Страница 3 из 91
Таким образом, остается немало неясностей, которые впоследствии слишком легко превращаются в «тайны». Тем не менее три фундаментальные идеи можно выделить с полной отчетливостью:
— Орден был создан из-за того, что несколько рыцарей пожелали отречься от мира. Их поступок был продиктован религиозными мотивами.
— Инициатива исходила от двоих человек, один из которых, Гуго де Пейен, стал первым магистром нового «воинства», как в то время именовался орден.
— Основание ордена полностью отвечало пожеланиям религиозных и светских властей Иерусалимского королевства. Орден Храма, как и позднейшие военные ордены, объединял идеал монаха и рыцаря. Эта идея была поистине скандальной в эпоху, когда христианскому обществу навязывали модель трехчастного деления на сословия — одни молятся, другие воюют, а третьи трудятся. Ибо все эти три группы четко разделялись и иерархически подчинялись один другому — духовенство главенствовало над двумя другими, а монашество составляло высшую прослойку самого духовенства.
Орден Храма родился по воле безвестного рыцаря из Шампани, радеющего о спасении своей души. Но, кроме того, его основание стало возможным благодаря новым духовным течениям, высвобожденным во время григорианской реформы Церкви. Орден прекрасно вписывался в идеологию крестовых походов: он стал самым уместным ответом на их потребности.
Двадцать седьмого ноября 1095 г. папа Урбан II выступил с проповедью на провинциальном соборе, устроенном в Клермоне. Он только что проехал по южной Франции, чтобы проверить, как идет реформа Церкви, которую он горячо поддерживал, будучи убежденным приверженцем идей Григория VII. Перед этим собранием епископов и аббатов (на соборе присутствовали и немногочисленные миряне) понтифик сурово осудил клириков, повинных в симонии, которые торговали церковным имуществом. Досталось и мирянам, которые вопреки церковным запретам погрязли в роскоши, подобно королю Франции Филиппу I, или, будучи настоящими рыцарями-разбойниками, нарушали мир Божий, который Церковь вот ужекак сто лет старалась заставить их соблюдать. Вот тогда-то папа и предложил рыцарям способ искупить свои грехи и открыл перед ними путь к спасению — идти освобождать Иерусалим от неверных!
«Пусть же выступят против неверных, — сказал папа, — пусть двинутся на бой, давно уже достойный того, чтобы быть начатым, те, кто злонамеренно привык вести частную войну даже против единоверцев и расточать обильную добычу. Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями. Пусть справедливо бьются теперь против варваров те, кто в былые времена сражался против братьев и сородичей. Ныне пусть получат вечную награду те, кто прежде за малую мзду были наемниками. Пусть увенчает двойная честь тех, кто не щадил себя в ущерб своей плоти и душе. Те, кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты; здесь — враги господа, там же станут ему друзьями» (Фульхерий Шартрский. Иерусалимская история).[3]
Урбан II не импровизировал. Руководство «святым походом» было доверено епископу Пюи, Адемару Монтейскому; в том, чтобы увлечь за собой рыцарей-мирян, папа мог с уверенностью рассчитывать на графа Тулузского, Раймунда IV, с которым он незадолго до этого встречался.
Как известно, успех клермонской речи превзошел самые оптимистичные ожидания. Тысячи людей всех сословий отправились в путь, спрашивая в конце каждого дневного перехода, не Иерусалим ли виднеется впереди! Позади этой шумной и недисциплинированной, но полной воодушевления толпы, которая избивала евреев в долине Рейна, грабила венгерских крестьян и разоряла византийские деревни, двигались отряды рыцарей, крупных и мелких сеньоров из Нидерландов, Франции или нормандской Италии. Все они стекались к Константинополю, столице Византийской империи, сказочному городу, поражавшему воображение любого, кто его видел. Встревоженный таким наплывом воинов, басилевс постарался организованно переправить крестоносцев в Малую Азию. После битвы при Манцикерте в 1071 г. эта некогда византийская территория почти целиком перешла под власть турок-сельджуков. Разбив этих самых турок при Дорилее в 1097 г., крестоносцы вышли в Северную Сирию и в 1098 г. осадили и взяли Антиохию. Спустя год, 13 июля 1099 г., пал Иерусалим. Град Божий, который считался оскверненным после многих веков присутствия неверных, был безжалостно очищен кровью.
