Коридор

– Я хотел спросить, что вы вообще помните. Может быть, отдельные события вашей жизни, какие-то переживания, – поведение доктора заметно изменилось, в голосе стало чувствоваться сильное желание помочь.

– Сегодняшний день хорошо помню, – не зная с чего начать, сказал Он.

– Это уже хорошо, – произнес доктор Кох. – Но сейчас меня больше интересует вчерашний день. Что вы о нем помните?

– Вы знаете, честно говоря, немного. Помню, как пришел в себя в кабине самолета. Потом я с кем-то говорил по рации. Мне помогали с управлением. Затем пошел на посадку, а дальше я отключился. Я ведь его посадил? Да? Никто больше не пострадал?

– У него стало возникать такое чувство, что говорит сейчас не он. Все слышалось как будто бы от третьего лица.

– Ну, не волнуйтесь так. Вы здесь – значит, его, я так думаю, вы посадили. А что касается пострадавших, то вы единственный. В противном случае, их тоже должны были бы доставить к нам,

– доктор сделал небольшую паузу, что-то обдумывая. – Вам надо набираться сил. Мне все понятно.

Встав со стула, он отодвинул его обратно к тумбочке.

– К сожалению, в этих условиях мы не сможем вылечить ваш искалеченный разум. Только тело. При амнезии память может вернуться через день, а может и через месяц, поэтому еще рано отчаиваться. В любом случае, я вам точно гарантирую, что как только пойдете на поправку, вас тут же переведут в гарнизонный госпиталь в Кане, где смогут оказать более квалифицированную помощь.

Пожелав ему напоследок приятных сновидений, они тихо удалились. Доктор Хубер, не проронивший за весь осмотр ни единого слова, выглядел как-то виновато и все время отводил глаза в сторону, видимо, стыдясь инцидента, произошедшего накануне.

За окном уже давно вступила в свои права ночь. Еще раз посмотрев в кромешную темноту, Он вдруг понял, как сильно устал.

– «Да, денек был трудный, пора спать»

31 мая 1943 г.

госп. № 56/358.

Утром его разбудила Хильда.

– Доброе утро, Карл. Время принимать лекарства.

Открыв глаза, Он почувствовал все прелести раннего подъема. Но вместе с тем на душе стало как-то легче, словно ночь забрала с собой часть тех потрясений, которые пережил за последние три дня. И это странное имя Карл уже не звучало, словно карканье вороны, став чем-то неотъемлемым и само собой разумеющимся.

– «Да, дружище, теперь ты Карл. И с этим ничего не поделаешь »

– Доброе оно тогда, когда ты встаешь в половине двенадцатого, а не в восемь,– вслух пробурчал он, посмотрев на будильник.

Хильда, как будто не замечая хамства, продолжала добросовестно выполнять свои обязанности, выкладывая на поднос таблетки и порошки, предназначенные для него. Маленькая горсточка незаметно превращалась в маленькую кучку.

– Надеюсь, что это на все отделение? – с надеждой в голосе спросил Он.

– Нет, это все вам, и выпить это вы должны в моем присутствии,

– наставительный тон делал похожей ее на школьную учительницу, а его на лоботряса-ученика, отказывающегося делать домашнее задание.

– Хотя бы завтраком для начала покормили.

– После завтрака будут другие лекарства.

– Другие???

Немного поморщившись, Он, смирившись с судьбой, начал одну за другой поедать эту ”отраву”. После всей процедуры Хильда всунула ему в рот градусник и попыталась быстренько улизнуть.

– А вы не боитесь, что я его тоже сожру? – пробурчал новоиспеченный Карл, не высовывая градусник изо рта.

– Нет. Он не вкусный.

– Ну, не убегайте же, побудьте со мной хоть пару минут.

– Сейчас не могу. Мне надо разнести лекарства до начала осмотра. Но обещаю, как только освобожусь, я к вам тут же загляну.

– Не сомневаюсь. Ведь у меня во рту ваш термометр.

Она еще раз улыбнулась и исчезла за дверью.

– «А все не так уж и плохо. И при других обстоятельствах…».

– Но не успел Он насладиться своим одиночеством, как в палату вошла целая делегация из пяти человек.

