Страница 9 из 45
Один из лидеров ― сенатор Форейкер таким вспоминает Т. Рузвельта: «...щеголевато выглядящий парень в очках аплодировал кончиками пальцев; волосы у него были разделены пробором посредине, коротко острижены спереди; он усиленно налегал на «р» в своем произношении. Возможно, что у него есть способности, но он отмечен неистребимым запасом неизлечимого пижонства и фантазий, которые, придет день, встретят надлежащий отпор». Пройдет время, и через двадцать три года Рузвельт и Форейкер скрестят мечи, пока же они в неравных условиях. Рузвельт не произвел на партийное руководство особого впечатления. Карикатуристы изображали его амбициозным, но слабым ― бьющим голыми руками по глухой стене. Художникам нравилось пижонство своей жертвы. В плотно облегающих брюках, высокой шляпе, длиннополом пиджаке изысканных линий он выглядел никчемным щеголем. Характерная улыбка еще не стала главным признаком его карикатурных изображений. Законодатель эстетической богемы Оскар Уайльд и не подозревал, что его именем называют молодого ставленника нью-йоркской буржуазии.
Предвыборная платформа республиканцев отражала интересы не готовой еще к штурму мировых рынков американской буржуазии: высокий тариф для защиты от иностранного импорта, поддержка золотого стандарта, реформа государственных служб и многое другое, повторяющееся каждые четыре года. Даже республиканская «Нью-Йорк тайме» назвала эту платформу «неискренней и бессмысленной». На конвенте неожиданностей не было. Блейн шел фаворитом и при четвертом голосовании набрал необходимое число голосов. Рузвельт, один из лидеров независимой фракции, видел, как тают ее ряды, и заранее убедился в поражении. Не осуществились его планы добиться национальной известности. Он увидел вблизи заправил своей партии, и это отнюдь не добавило почтения к ним. В письме сестре Рузвельт писал: «Голос народа может быть гласом божьим в пятьдесят одном случае из ста; но в остальных сорока девяти случаях это может быть голос дьявола или, что еще хуже, голос глупца».
Демократы, даже если они не разделяли взглядов новой политической фигуры ―г. Кливленда, увидели шанс покончить с господством республиканцев, используя их раскол. Для них наступил великий час. Четверть века партия находилась в загоне, четверть века она ждала. Атаку повели партийные публицисты. Они напомнили избирателям события последних лет: военный министр республиканской администрации, уличенный во взятке, подал в отставку; спикер палаты представителей с группой конгрессменов были замешаны в афере «Креди мобилье». В Вашингтоне под крылом республиканской администрации окопалась банда взяточников, коридоры власти заполнили всемогущие лоббисты монополий. Сенатор Хоар из Массачусетса выступил с катоновским красноречием: «Моя общественная деятельность... продолжалась немногим более одного выборного срока. Но за этот краткий период я видел, как пятеро судей Соединенных Штатов ушли со своих должностей под угрозой суда за коррупцию и нечестное ведение дел Я видел, как председатель комиссии по военным делам потребовал удаления четырех своих помощников, продававших свои официальные привилегии выбора юношей в военное училище. Когда величайшая в мире железная дорога, соединившая два омывающих наши берега океана, была окончена, я видел, как наш национальный триумф и экзальтация обратились в горечь и позор после докладов трех комиссий конгресса, свидетельствующих о том, что каждый шаг в этом великом предприятии был связан с мошенничеством. Среди самых высоких лиц, от людей, состарившихся на общественном поприще, я слышал бесчестную доктрину, что правильным путем достижения власти в республике является подкуп при помощи должностей, созданных якобы для народа, и что подлинной целью занявших эти должности является осуществление собственных амбиций и удовлетворение личных интересов. Я слышал, что подозрения падают на доверенных лиц президента».
