушений жизнь в городе сделалась скучной.
Следующее поколение петербуржцев, возможно, захочет ее изменить: оно вернет на место крепкую граненую замечательную брусчатку. Разложит по набережной канала романтические лодки и катера. Пустит старый 36-й "ненужный" трамвай и посадит новые деревья на месте исчезнувших. Оно сумеет восстановить нормальную жизнь по сохраненным автором чертежам волшебных сказок, к которым со временем добавилось еще несколько, но написанных уже в наши неуютные времена".