Среди “делегатов” были доктор Хубер – со своей “неизменной застенчивостью”, доктор Кох – с “приветливым взором”, какая-то пышногрудая фрау бальзаковского возраста в форме медперсонала госпиталя и замыкали процессию два офицера с накинутыми на плечи белыми халатами.

Тому, что постарше, было лет пятьдесят. У него были черные волосы, аккуратно зачесанные назад, и тонкие холеные усики, делавшие внешность довольно выразительной. Второй был где-то его нынешним ровесником с ничем не примечательной, слащавой внешностью. Даже невооруженному взгляду сильно бросался в глаза тот факт, что молодой офицер стоял какой-то серой тенью старшего, периодически озабоченно поглядывая в его сторону. Видать, тот был большой шишкой. Но так как нашему герою в рядах Люфтваффе приходилось служить всего третьи сутки, то о звании обоих он не имел ни малейшего представления.

– Как вы себя чувствуете, Карл? – медленно и с расстановкой произнося фразы, начал доктор Кох.

– Да вроде ничего, – пробормотал тот, не вынимая градусник изо рта.

Он никогда раньше не был в Гестапо, но при общении с доктором Кохом, возникало такое чувство, что тот вполне мог бы подрабатывать там на “полставки”. – «Ему даже прикасаться к человеку не надо. От одного “нежного” взгляда в дрожь бросает»

Доктор медленно подошел к кровати.

– Вы хорошо спали?

– Да.

– Это вам, наверное, мешает? – доктор Кох вытащил градусник изо рта и, посмотрев на показания, положил на тумбочку.

– Тошнота, головные боли продолжаются?

– Уже вроде меньше, – нерешительно соврал тот.

Доктор Кох стал быстро проводить осмотр. Из-за чего пациент, периодически не успевая вовремя выполнять указания, стал чувствовать себя слегка не в своей тарелке, а четыре пары глаз, следивших за каждым его движением, делали это чувство все более и более убедительным.

– Вам знакомы эти люди? – произнес доктор после окончания осмотра.

Отойдя в сторону, он позволил лучше рассмотреть обоих офицеров, продолжавших так и стоять в стороне и с каким-то нездоровым изумлением рассматривать его, как экспонат Кунсткамеры.

– Вы можете сказать, кто эти господа офицеры? – неожиданно подал свой голос доктор Хубер.

– Навряд ли.

Если бы Он сейчас был при других обстоятельствах, то ему, наверное, было бы трудно выкручиваться. Но Он действительно мало что знал о том, что спрашивал доктор. Поэтому неуверенность в данной ситуации только усиливала его позицию. – «Главное сейчас – не сболтнуть чего лишнего».

Всеобщее молчание прервал старший офицер.

– Я оберст Кюстер. Командир полка, в котором вы служите.

При упоминании об авиации по спине опять пробежал холодок.

– «Неужели это все не сон?» – За то небольшое время, которое прошло со дня его появления здесь, Он твердо убедил себя, что все это настоящее – оно осязаемо, а значит, Он не спятил. Но каждый новый человек, появлявшийся в его жизни с потоком новой информации, склонял чашу весов в обратную сторону. – «А может быть, весь мир сошел с ума. И я единственный, кто еще хоть что-то понимает в этом бардаке».

– А это Отто фон Ливен, ваш товарищ, – Кюстер пропустил вперед молодого офицера. Тот сделал шаг и, улыбнувшись, кивнул головой.

– Здравствуй, Карл, как поживаешь?

Его голос был очень знакомым. Несомненно, это был никто иной, как “Второй”.

– Его-то вы узнаете?

В ответ он лишь в очередной раз отрицательно покачал головой.

– Доктор сказал нам, что у вас частичная потеря памяти, но я не думал, что все так… – Со стороны отчетливо бросалось в глаза то, что Кюстер обращался к Карлу, как к человеку с расстроенной психикой, тщательно разжевывая каждое слово.

– Скажите, а что тогда произошло, – неожиданно преобразился “пациент”, совершенно искренне задав вопрос, мучавший его все это время.

– Это была вынужденная мера, – судя по тону Кюстера, объяснение давалось ему нелегко. – Они прошли все рубежи обороны и уже почти вошли в черту города. Мне ничего не оставалось делать, как приказать майору Бренеке вести вас в зону действия нашего ПВО. Ведь, дойди они до города, беды не избежать, там же эти чертовы склады ГСМ. Они хорошо знают, что горючее