Отель "Раффлз"

После этого актриса погрузилась в молчание. «Куда бы вы хотели отправиться?» «Не хотите ли есть?» «Может быть, лучше вернуться в отель?» «Не хотите ли посмотреть другой храм?» Она не ответила ни на один из моих вопросов. В таких случаях я обычно отправляюсь в парк или на берег моря, но поглядев в зеркало заднего вида, я понял, что это вряд ли поможет восстановить ее душевное равновесие.

Когда я работал в Японии в турагентстве третьей категории, мне приходилось бывать на Восточном побережье Соединенных Штатов и один раз в Европе в качестве сопровождающего группы. Помимо Сингапура я бывал в Сан-Франциско, Париже, Лондоне, Женеве. Как я ни старался, я не мог представить эту актрису ни в одном из перечисленных городов; она не соответствовала ни одному пейзажу, которые печатаются на открытках. Ее было невозможно представить ни в пустыне, ни в порту, ни в старом городе, ни в переплетении улочек, ни на заснеженной равнине, ни на берегу моря.

Я выехал на объездную магистраль и стал нарезать круги. Однажды мой старший брат попросил меня присмотреть за его сыном. Я совершенно не знал, как его развлечь, поэтому посадил его в машину и стал крутиться по Кавасаки и Иокогаме. Здесь я поступил так же и скоро заметил, что актриса уснула. Ее сонное сопение напоминало шорох ветра, пролетающего над степью.

Проснулась она уже в сумерках, как раз в тот момент, когда стрелка индикатора горючего угрожающе склонилась к нулевой отметке. Она что, не высыпается ночью? Ну, как бы то ни было, сейчас она проспала как минимум три часа. Во сне ее, видимо, преследовали кошмары и она плакала. Первый раз в жизни я видел, как люди плачут во сне.

Определенно, судьба не спешила исполнять ее желания. Актриса сказала, что хотела бы отдохнуть на террасе ресторана Тиффани Рум. Ей хотелось тишины и покоя. Вообще «Раффлз» как нельзя более подходит для этого. Но из-за этих орхидей я совсем забыл о том обстоятельстве, что сегодня началась рождественская неделя и в Тиффани Рум, где обычно можно встретить от силы две-три пары посетителей, заказывающих себе прожаренный ростбиф, устроили шумную дэнс пати — танцевальную вечеринку. Актриса с полчаса пристально рассматривала разномастный народ, извивавшийся в ритмах латино. Так что же ей было нужно на самом деле?

«Ах, кстати, вы уж меня простите… я по поводу вчерашних цветов… мне прислали счет с вашей подписью, из которого ясно, что вы сами заказали для себя эти орхидеи. Наша фирма, конечно же, уплатила вперед… но могу ли я попросить вас рассчитаться теперь? Если угодно, можете расплатиться по кредитной карте, это не проблема… я только попрошу вас подписать квитанцию с проставленной суммой. Поскольку сумма значительная, думаю, стоит взять в банке справку…» — я хотел выложить ей все это, а потом немедленно ретироваться.

Ну, или, как минимум, мне следовало спросить ее: могу ли я уйти теперь? «Скажите, в каком часу мне приехать за вами?» Но я не мог даже обратиться к ней с вопросом. У нее еще не высохли слезы на щеках и тушь немного растеклась.

Если бы на ее месте была Мэт, что бы она сказала на это? Она танцовщица, но и в психологии тоже разбирается. Как-то раз она заявила мне: если ты живешь в Нью-Йорке, то чтобы поддерживать свое физическое и моральное состояние в норме, необходимо иметь достаточно денег и быть немного психологом. Конечно, она бы сказала мне, что я хорошо поступил: «Такэо, этой актрисе лучше преподнести такую новость как-нибудь неофициально». И не упустила бы случая вставить свою любимую фразу: «Ты же знаешь, все желают быть счастливыми».

Актриса ушла с террасы и двинулась по неосвещенному коридору мимо ряда греческих колонн. Я последовал за ней. Вдруг она обернулась и посмотрела мне в лицо. Так и есть: вот сейчас гениальная актриса бросит в лицо миру свое проклятье. Поскольку я все равно ничего не мог поделать, мне оставалось только ждать, улыбаться и думать: «Боже мой, помилуй ее!» Однако я ошибся в своих ожиданиях. Актриса вдруг произнесла:

— А не выпить ли нам шампанского?

