Страница 16 из 41
– Ну и ладно, – сказала Грибабушка. И внимательно посмотрела на Внучку Таню. – А вам с Константином я потом наколдую Большую Любовь. Впрочем, что я говорю?… Вы теперь и сами себе ее наколдуете!… Да? – Грибабушка оглянулась вокруг себя: – Ну, теперь и в самом деле, кажется, все!
И тогда пришел черед Внучки Тани:
– Я вот стою и не знаю: было ли все это со мной или не было? Или же это такой колдовской сон мне приснился? Сон на всю жизнь?!
А вместо ответа ей принялись махать деревья ветвями и лапами. Грибабушка пояснила их язык:
– Это ведь они тебе, Танечка, машут-прощаются! Приезжай. Живем-то ведь в лесу для людей, не для самих же себя живем! – И помолодевшим звонким голосом крикнула в Колдовской лес: – Листик! Болотик! И ты, Пачкун!… Замечательные мои ученики!
Глава десятая. ЕЛОЧКА
"…но всеравно Духи очинь любят Людей и паэтому пусть Люди тоже любят Духов. Ведь всеони вночали быливместе…"
– Елочка, гости уезжают! – строго в воздух сказала Грибабушка. – Слышишь? Может быть, ты хотя бы теперь, наконец, обратишься?
– Елочка, обратись!
– Обратись, Елочка!
– Ну, пожалуйста!
– Елочка!!! – попросили Внучка Таня и Дед-Дедуля хором.
– Сейчас она обратится, сейчас, – пообещала Грибабушка. – Будет тебе в лесу, Таня, замечательная подружка! Елочка, в конце концов, это… это просто невежливо!
И Елочка, уступив просьбам Грибабушке, наконец, обратилась.
…И стояла в летнем колдовском лесу удивительная, стройная, нежная, робкая, заснеженная, неожиданная, новогодняя Елочка.
А Внучка Таня, увидев ее, замерла и пообещала:
– Мы обязательно приедем к тебе в гости, Елочка! Под Новый год! – И крикнула в лес, где на горизонте поднимались обращенные деревья и где над ними шумел ветер: – Листик!… Болотик!… И ты, Пачкун!… С вами все-таки мне придется немножко… немножко позаниматься по русскому!…
И по уже знакомой тропинке они с Дедом-Дедулей, крепко взявшись за руки, пошли из Колдовского леса по направлению к автобусу.
Потому что, выходит, жив он, жив Колдовской лес! И езды до него не больше пятнадцати минут на любой электричке или автобусе в любом направлении Ленинградской области. Так он и стоит – непознанный, неисследованный, тайный, смущая умы. Стоит, как и стоял всегда: при монголах, при поляках, при шведах, при французах, при немцах, и даже при последних – атеистах – которые, как известно, и вообще ни во что, кроме самих себя, не верят! Все ушли, все сгинули. А лес стоит. И мало что ему делается!
Значит, и дальше будет стоять – вечно.
Внучка Таня вместе с грибами и ягодами, собранными прямо вдоль тропинки, ведущей к автобусу, увезет в Город в карманчике своего платья незаметно подброшенный туда кусочек бересты. На нем с сохранением всех многочисленных ошибок и помарок, а также с соблюдением особенностей написания изложен текст древнего оригинала:
"…Духи мечтают сновассоединится с Людьми. Ладно, пусть Духи напремер будут у людей в услужении ладно пусть будут. Они даже и на это сагласны. Но только чтобы Люди верели в них не призирали их а-бычаи и законы. И тагда все снова будут как вночали ЛЮДУ".
А к летописи, ведущейся на потемневшем от времени кусочке бересты и дошедшей до наших дней из глубины веков, добавится еще одна, последняя запись:
"…в Лесу Духи отстаяли Лес и побидили своими силами Однолапого экскаватара…"
"А написал праЭто Листик-паэт".
