Страница 2 из 14
Если бы он оказался посмелее и вернулся к проволочному забору, то увидел бы, как полицаи во главе с эсесовцем погружались в ближайшую проплешину холма: в столб горячего воздуха шагнул офицер, за ним по одному – солдаты и полицаи, замыкал же строй ефрейтор. Напоследок ефрейтор внимательно посмотрел на темный лес и погрозил кулаком непонятно кому. Столб горячего воздуха пропал, отверстие само собой запечаталось, на месте его осталось лишь желтая, как на вулкане, поверхность.
– Эй, паря… – кто-то потряс его за плечо.
– А… – он слабо шевельнулся.
Человек обрадовался:
– Я думал, ты мертвяк, а ты живой.
– Живой… – повторил беглец и попытался сесть, но даже не смог разогнуться.
Страшная боль сковала его, и он схватился за живот.
– Мертвяков здесь навалом, – согласился человек, – а из живых пока только я один.
– Больно… – простонал беглец, – больно…
– Где больно? – наклонился человек.
– В животе…
Тогда человек схватил беглеца в охапку и потащил в дом, который стоял на опушке под сенью леса.
– На-ка, паря, выпей, – сказал он, уложив беглеца на топчан.
Беглец с трудом сделал два глотка и провалился в беспамятство. Однако через некоторое время ему стало легче, он открыл глаза, вытянул ноги и с облегчением вздохнул.
– Ну что, отошел? – спросил круглолицый человек и представился: – Ты не бойся, я лесник.
– Я и не боюсь.
– Зовут меня Семеном Тимофеевичем.
– А меня, Костя Сабуров, – произнес беглец.
Он сразу поверил человеку, потому пахло в избе по-особому – свежо, а по углам весели пучки трав. Знахарь, решил Костя.
– Ну слава богу, что не черный сталкер! Вот и познакомились, – добродушно кивнул Семен Тимофеевич. – Давай-ка, еще выпей, но всю кружку до дна залпом.
Был он в мягкой, клетчатой рубахе и безрукавке на меху. Типичный лесной дед, крепкий, как дуб. Отшельник, только стриженный под армейца. На висках – седина.
Памятуя, что первый раз помогло, Костя проглотил жидкость, похожую на кефир, и через мгновение ему вообще стало хорошо, тяжесть и боль отступили, хоть танцуй. Он снова провалился в странное состояние небытия, но вскоре очнулся и даже попытался встать.
– Лежи, лежи, – предупредил Семен Тимофеевич, возясь с русской печью, и почему-то поставил перед топчаном таз из-под рукомойника, – сейчас тебя тошнить будет.
И действительно, не успел он произнести фразу, как Костю вырвало.
– Что это? – стонал он, качаясь над тазом.
В нем, среди сгустков крови копошились какие-то червяки. Косте показалось, что они с удовольствием пожирали эти самые сгустки крови.
– Это твое спасение, – пояснил Семен Тимофеевич. – А теперь ложись и спи.
– А что у меня было? – спросил Костя.
– Кровотечение, паря. Кровотечение в животе.
– А что это за червячки?
– Это все Зона. Считай, что она тебе помогла.
Зона, с теплотой подумал Костя Сабуров, не успев удивиться и принимая происходящее как должное или как продолжение событий с немцами. Та самая. Таинственная и загадочная. Я и не мечтал в нее попадать.
– Откуда ты такой? – спросил Семен Тимофеевич.
Сквозь наваливающийся сон, Костя пробормотал:
– Тележурналист… из Москвы… 'Рен-тиви'…
– Ишь ты? – удивился Семен Тимофеевич. – Ну спи, спи, – и укрыл его рукодельным одеялом из разноцветных лоскутков. – Х-х-х… журналист… 'Рен-тиви'… а я думал, черный сталкер… Бывает же…
Потом он поставил вариться картошку, сходил на огород за овощами. И все поглядывал в окно, явно кого-то ожидая.
Его разбудили громкие голоса и шаги.
– Ну что скажешь? – говорил кто-то уверенно, как обычно говорят командиры крупных соединений, люди, обладающие харизмой.
– Так-к-к… чего?.. – осуждающе хмыкнул Семен Тимофеевич, – я вас ведь третью неделю жду. – Все гляделки выглядел, – и кивнул в сторону окна.
