Страница 1 из 53
ГЛАВА 1
Однажды я сказал отцу:
— Папа, я хочу на Луну.
— Пожалуйста, — ответил он и снова уткнулся в книгу.
Он читал «Трое в лодке, не считая собаки» Джерома К. Джерома, которую, по-моему, знал уже наизусть.
— Слушай, папа, я же не шучу.
На этот раз он заложил страницу пальцем и ласково ответил:
— Я тебе разрешаю, поезжай.
— Да… Но как?
— Как? — Во взгляде его проскользнуло легкое удивление. — Ну, это уж твоя забота, Клиффорд.
Вот какой у меня папа. Когда я попросил у него велосипед, он ответил: «Ступай и купи», даже глаз не оторвав от книги, и я пошел в столовую, где у нас стоит корзинка с деньгами, чтобы взять нужную сумму. Но в корзинке нашлось лишь одиннадцать долларов сорок три центра, и… между мной и велосипедом пролегла не одна миля скошенных газонов. А к папе я больше и не обращался, потому что если денег нет в корзинке, значит их вообще нет.
Обременять себя банковскими счетами отец не желает: просто держит в доме корзинку для денег, а рядышком еще одну, на которой написано «Дядя Сэм». Ее содержимое он раз в год упаковывает в бандероль и отсылает в налоговое управление. Этот его способ уплаты налогов регулярно доводит фининспекцию до белого каления. Как-то к нам приехал ее представитель, чтобы потолковать с папой по-крупному.
Сначала он закусил удила, но потом взмолился:
— Послушайте, доктор Рассел, мы же знаем, кто вы. И вам-то уже совсем непростительно отказываться вести документацию по установленной форме!
— Откуда вы взяли, что я ее не веду? — спросил папа. — Веду, и очень аккуратно. Вот здесь. — И он постучал себя пальцем по лбу.
— Но закон требует вести документацию в письменном виде.
— А вы почитайте законы повнимательней, — посоветовал папа. — Нет на свете такого закона, чтобы требовать от человека умения читать и писать. Не хотите ли еще кофе?
Инспектор пытался уговорить папу посылать деньги чеком или почтовым переводом, но папа показал ему надпись мелкими буковками на долларовой бумажке: «…Принимается как законное возмещение всех долгов, государственных и частных».
В отчаянной попытке добиться хоть какого-нибудь результата инспектор любезнейшим образом попросил отца не заполнять в налоговой декларации графу «род занятий» выражением «шпион».
— А почему бы и нет?
— То есть как «почему»? Ну, потому, что никакой вы не шпион… и вообще, это шокирует…
— А вы в ФБР справлялись?
— Нет.
— Да, они, наверное, и не ответили бы. Но поскольку вы вели себя очень вежливо, я согласен впредь писать «безработный шпион». Идет?
Инспектор выскочил, чуть было не позабыв свой портфель.
Папа как скажет, так и будет, спорить не желает и от своих решений не отступается.
Когда он разрешил мне лететь на Луну, если я сам сумею все устроить, он говорил совершенно серьезно. Я мог теперь отправляться хоть завтра, если, конечно, обзаведусь билетом на лунный рейс.
Однако отец задумчиво добавил:
— Наверное, есть много способов добраться до Луны сынок. Изучи их все. Знаешь ли, это мне напоминает отрывок, который я сейчас читаю. Они тут пытаются вскрыть банку консервированных ананасов, а Гаррис забыл консервный нож в Лондоне. Они тоже перебрали множество способов.
Он начал читать мне вслух, но я выскользнул за дверь — этот отрывок я слышал раз пятьсот. Ну если не пятьсот, то триста уж точно.
Я пошел в сарай, который давно оборудовал себе под мастерскую, и начал перебирать в уме все возможные способы. Способ первый: поступить в Академию ВВС в Колорадо-Спрингз. Если меня примут, если я доучусь до конца и получу диплом, если меня отберут в космический патруль, то лишь тогда появится шанс, что когда-нибудь меня назначат нести службу на Лунную базу или хотя бы на один из спутников.
Способ следующий: изучать инженерное дело, стать специалистом по ракетным двигателям и добиться работы, связанной с Луной. Там уже перебывали, да и сейчас сидят десятки, если не сотни инженеров самых различных профилей: электронщики, криогенщики, металлурги, специалисты по керамике, кондиционированию воздуха, не говоря уж о ракетчиках.