«Да что с тобой? Что за мрачное выражение у тебя на физиономии? Ну же, повеселей!» — казалось, говорил ее взгляд. Шампанского? Тогда как понимать ее молчание, которое мне ничем не удалось нарушить? А как же пережитые мной неприятности из-за счета за цветы, а? Конечно, я не мог сказать ей об этом. Я принял ее приглашение… я был похож на верного слугу, у которого дрожит голос от радости, что его госпожа наконец-то обратилась к нему с вопросом.

— А, прекрасная мысль! Пойдемте, я закажу.

«Такэо, возьми себя в руки! Ты бы еще повилял хвостом, как собачонка».

— Э-э… «Гран Дам». Что? О чем это она?

— «Грандам»?

Ясное дело, это марка шампанского. И тем не менее она не сказала «Моэт и Шандон».

— Здесь, наверно, не окажется «Гран Дам». Закажем просто «Вдову Клико», это тоже неплохо.

— А, «Вдова Клико», так? — Да.

Да сколько же тебе повторять, ты не понимаешь с первого раза, что ли?.. Не то чтобы она так подумала, но… эта женщина обладает оружием такой силы, которую я и представить себе не могу. В эту минуту я ощутил что-то вроде сочувствия к бывшему военному корреспонденту, за которым она приехала сюда.

— Что, я?

— Да пожалуйста!

— Да не собираюсь я ехать искать тебя, особенно когда ты пьешь шампанское с другой женщиной. Тем более если речь идет о знаменитой японской актрисе!

Усадив актрису за столик и заказав шампанское, я на несколько минут оставил ее одну, сказав, что иду в туалет, а на самом деле бросился звонить Мэт. Я не мог оставаться наедине с актрисой целый вечер.

— Да будет тебе… Уверяю, ничего такого!

— Тогда почему? Она что, плачет, рыдает, ломает все, что попадется под руку, лупит чужих детей… в чем, наконец, дело?

— Ты же говорила, что хотела бы с ней увидеться, так? И хватит говорить мне гадости!

— Такэо, ты малость того…

— Послушай… Приезжай, посидишь с нами часок и тогда поймешь, о чем я говорю.

— Лучше скажи мне правду.

— Это ты о чем?

— Ты просто ее боишься.

— Не шути так.

— Ну хорошо, объясни мне, что я там буду делать?

— Я хочу, чтобы ты ее взбодрила. Помнишь, у тебя есть черное платье, что ты надевала на прием в посольстве? Надень его теперь… ну и колье, что подарила мать, серебряное с бриллиантами. И мне кажется, что лучше всего тебе сделать высокую прическу.

— И еще прихватить гранатомет и слезоточивый газ…

— Уймись, пожалуйста. Ноги у тебя все равно длиннее, чем у нее.

— Что я должна делать?

— Просто сядь рядом со мной и смотри, как она улыбается, как говорит.

Едва нам принесли бутылку «Вдовы» с оранжевой этикеткой, как оркестр заиграл танго «Jealousy» («Ревность» (англ.)). Мало-помалу я начал понимать поведение актрисы. Когда официант подал на стол бутылку и спросил, все ли нас устраивает, актриса чуть смущенно ответила: «Да, все в порядке». У женщин такая реакция обычно означает стыдливость, мол, простите, что заставили вас беспокоиться из-за бутылки шампанского. Но в случае с актрисой смысл был иной: это было своего рода выражение презрения. «Нет даже шампанского, которое я обычно пью, а этот несчастный мальчик из жалкого сингапурского ресторана даже не представляет себе, что это может доставить неудобство… Вместо него стыдно мне».

Ну и в довершение всего — эта музыка… «Jealousy», самое сентиментальное танго в мире. Зал уже был заполнен танцующими.

— Это же самое шампанское я пила со своим любимым… Актриса слушала только себя. «Мэт, приезжай поскорее, иначе у меня скоро не выдержат нервы!»

— Ничего, правда?

Ответь я «Да, прекрасно» или «Нет, гадость», результат был бы один и тот же: актриса почувствовала бы себя немного свободнее.

— Суховато, как будто… — ответил я, и она удовлетворенно кивнула. «Все хотят быть счастливыми»… но нельзя утверждать однозначно, когда перед тобой — Моэко Хомма.

— А я люблю все, что играет и пузырится.

Что она хочет этим сказать? Мне даже ответить нечего. В тот момент, когда я приподнялся, чтобы бежать звонить, появилась Мэт в своем черном платье, словно в боевом облачении.