Дурная привычка

— Не, — заулыбался Серж. — Мы про аномалии.

— Что задумали? Предупреждаю, — я обратился к Виталию, — в аномалию не полезу ни за какие деньги.

— И не надо. — ученый махнул на меня рукой. — Тут вот какая идея. Аномалия, как ты знаешь, производит артефакты после того как полностью разряжается. А разрядиться ее может заставить только материальное тело, попавшее в зону действия указанной аномалии. Так вот, идея такова: закидывать в аномалии различные предметы, и ждать, что получится. Что думаешь?

— Думаю, хренотень получится. — я потянулся, изображая полное безразличие к обсуждаемому предмету. — Ты, Виталий, поговори на эту тему с Болотным Доктором. Сдается мне, он в аномалиях и артефактах разбирается получше нас всех, вместе взятых.

— Пробовали, — ученый враз погрустнел. — Не выходит ничего. Молчит твой Доктор, как пень. И посмеивается над нашими проектами только. Блин! Представляешь, Крохаль, голову на отсечение даю, что у него в доме чертова туча полезной информации, а он сидит на ней, как собака на сене! Козел!

От обычно сдержанного в высказываниях Виталия, такой эпитет был сродни трехэтажной брани. Видимо, не один раз он пытался с Доктором договориться о взаимном сотрудничестве!

— Ты Доктора-то не обижай! — встал я на защиту Айболита. — Он нам еще пригодится. А про аномалии так скажу. Не знаю, в курсе ты или нет, но был в Зоне, по слухам, один алхимик, который пытался пойти тем путем, что сейчас предложил. Говорят, что у него даже что-то получалось. Кончил плохо — в «Трамплин» угодил. Злые языки утверждают, что «Трамплин» тот полностью разрядился, но артефакта не оставил. Не заслужил, видать, алхимик такой чести. Вот так-то. С Зоной, как и с природой, играть нельзя! Это я тебе говорю как сталкер, намотавший не одну сотню километров тут. С Зоной можно только мирно существовать, причем, придерживаясь ее правил. Ибо на каждую вашу, прошу прощенья, нашу безумную выходку она ответит такими неприятностями, что по сравнению с ними то, что происходит сейчас — детский лепет. С Зоной нельзя играть. Ее можно изучать, ее можно разглядывать, но пытаться использовать, сдается мне, нам рановато. Не доросли мы еще до этого. Помнишь, раньше лозунги были: «Мирный атом в каждый дом!». Или, как это?… В Припяти, по моему… На доме висел… Лозунг… А! «Пусть будет атом работником, а не солдатом!». Поторопились тогда. Получили Чернобыль. Людей с насиженных мест стронули. Помнишь, что потом было? Самоселы… Не хотел народ со свой земли уходить. Однако, многие так и не вернулись в родные места. В ту же Припять, например. Ты там хоть про одного возвращенца слышал? Вот то-то. Целый город исчез, только скелет его остался. И с Чернобылем тоже. Потом, самоселы, если помнишь, кому-то помешали, и их, аккурат перед Катастрофой, под стволами вывезли с территории санитарной зоны. А кто не уехал, при взрыве погиб. И вот, получите Зону со всеми ее причудами. Теперь у нас, видимо, другие призывы: «Полезный артефакт в каждый дом»? Плохо кончиться может. Странно, Виталий, что ты этого не понимаешь.

Выслушав тираду, ученый, собрался было возразить, но, взглянув на мое лицо, промолчал. Наверное, оно стало каменным, как происходило всегда, когда я разговаривал на значимые и болезненные для меня темы. Серж тоже помалкивал, видимо ошеломленный моими высказываниями. Молчание затягивалось и становилось неловким. Прервал его, на правах хозяина, Затевахин.

— Ладно, господа сталкеры, — сказал он поднимаясь. — Не будем обсуждать сейчас общемировые проблемы — время позднее. Пошли спать. На досуге, в другой раз, поговорим. У меня, надеюсь, аргументация иная появится, и у вас, может, мнение изменится на этот счет.

Что- то возразить на предложение было трудно. Поэтому мы с Сержем тоже поднялись, поблагодарили Виталия за гостеприимство и отправились в комнату, которую он определил нам для ночлега.

В дверях я остановился, ибо мне в голову пришла интересная мысль.

— Виталий! — окликнул я ученого, который почти скрылся в своей спальне.

— Чего? — обернулся он с порога.

— Скажи мне, образованный человек, тебе слово «пластрон» о чем-нибудь говорит?

— Говорит, конечно. А что?

— Что оно обозначает? — мне казалось, что мысль, пришедшая в мозг, имела претензию на гениальность.

