Десятый круг ада

Доктор Штайниц, самодовольно улыбаясь, пристально смотрел на «русских». Весь он как бы светился изнутри, радуясь успеху и гордясь собой.

— Доблестным солдатам фюрера теперь можно наступать с хлопушками для мух вместо автоматов, — усмехнулся он.

— Это… это просто непостижимо, доктор Штайниц! — произнес обескураженный Нушке, восхищаясь своим шефом. — Вы великий маг, доктор Штайниц!

Штайниц приказал тех двоих из «немцев», которые благодаря приставке к противогазам остались совершенно невредимыми, отправить в лазарет бактериологической лаборатории, а остальных оставить здесь на ночь под охраной. Завтра эксперименты с ними будут продолжены.

Утром Штайниц вновь появился на полигоне, бодрый, веселый, уверенный. Особи находились в прежнем положении, и, если бы не их расширенные от сознания своей беспомощности глаза с хлопающими ресницами, можно было, бы их принять за мертвых. Штайниц сам сделал им уколы, введя в вены свою вакцину.

Началось опять томительное ожидание результатов. К вечеру подопытные особи ожили, словно проснувшись от долгой спячки. Некоторые из них приподнимали головы, двигали руками и ногами, а один из «немцев» сел, прислонившись спиной к столбу. Прошло еще часа полтора, и сидящий у столба встал, с трудом удерживаясь на ногах, сделал несколько робких шагов и вновь вернулся к спасительному столбу. Стали приподниматься и другие. Они походили на изнуренных тяжелым недугом людей, впервые поднявшихся на ноги.

Штайниц ликовал.

— Если храбрые солдаты фюрера случайно подвергнутся заражению, я мигом поставлю их на ноги! — произнес он.

Нушке не мог найти слов, чтобы выразить свое восхищение шефом.

— Уму непостижимо! — вырвался у него восторженный возглас. — Вы гений, доктор Штайниц! Сверхгений!..

Штайниц даже не расслышал хвалебных слов, произнесенных старшим ассистентом. Создатель чудо-оружия был весь в плену будущей славы и власти над живущими на земле.

18

Никогда еще в доме Шмидтов не было так многолюдно, как в это воскресенье. Праздновали помолвку племянника профессора Лебволя с очаровательной Эрной, дочерью доктора Штайница. Собрались все знатные гости Шварцвальда, ученые бактериологического центра и старшие офицеры.

После шумных общих приветствий слово было предоставлено хозяину дома. Профессор Шмидт долго молчал, собираясь с мыслями, и бокал с шампанским чуть подрагивал в его сухой руке.

— Да, дорогие дети мои, вот и настал ваш час! — Он поставил бокал и соединил руки Лебволя и Эрны. — Будьте же всегда счастливы. Сохраните свою любовь надолго!..

Шмидт постарался как можно ласковее поцеловать Эрну, нежно погладил волосы Лебволя. Он искренне хотел, чтобы жизнь милого его сердцу юноши была счастливой, но любящее сердце стало в последнее время более проницательным: профессор улавливал некоторую фальшь в поведении племянника, догадываясь, что Лебволь не торопится со свадьбой, довольствуясь пока помолвкой. Видимо, фрейлейн Эрна не совсем та девушка, которая сделалась бы для Лебволя единственной и незаменимой. Профессор удивлялся про себя, но молчал, полагаясь на честность и благородство племянника. Еще более удивительным было то, что именно Лебволь настоял на помолвке в это воскресенье. Профессор не противился. Но сегодняшний вечер стал неожиданно мучительным для него: он с трудом заставлял себя быть искренним, не видя искренности в глазах племянника. Поэтому и не произнес профессор в своем поздравлении полагающегося в таких случаях слова «вечность», заменив его словом «надолго». Потому что вечной любви с Эрной его Леби, видимо, не хотел.

А Эрна благодарно обвила руками шею старика и осторожно поцеловала его в щеку. Она не могла, да и не хотела, разбираться в столь тонких оттенках поведения окружающих ее людей. Это ее помолвка, это преддверие ее новой жизни, и счастью Эрны не было предела. Ее радости хватило бы и на тихо стоящую в стороне рядом с Лаутербахом Регину, самого грустного человека на торжестве. Лучшая подруга Эрны надела темное, почти черное платье, и, если бы не белый кружевной воротничок, можно было бы подумать, что Регина совершает весьма печальную обязанность.