Демократический конвент, собравшийся в июле 1884 года в Нью-Йорке, в качестве главного козыря держал эти обвинения республиканской партии. Внутренняя проблема, проблема выбора была практически решена: Гровер Кливленд стоял на голову выше своих конкурентов. Откровенно констатировалось то, что большинство выступает не за программу Кливленда, а за осуждение коррупции.
Г. Кливленд добился номинации. Характерны слова губернатора Висконсина: «Люди любят его более всего за то, что у него есть враги». Идя к ноябрьским выборам,г. Кливленд сумел воспользоваться расколом в рядах республиканцев. Разумеется, дело не обошлось без характерных для США разоблачений и скандалов. Политические детективы обнаружили, что лет десять назадг. Кливленд был близок с замужней женщиной, встал вопрос об отце ее ребенка. Подобные разоблачения, умело поданные, отвратили от Кливленда часть «независимых». Рузвельт присоединился к нападкам на кандидата с подмоченной репутацией. Однако эта линия не возобладала. Неизвестный оратор, выступая в университетском клубе, высказал весьма здравое суждение: «Из того, что я слышал, вытекает, что мистер Кливленд показал твердый характер и большие способности в общественной жизни, но его поведение в личной жизни вызывает вопросы, в то время как мистер Блейн в общественной жизни был слабым и нечестным, являясь в то же время превосходным мужем и отцом. Я прихожу к заключению, что мы должны избрать мистера Кливленда на общественную должность, для занятия которой он имеет такие превосходные качества, и предоставить мистера Елейна частной жизни, в которой он проявил себя столь выдающимся образом». Повлияла ли эта убедительная логика на избирателей или нет, но в ноябре 1884 года Кливленд был избран президентом.
Рузвельт чувствовал себя в эти месяцы неуютно. Он давно выступал против Блейна, но из партийной солидарности не считал возможным вести эту борьбу. Некоторое время обсуждался вопрос о его баллотировании в конгресс от первого округа на Лонг-Айленде. Взвесив шансы, Рузвельт отказался. День выборов он воспринял как национальное несчастье. Победа Кливленда, поражение К. Лоджа в Массачусетсе, мрачные размышления о собственном будущем ― все это вызвало духовный кризис, привело Рузвельта к мыслям о переселении на Запад. Там, в краю мужественных поселенцев, его ждет простая жизнь, перемена даст отдохновение, а оно было ему необходимо после гонки 1881 ― 1884 годов.
Дикий Запад и Клио
Многие годы «американская мечта» пряталась в недосягаемой дали Запада, куда направлялись повозки переселенцев. К последней четверти века уже не осталось свободных земель. Тотчас же не стало того, что называли «аграрной демократией».
Со времен Томаса Джефферсона, когда свободный фермер был назван «самым ценным достоянием государства», со времен Эндрю Джексона, когда западный фермер пришел в Вашингтон, фермерская масса составляла основу буржуазно-демократического порядка. Дальнейшее развитие капитализма разрушило патриархальные устои. Владельцы крупных, наиболее продуктивных ферм, объединившись с железнодорожными магнатами, начали душить своих менее удачливых соседей. Основная культура ― пшеница резко упала в цене. Еще в 1881 году за бушель пшеницы платили 1 доллар 19 центов, а в 1890 году ― только 40 центов. Цена кукурузы за то же время понизилась с 63 до 26 центов. Даже «вечная ценность» ― земля стала резко дешеветь. Если во время последних пионеров, осваивавших незанятые земли, за акр платили 30 долларов, то в 1890 году ― менее 5 долларов. Многие фермеры топили свои жилища зерном: это было выгодней, чем продавать его ниже стоимости. В ряде мест скот уничтожали просто потому, что девать его было некуда.
Чем лучше работал фермер, тем меньше был его доход. Чем больше производилось продукта, тем дешевле он становился на рынке. Ни один фермер не мог поверить, что всему виной перепроизводство. О каком перепроизводстве идет речь, если в городах живут полуголодные рабочие, да и среди фермеров голод не был незнакомцем. Недопроизводство ― вот что видел разоряющийся фермер.