Для многих крестоносцев цель была достигнута — помолиться у Гроба Христа и ощутить свою близость к Господу. Как делали многие другие в течение столетия, они совершили самое священное и почетное паломничество. К тому же они освободили Град Христов от неверных. Миссия была выполнена, и они собирались в обратный путь домой. Впрочем, не все.
Один мелкий сеньор из Лиона, Ашар де Монмерль, заложил свои земли аббатству Клюни, чтобы добыть средства, необходимые для «святого похода»:
Я, Ашар, рыцарь, из замка, называемого Монмерль, сын Гишара, который также носил имя де Монмерль, находясь посреди этого огромного народного ополчения или войска христианского народа, желающего пойти в Иерусалим, чтобы сражаться с язычниками и сарацинами во имя Господа, также охвачен этим желанием. И, вознамерившись отправиться в путь хорошо вооруженным, я заключил с господином Гуго, почтенным аббатом Клюни и его монахами, следующее соглашение. В случае если я умру во время этого паломничества в Иерусалим или же если я каким-то образом решу остаться в той земле, пусть монастырь Клюни удержит заклад и вовеки владеет им уже не как закладом, а как законным и передаваемым по наследству имуществом…[4]
Однако тех, кто вышел в дорогу без всякой мысли о возвращении, как, например, Боэмунд, нормандец с Сицилии, ставший затем князем Антиохийским, было меньшинство. По крайней мере, их было недостаточно, чтобы удержать завоевания. В первое время это не представляло слишком большой помехи, так как успех крестового похода имел колоссальный резонанс на Западе. Каждый год на Святую землю прибывали новые группы вооруженных пилигримов. Кроме того, крестоносцам помогали итальянские флоты Пизы, Генуи, а позже Венеции, которые позволили завоевать главные приморские города, Акру в 1104 г. и Триполи в 1108 г. В результате латинянам удалось установить свою власть над вытянутой территорией между морем и пустыней, охватывавшей прибрежную равнину и горы Ливана и Иудеи. Одно за другим возникли четыре государства. На севере, выдаваясь вглубь вражеской территории, находилось наполовину франкское, наполовину армянское графство Эдесское. Оно появилось первым и основал его Балдуин Булоньский, брат Готфрида Бульонского, впоследствии ставший первым королем Иерусалима. Княжество Антиохийское занимало Северную Сирию. За ним следовало графство Триполиийское, которое было самым маленькимгосударством крестоносцев. Наконец, от Ливана до Синая простиралось королевство Иерусалимское (см. карту в Приложениях).
Мусульманский мир тогда был слишком разобщен, чтобы оказать достойный отпор. Однако в руках мусульман оставались два важных населенных пункта: Тир до 1124 г. и Аскалон, ключ к Египту, до 1153 г. Этот последний город представлял собой постоянную угрозу для районов Рамлы и Яффы. В 1114–1115 гг. гарнизон Аскало-на с помощью небольшого флота, прибывшего из Египта, дважды в течение нескольких дней попробовал овладеть Яффой, а рамлская равнина оставалась театром постоянных военных действий вплоть до взятия Аскалона. А главный путь в Иерусалим, по которому многочисленные паломники спешили на Святую землю, начинался в Яффе и проходил через рамлскую равнину. Западноевропейские пилигримы проложили эту дорогу еще в XI в., т. е. до крестовых походов. Естественно, это непрестанное движение в обе стороны привлекало разбойников и бандитов, для которых грабеж паломников стал прибыльным делом. Пилигримы также принимали меры предосторожности и путешествовали только группами и с оружием. Правда, для того, чтобы быть ограбленным, вовсе не нужно было забираться так далеко — на пиренейских дорогах, которые вели к Сан-тьяго-де-Компостелла, безопасность «Божьих странников» была обеспечена ничем не лучше.
3
Цит по: 3a6opoв M. A. История крестовых походов в документах и материалах. M., 1977. C. 50. Мы располагаем текстом клермонской речи папы только в том виде, в каком ее пересказывают историки того времени. Фульхерий наиболее точно передает ее дух, если не букву. В его пересказе речь Урбана II не называет Иерусалим целью похода, но могла ли эта цель быть иной?
4
J. Richard. Ibid. P. 99–101.