Гости пили шампанское, громко желали счастья и согласия молодым, тихо обсуждали туалет невесты и строгий, хорошо сшитый костюм жениха.

— Какая чудесная пара! — баронесса, закатив глаза, печально вздохнула, вспоминая собственную юность. — Не правда ли, дорогой Рюдель? — обернулась она к рядом стоящему командиру строительной бригады.

— О, да, конечно! Вы совершенно правы, — поспешил с ответом Рюдель.

Баронесса притянула его за рукав френча, игриво погрозила пальчиком.

— Признайтесь, и вы бы не прочь иметь такую молодую жену. А? Любой из вас… Особенно доктор Штайниц. Его старушка, — она презрительно взглянула на чрезмерно полную фрау Эльзу, — скоро задохнется…

— Помилуйте, баронесса! — Рюдель сделал нетерпеливый жест.

— Все вы, мужчины, такие, — отмахнулась баронесса. Она направилась к Штайницу. — Милый Штайниц, почему вы так грустны? Радоваться надо, радоваться! И фрейлейн Регина тоже что-то грустна… А почему бы вам не развеселить ее?

Штайниц досадливо поморщился, почти грубо схватил руку баронессы и поцеловал, едва коснувшись губами.

— Ваш зять — милый мальчик! — пропела баронесса. — Эрна будет счастлива с ним. Меня никогда не обманывает интуиция…

Никто из присутствующих не знал, что в действительности творилось в душе счастливого жениха. Для всех это была настоящая помолвка, а для Лебволя — конец затянувшейся миссии. Завтра он навсегда покинет Вальтхоф и вновь станет самим собой — Алексеем Сафроновым. Ибо завтра бактериологический центр будет взорван.

Лебволь остановился на понедельнике потому, что в этот день доктор Штайниц намеревался провести в своей главной операционной заключительные опыты над военнопленными. Лебволю было известно о проведенных на полигоне испытаниях бактериологического оружия ближнего боя. Эксперимент, по словам Нушке, превзошел все ожидания. Для устранения незначительных погрешностей потребуется недели две-три, после чего чудо-оружие будет готово к действию. Видимо, Штайниц последним опытом и хотел ликвидировать эти «погрешности», а потом уже обо всем доложить в Берлин.

Лебволь расценил, что случай самый подходящий, другого такого может и не быть. При взрыве бактериологического центра погибнет и создатель чудовищного оружия. Ладушкин поддержал его идею. А чтобы отвести от себя какие-либо подозрения, Лебволь и придумал помолвку. Эрна мгновенно ухватилась за его предложение. Свадьбу она назначила на третье воскресенье. До этого они должны наметить место, где провести медовый месяц. Мнения у них разошлись. Эрна предлагала живописные Альпы, а Лебволю хотелось в Восточную Пруссию. Баронесса предоставляла в их распоряжение свое прусское имение, и было бы неразумно не воспользоваться ее добротой. В конце концов Лебволь предложил компромисс: на следующий же день после помолвки поехать дня на четыре в Восточную Пруссию и на месте убедиться в прелести прибалтийской природы, а потом уже принять обоюдное решение. Эрна согласилась. Они оба поехали к баронессе и обо всем договорились с ней.

В качестве дара баронессе Лебволь намеревался взять ящики с рассадой уникальных цветов из сада дядюшки, а садовник Форрейтол поможет разбить в ее имении новые клумбы. Лебволь, понимал, что Штайниц не отпустит их с Эрной вдвоем, поэтому вторая машина будет очень кстати. Он деликатно намекнул, что во второй машине места много и баронесса при необходимости могла бы послать с ними своего человека — например, специалиста по животноводству. Баронесса ухватилась за эту мысль и через Эрну обратилась с просьбой к доктору Штайницу отпустить «зоотехника Ладина» для осмотра ее прусских ферм. Сама баронесса намеревалась выехать рано утром в понедельник, завернуть по делам в Берлин и первой прибыть в имение, чтобы подготовить его к встрече дорогих гостей.

Все остальное брала на себя Эрна. И сделала она это блестяще, уговорив, отца отпустить ее с Лебволем в гости к баронессе, где они думают потом провести свой медовый месяц…