Вот так. Из миллиона инженеров туда попадает дай Бог горсточка. Мне же и в почтальоны никогда не удавалось пробиться, когда мы играли в почту.
Человек, скажем, может быть врачом, юристом, геологом, инструментальщиком — да мало ли кем! — и попасть на Луну, получив хорошую зарплату, потому что нужен именно он, и никто другой. К зарплате я относился равнодушно. Но как добиться того, чтобы стать самым лучшим в своей профессии?
И, конечно, самый простой способ: въехать в кассу на тележке с деньгами и купить себе билет.
Но этот самый простой способ мне недоступен, всю мою наличность составляют восемьдесят семь центов. Я начал упорно думать. В школе половина ребят откровенно рвались в космос. Остальные, понимая ограниченность своих возможностей, делали вид, что им это безразличию; так же вели себя и еще несколько слабаков, которые не покинули бы Землю ни за какие коврижки. Мы часто беседовали на эту тему, и кое-кто из нас твердо решил лететь на Луну. А у меня началась настоящая лихорадка, когда «Америкен экспресс» и «Кук и сыновья» объявили об открытии туристического маршрута.
Я увидел их рекламы, перелистывая «Нэшнл Джиогрэфик», когда сидел в приемной зубного врача. Они просто перевернули мне душу.
Мысль о том, что любой богач мог запросто выложить деньги и гулять по Луне, была невыносима. Я же просто должен был лететь. Но на туристическую поездку денег мне никогда не набрать, разве что в таком отдаленном будущем, когда о полете и мечтать не придется. Так как же мне попасть на Луну?
Вы ведь тоже, небось, читали рассказики о «бедных, но честных» ребятах, пробившихся на самый верх, потому что они были самыми умными во всем графстве, а то и в целом штате. Но рассказики эти не про меня. Я, правда, числился в первой десятке нашего выпуска Сентервилльской средней школы, но этого недостаточно, чтобы получить стипендию в Массачусетском технологическом институте. Я констатирую объективный факт, школа у нас не очень хорошая. Ходить в нее здорово — мы чемпионы по баскетболу, наш ансамбль народного танца известен по всему штату, и каждую среду мировые танцульки. Жизнь в школе — первый сорт.
Вот только учились мы мало. Упор делали в основном на то, что наш директор, м-р Хэнли, называл «подготовкой к вступлению в жизнь», а вовсе не на тригонометрию. Нас, может, и подготовили к вступлению в жизнь, но уж никак не к поступлению в Калифорнийский технологический.
И выяснил я это все отнюдь не сам. Принес я как-то домой вопросник, составленный группой социологов по программе «жизнь в семье». Один из вопросов звучал следующим образом: «Как организован ваш семейный совет?»
Я и спросил за ужином:
— Пап, как у нас организован семейный совет?
— Не приставай к папе, милый, — ответила мама.
— Что? Ну-ка дай взглянуть, — сказал отец.
Прочитав вопросник, он велел мне принести мои учебники. Поскольку я их оставил в классе, он послал меня за ними в школу. Папа редко приказывает, но если уж он чего-то требует, надо выполнять.
Предметы в этой четверти у нас были: обществоведение, коммерческая арифметика, прикладной английский (весь класс выбрал темой «составление лозунгов» — веселая штука), ручной труд и спорт. У меня — баскетбол. Хоть для первого состава я ростом не вышел, но в выпускном классе надежный запасной тоже получает рекомендацию в университетскую команду. В общем и целом дела у меня в школе шли хорошо, как мне казалось.
Весь вечер отец читал учебники. Читает он быстро. В докладе по обществоведению я написал, что в нашей семье существует режим «неформальной демократии». Доклад оказался удачным: в классе как раз вспыхнула дискуссия: должен ли пост председателя совета передаваться от одного члена семьи к другому или быть выборным и имеют ли дедушки и бабушки право выставлять свои кандидатуры. Мы решили, что деды и бабки могут состоять членами совета, но на председательский пост избираться не должны. Потом сформировали комитеты, чтобы составить конституции идеальной семьи, которую намеревались представить своим домашним в качестве итога наших исследований.