– Не могли мы раньше. Понимаешь? Дела были, отец, дела…
– Все, – развел руками Семен Тимофеевич, – ситуация изменилась.
– Что значит, все? – спросил все тот же человек, усаживаясь на лавку, которая тяжело заскрипела под ним.
– Я туда давеча хаживал, – словно извиняясь, вздохнул Семен Тимофеевич, – закрылась Дыра, Калита. Закрылась.
Он так и сказал: Дыра! Костя сразу понял, что о таком говорят только с придыханием и с заглавной буквы, и никак по-другому.
Он лежал за печкой, в закутке, за ситцевой занавеской. На ее поверхности отражались тени нескольких высоких и плечистых людей, которые, рассаживаясь вокруг стола, бряцали оружием, топали сапогами и громогласно разговаривали. Травили анекдоты – в основном о хитром черном сталкере, который выходил сухим из воды из любой ситуации. В ходу были выражения 'ложка черного сталкера', 'знак черного сталкера', 'фляжка черного сталкера'.
– Ну что, давай тогда карту?! – предложил Калита.
– Сейчас, – отозвался Семен Тимофеевич.
– А кто у тебя здесь? – спросил кто-то и отдернул занавеску. – 'Турист'?
Костя невольно приподнялся. Вошедшие уставились на него так, словно он был инопланетянином. В избе повисла тишина.
– Журналист, – ответил Семен Тимофеевич так, словно нашел не человека, а щенка. – На болоте лежал.
– Я же говорю, 'турист', – бросил кто-то.
– Так это из-за тебя сегодня сыр-бор? – спросил Калита, с любопытством глядя на Костю. – Все КПП на уши поставлены. БЛА запустили. Нам на хвост упали. Едва ушли.
Рядом с ним на столе возвышался зеленый шлем с зеленоватым забралом. А сам он был в мягкой броне типа 'булат'. Такую броню Костя видел всего один раз на закрытой выставке в Туле. Было это полгода назад, тогда эта броня считалась экспериментальной. Теперь она будто бы пошла в войска. Остальные были одеты кто во что: двое – в кевлар, усиленный стальными пластинами, один – в зеленый траварон, другой – в аромидную форму, еще один – в простую армейскую камуфляжку. И вооружение серьезное: от 'калашей' всех типов с подствольниками и без них, до одного девятимиллиметрового 'винтореза', ручного пулемета ПКМ, кассетного гранатомета РГ-6 и шести 'мух', небрежно сваленных в угол. А рядом с самым здоровым – Куоркисом – стоял, прислоненный к стенке, еще один гранатомет, но побольше – РПГ-27. У печи горой были сложены рюкзаки – с ковриками, спальниками и накомарниками.
– Наверное, – согласился Костя и осторожно сел на топчане, прислушиваясь к себе.
Самое удивительное заключалось в том, что тело совершенно не болело. Ну разве что ступня правой ноги, которую он подвывихнул. А вот в голове еще звенело. Но это от слабости. Костя невольно посмотрел, что накрыто на столе, и облизнулся.
– Кто за тобой бегал? – шесть пар глаз вопросительно уставились на него.
Костя хотел рассказать – что фашисты из прошлого, а потом решил, что это дико прозвучит. Ведь такого не могло быть. Ведь если бы люди приходили из прошлого, то такой факт был бы давно зафиксирован наукой, и все такое. А уж их брат телевизионщик обязательно раструбил бы на весь мир. Поэтому говорить о фашистах из прошлого нельзя было ни при каких обстоятельствах.
– Бандюги какие-нибудь из прошлого? – словно угадал Калита.
– Ну говори! Говори! – подтолкнул кто-то в бок.
– Что-то вроде этого, – смущенно пробормотал Костя.
– Нет, так парень, не пойдет, – заверил его Калита. – Иди сюда и расскажи подробно, но без фанатизма.
Пришлось Косте сесть за стол и подробно рассказать, что с ним произошло. Между делом он съел пару картошин и пучок сладкого лука. Такого лука он прежде не ел. А еще смолол здоровенную краюху сытного домашнего хлеба, но самое главное – выпил чарку водки, и его немного развезло. Концовку он только скомкал. Не стал говорить, как через два забора перепрыгнул. А о том, что через минные поля прошел, он даже и не догадывался. Но его с недоверием спросили:
– А через минные поля ты что, перелетел?