31 ДЕКАБРЯ
К ВОПРОСУ О СУЩЕСТВОВАНИИ СЧАСТЛИВОГО ГОРОДА
Однажды в редакцию некой газеты (скажем, к примеру, областной, Гатчинской) пришел человек и рассказал о том, что он познакомился с молодым писателем, который провел несколько дней в легендарном Счастливом Городе. В редакции, разумеется, не очень-то поверили рассказам посетителя – легенда о Счастливом Городе существовала так давно, что даже самый старый сотрудник редакции уже не помнил точно, когда она зародилась. Легенда была как легенда, ничем не лучше, да, в общем, и не хуже других легенд: все города на свете были по-своему несчастливы – один был чересчур большим, другой чересчур маленьким, один был слишком близок к морю, другой не в меру от него далек. Видимо, по этой причине и возникали время от времени разговоры о том, что на свете существуют города (возможно, засекреченные!), где не увидишь ни одного нахмуренного лица, ни одних плачущих глаз. Где жители с утра до вечера веселятся и празднуют свое бесконечное счастье. Где всего хватает, и никто не бывает обижен. Однажды там даже взяли и рассмешили последнего неудачника, и он превратился, как и все, в довольного, благополучного и совершенно счастливого гражданина.
Дело о Счастливом Городе так бы, конечно, и заглохло, оставшись не разъясненным, но помог случай: уже больше года шла подготовка к Первому Всемирному конгрессу, посвященному вопросам человеческого счастья. Информация, попавшая в областную газету, просочилась и в аппарат конгресса, где, понятно, заволновались. А поскольку речь шла о счастье целого города, решено было дать делу ход. Для чего, прежде всего, на этот Город была заведена специальная папка, в которой предполагалось собрать сведения обо всех его жителях. Потом силами ведущих ученых мира был срочно сконструирован специальный робот – сыщик-невидимка, который, оставаясь никем не замеченным и ничем не выдавая своего присутствия (все трущиеся детали этого устройства были смазаны специальной смазкой), мог проникать, как говорится, в любую щель, все видеть и все слышать и скрупулезно фиксировать увиденное на пленку.
Робот был поднят на борт вертолета и сброшен в месте предполагаемого расположения Счастливого Города. Ученые уселись у мониторов и… Но долгое время после приземления аппарата на них было видно лишь привычное и хорошо всем известное: проселочные дороги да поля, да еще леса, да изредка небольшие поселки, окруженные огородами. Так он и продвигался, этот робот-невидимка, изредка подпрыгивая на ухабах и проваливаясь в небольшие рытвины. И его мощный объектив, не всегда сдерживаемый слабыми серверными механизмами (ведь робот-то создавался в спешке!), задирался то в небо, изредка голубое, но чаще сеющее мелким дождем, то утыкался в землю, и вместо счастливых лиц взгляду ученых представлялись муравьи да жуки, да еще лягушки, и всякое такое же – не научное.
А робот все катил и катил вперед. Все детали его были изготовлены из прозрачного материала – очень прочного и с коэффициентом светового преломления, равным единице. Кроме того, спереди и сзади, сверху и снизу и со всех боков робот был обтянут очень прочной и мягкой специальной материей, которая также не отражала, но, разумеется, и не поглощала солнечных лучей и выглядела совершенно прозрачной. Шмели и стрекозы, пересекавшие дорогу механизма, мягко бились о невидимую преграду, отскакивали от нее без видимых повреждений и с недоуменным гудением продолжали свой полет чуть в стороне от дороги. Заметить препятствие можно было лишь во время дождя – капли воды, встретив преграду, обтекали ее, образуя заметную сферу. Но ливней в это время было немного, а слабенькие дождики, понятно, не в счет. Поэтому робот катил и катил вперед, не встречая преград.
Катил бы он и дальше и, возможно, обогнул бы всю Землю, ничего не сыскав – никакого Счастливого Города, но только опять, в который уже раз, помог случай: робот как раз подкатил к реке, чтобы по ее дну незаметно перебраться на другой берег, и наткнулся на пляж, где купались дети. И тут рядом с кустом бузины его объектив зафиксировал валявшийся на песке сборник русских народных сказок, собранный в середине девятнадцатого века известным фольклористом Афанасьевым. (Очень приличный, кстати сказать, сборник!) Робот потыкался объективом в книжку, шелестнул страницами. Мелькнули красочные картинки: былинные богатыри, Василиса Прекрасная, Иван крестьянский сын пашет землю на Змее Горыныче… И как-то сразу после этого наблюдателям вдруг стало ясно, что в реальном мире Счастливый Город искать, скорее всего, бесполезно. Искать его следовало в каком-то другом месте… Но в каком?