— У него есть два толкования, — ученый ухмыльнулся. — Одно из биологии, второе из моды. Тебе какое больше интересно?

— Давай оба, — меня несколько сбил с толку такой ответ, а мысль стала попахивать не гениальностью, а безумием. — Сначала из области моды.

— Так называют туго накрахмаленную переднюю часть мужской сорочки, которая выступает из фрачного жилета.

— Манишка, что ли? — озадаченно переспросил я.

— Нет, манишка — это отдельная деталь одежды, изображающая из себя как раз ту часть рубашки, которую именуют пластрон.

Такое объяснение меня совсем запутало. Каким боком Охотник приплел кодом к своим записям «модный» термин? Да, чудны твои дела, учитель! Еще раз я убедился, что широта интересов Охотника, поистине, невообразима! Размышления о наставнике прервал Виталий.

— А второе толкование слова тебя не интересует?

— Какое? — я не сразу понял, о чем речь.

— Биологическое. — словно глупорожденному объяснил мне Затевахин.

— Интересует, конечно, говори!

— Так вот, в биологии, точнее — в зоологии, у этого слова тоже есть два значения. Так называется воздушная оболочка вокруг брюшка у некоторых видов пауков и нижний щит панциря черепахи.

Ай да учитель, ай да затейник! Ну, молодец! Это ж надо, а! Нижний щит панциря черепахи! Вот уж действительно, «пластрон»! Лучшего слова, чтобы защитить информацию в письме, не придумаешь! Кстати о письме! За всеми делами я забыл про флешку, которую нес Затевахину. Надо исправляться. Покопавшись в кармане, я нашел ее, вынул и подошел к ученому.

— Виталий, извини, забыл совсем. — сказал я, протягивая флешку. — Тут данные о «пульсирующих» аномалиях, которые я тебе обещал, и еще одно письмо. Поймешь, когда прочитаешь. Единственное, что: там защита стоит. Скопировать письмо с флешки у тебя не получится. При попытках взломать, файлы уничтожатся. Через неделю, если не вернусь, защита сама откроет вход. До того, даже не пытайся, можно потерять все безвозвратно.

— Спасибо, Крохаль! — Виталий принял флешку, будто бесценное произведение стеклодувного искусства. — Спасибо. Идите спать, ребята, завтра вам вставать рано.

Две кровати, две тумбочки и шкаф — вот и вся обстановка спальни. Мы завалились на койки не раздеваясь. Нехорошо, конечно, по отношении к хозяину. Но, надо делать скидку на местные условия — Зона на побудку может даже армейских уставных секунд не дать. Поэтому и оружие мы оставили в снаряженном состоянии под рукой. Мало ли что… Перед сном я выдал Сержу особые пилюли.

— Это что, — Серж катал на руке два неаппетитных шарика.

— Запорное. — ответил я и проглотил свою дозу.

— Чего?! — с придыханием спросил Серж.

— Запорное. Примешь две пилюли, и дней на пять можешь забыть, что такое туалетная бумага.

— А зачем? — Серж продолжал катать шарики на ладони, поглядывая то на меня, то на них.

— Ты думаешь, у тебя в ближайшие несколько дней будет время до кустиков добежать? Не, если хочешь, можешь, конечно, в комбинезон дела делать. А что? Поначалу, даже тепло будет.

Серж без звука проглотил препарат и лег на койку, обижено отвернувшись к стене. Я тоже попытался улечься на ложе. Удалось мне это не сразу, потому что ранец, намертво прикрепленный к костюму, не позволял устроиться на спине. Но с этим неудобством я справился быстро: примостился на матраце полубоком, облокотившись на ранец. Получилось даже удобно.

— Понимаешь, Крохаль, — голос Охотника прорывался сквозь маску с трудом, — имя очень много значит для человека. Зачастую, от имени зависит характер. Ну, или характер формируется в зависимости от имени. Это, как тебе больше понравится.

Мы двигались по краю Темной Долины в сторону Кордона. Ядовитые болотные испарения и «Горячие пятна» не позволяли нам снять защитные маски. Под ногами хлюпала жижа, издавая громкий «чавк» при каждом нашем шаге. Местами, по низинкам, клубился желтоватый туман, полностью скрывавший от любопытных глаз все происходящее в нем. Хотя, скрывать туману ничего и не нужно. Внутри него ничего не происходит, просто. Ни один мутант или сталкер, уровень интеллекта которого хоть немного превышает ясельный, не сунется добровольно в этот туман. Когда он в низинах рассеивается, гонимый жарким солнцем, нет-нет, да и заглядывающим в Долину, на месте желтых хлопьев остается выжженная земля.