Страница 18 из 78
Итак, алкоголизм — это важнейший из клубов Петра. Тот клуб, которому он сохранял верность всю жизнь. Неизвестно ни одного назначения на сколько–нибудь значимую должность, ни одного пожалования, сделанного Петром человеку, который совсем бы не участвовал в ритуале петровского пьянства.
Клуб — это вообще–то место, в котором собираются единомышленники, и этим–то важен клуб для монарха: он позволяет отбирать людей, отвечающих каким–то необходимым качествам или несущих в себе какие–то нужные представления.
По каким же параметрам должны были становиться единодушны с царем участники его главного клуба?
Само по себе запойное пьянство всегда свидетельствует о неприятии человеком жизни, в которой он вынужден жить. Если незачем убегать из действительности, если и с тем, что имеешь, жить интересно и хорошо — то ведь и регулярно пить совершенно незачем. Вот если жизнь не в жизнь, жена — последняя стерва, дети — идиоты, начальство — подонок на подонке, а жизнь безнадежно проиграна, тогда и имеет смысл забраться в забегаловку, разложить на перевернутом ящике, на газетке, соленый огурчик и рыбку, опрокинуть стакан и другой, чтобы заплясали облака, кузнечик запиликал на скрипке, потасканные рожи собутыльников излучили бы сияние, их косноязычные речи стали бы вместилищами мирового разума, а гнусная забегаловка так вообще превратилась бы в чудесное место, в которое надо бы чаще заглядывать.
Конечно, алкогольное убегание от действительности может иметь множество оттенков — в том числе и политическое. С откровенно диссидентскими целями пили и В. Высоцкий, и другие «легально диссидентствующие» в СССР 1960—1980–х годов. Логика понятна: раз запойно пьют настолько известные, любимые в народе люди — значит, «нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята», в государстве — вот о чем сигнализировало их пьянство.
Так же пили и китайские «диссиденты», не принимавшие официальной идеологии — конфуцианства. Ку Фуц–зы, Конфуций, сурово осуждал пьянство: совершенный муж не может одурманивать себя! Совершенный муж служит государству, руководит обществом, читает книги, осмысливает жизнь, чтобы стать еще совершеннее! Но вот знаменитый поэт Тао Юаньмин «не вписывался» в предписанную ему жизнь, не хотел быть совершенным мужем. Он не служил государству, не читал конфуцианских книг, жил в деревне и писал вот такие стихи:
Деградация советской власти в СССР породила, похоже, множество таких же «приближающихся к мудрецам», только без ума и таланта Тао Юаньмина.
А Пётр? Все его собутыльники по собору? В сущности, что высмеивал, над чем глумился Петр во Всепьянейшем соборе? Православную церковь, несомненно! Но ведь и не только её. Величая Ф.Ю. Ромодановского «королем», «государем», «вашим пресветлым царским величеством», а себя «всегдашним вашим рабом и холопом», «холопом вашим Piter'oм», а то и попросту «Петрушкой Алексеевым», Петр ведь высмеивал и свою собственную власть. Ставил на посмешище то самое государство, которому истово служил сам и служить которому заставлял всех своих подданных.
И это заставляет задавать вопрос — от чего же срывался в запойное пьянство царь? От чего он убегал в стакан с сивухой? Почему он высмеивал, делал предметом шутовства собственную власть и собственное положение в обществе?
И вот тут я рискну дать ответ… вернее, вариант ответа, который может вызвать разные эмоции у читателей… А кто вам сказал, что Петр Алексеевич хотел быть царем?! Вопрос кажется каким–то даже диким; тем более после того, как перед читателем проходит целая вереница людей, способных на что угодно, в том числе на преступление, лишь бы посидеть на троне или хотя бы постоять возле него. Но ведь из этого не следует, что ВСЯКИЙ человек, в том числе и всякий, родившийся в царской семье, непременно этого хочет.
Алексею Михайловичу быть царем явно нравилось. Петру Алексеевичу с той же определенностью — НЕ нравилось. Ему не хотелось встречать в Грановитой палате послов иностранных государств, «сидеть» с боярами, принимать ответственные решения, жить в торжественной пышности, имеющей обратную сторону — принятие ответственности за всю страну, за судьбу войны и мира, за настоящее и будущее Московии.
Не говоря ни о чем другом, он слишком был не готов ко всему этому. Слишком дикий и маловоспитанный, чтобы чувствовать себя естественно в обществе иностранных послов, слишком невежественный для принятия судьбоносных решений, слишком не подготовленный к «роли» правителя, царя, он естественным образом убегал из действительности, где ему отводилась только эта роль. Убегал туда, где его роль «Петрушки Алексеева», рядового «бомбардира», «протодиакона» или «шкипера» соответствует его уровню компетенции, знаний, общей культуры. Может, он и хотел быть не царем, а рядовым бомбардиром? Может, потому даже в Германии и Голландии он пытался копировать не образ жизни владетельных князей, а матросов и младших офицеров, средних слоев мещанства? Может, потому и сборища его придворных больше похожи на пирушки ремесленников, чем на чинные собрания царедворцев?
А злое высмеивание того винограда, что оказался Петру «зелен», и создало похабные пародии на Церковь и на властную структуру. Может быть, кстати, от того же и нелюбовь Петра к представителям старинных родов, к людям умным, компетентным и образованным?
РОМАНОВ ЛИ ОН?
Впрочем, был ли еще Петр фактическим сыном царя?
Да, именно такой вопрос задавали себе уже современники. В какой–то степени это вопрос из той же серии, что и вопрос — а не антихрист ли он?
«В Неметчине царя подменили!» — кричал в 1696 году некий подьячий, и его крики находили полное понимание у множества «простых» людей, а в какой–то мере — и у боярства. Старец Александр передает убеждение очень многих священников и крестьян, что Петр родился от
«нечистой девицы»
Такие слухи вполне могли пойти просто потому, что царь был откровенно «не такой», и логика их очень ясна — раз царь «неправильный», неправедный — значит, подменыш!
Но считать Петра «не настоящим» Романовым были и гораздо более серьезные основания… Уже хотя бы физический облик Петра. Все Романовы, начиная с первого царя Михаила и его отца Филарета, были, грубо говоря, маленькие и толстые. Дети Алексея Михайловича от Милославской тоже росли типичными Романовыми — маленькими, упитанными, психологически стабильными, добродушными. Можно, конечно, сказать, что Пётр пошел в родню по матери… Вроде бы он взрослым стал похож на одного из родных братьев матери, Федора Нарышкина. От Нарышкиных же некоторые историки производили и его бойкость, в том числе бойкость мысли. Ведь из Нарышкиных происходили несколько остряков XVIII века (но, говоря по правде, трудно найти остроумие у Петра).
Но и Нарышкины не были ни рослыми, ни особо сильными.
Так в кого же тогда пошел тяжелый невротик Петр — ростом в 2 метра 9 сантиметров, который мог свернуть в трубку серебряную тарелку или перерезать острым ножом кусок сукна на лету?
Интересно, что вообще–то в семье Романовых до Петра никогда не было людей «с отклонениями»… как говорят в народе, «с приветом». Не было и в те времена, когда «худородные» Романовы сидели «ниже» Воротынских и Морозовых и ни о каком царском венце и не мечтали. Люди они были разные, но, во всяком случае, не ниже средней умственной и психологической нормы. Люди как люди.