Страница 35 из 77
Глава 4
Обернулись. Рядом с каменным столпом, опираясь на батожок, стоял некто бомжеватой наружности и щурил на троицу недобрые охальные глазенки. Откуда взялся, неясно. Впору было усомниться в естественном происхождении пришельца. Не зря же баклужинская желтая пресса то и дело публиковала сообщения о древнем хранителе Секондхенджа, что показывался порой грибникам.
Но нет, уж больно одет современно. То есть относительно современно: ветхая шубейка из Чебурашки и такая же шапчонка.
— Ты из местных, что ли, дед? — оправившись от неожиданности, спросил сухопарый Арсений.
Однако местные, по данным той же баклужинской прессы, реликтовой дубравы боялись до дрожи. Старожилы, ежели их расспросить, выложат как на духу: кто сюда из сельских когда ходил (пьяный или на спор) и кто на каком дубу потом петельку себе ладил.
— А сами-то вы, я гляжу, не местные, — прозвучало в ответ.
— Ученые мы, дед, — соврал Арсений.
— Не-э… — осклабился старикан. — Это вы еще неученые. А как учеными станете, поздно будет.
Кажется, перед злоумышленниками стоял тот, кто мог бы развеять многие их сомнения относительно заклятого места. Уяснив это обстоятельство, Арсений шагнул к старикану, протянул руку и открыл было рот, чтобы представиться, но тот предостерегающе приложил сухой пергаментный палец к сухим пергаментным губам. Видимо, содрогать воздух именами вблизи капища было неразумно и небезопасно.
— Вы, я вижу, человек сведущий, — сказал Арсений, перейдя на «вы», как и подобает ученому. — Можно задать вам пару вопросов?
— Отчего ж нельзя? Задавай…
— Это действительно гиблое место?
— Гиблое, — кивнул старикан.
— И им действительно владеет вражья сила?
— Какая вражья? — не понял тот.
— Ну… дьявольская.
— Ни-эт… — решительно сказал старикан. — Дьяволу сюда тоже соваться не стоит. Копыт не соберет.
Трое очумело глянули в кривой просвет меж тесаными столпами, где лежала пегая от влаги заклятая земля Секондхенджа.
— Так что же там? — с запинкой спросил Арсений.
— По-нашему говоря, размыкало, — последовал ответ.
— Э-э… простите…
— Размыкало, — повторил старикан, беря батожок под мышку. Хлопнул в ладоши, секунду подержал их сведенными, затем резко развел. Вынул батожок из-под мышки и, выжидательно глядя на собеседника, оперся снова. Вернее даже не на собеседника он глядел, а поверх его головы. По старой подпольной привычке Арсений оглянулся. Нигде никого.
— И-и… простите… что же оно размыкает?
— Все.
— Ну, например?
— Например, нас.
— С чем, простите?
— Да почитай, со всем.
— А подробнее?
— Подробнее… — Старичок призадумался. — Ну вот, скажем, ты — герой. Родину защищал. Многих ее врагов насмерть положил. Подвигов насовершал — не счесть. И дернуло тебя, понимаешь, зайти туда… — Указал батожком в кривой просвет меж камнями. — Хлоп — и разомкнуло! Отшибло напрочь, что ж это за Родина и чего ты ради столько народишку побил. Подумаешь так, подумаешь, достанешь ствол да и застрелишься…
— Й-оксель-моксель… — еле слышно вымолвил совиноглазый Артем. Но такая случилась тишина, что все расслышали.
— А… а как же в газетах пишут… про Секондхендж…
— Да мало ли что там в газетах!
Преодолев оторопь, переглянулись.
— Ну, допустим! — с неестественной бодростью заговорил Арсений. — А если, скажем, политик? Тоже разомкнет?
Ответил дедок не сразу. Смикитил, видать, что выспрашивают не просто из любопытства.
— Разомкнет… — малость помедлив, согласился он.
— А этого-то с чем?
— А с идеей! Ради которой он все свои пакости творил. Бац — и готово. Пакости помнит, а идею забыл.
— Но… не убивал же никого…
— Политик? — недоверчиво привизгнув, переспросил старикан. — Не убивал? Окстись! Да на политиках больше кровушки, чем на всех героях вместе взятых. И вот ка-ак это все разом до него, до политика то есть, дойдет…
— До политика?! — теперь уже привизгнул Арсений. — Господь с тобой, дедушка! Ты что такое говоришь?
— Нет, тут-то, понятно, не дойдет, — нимало не смутясь, пояснил тот. — А там… — покосился он на каменные громады. — Там — мигом.
И все невольно отодвинулись от исполинской надолбы.
— Ты пойми, — проникновенно молвил дедок, с участием глядя на собеседника, — пока ты вместе со всеми, какой с тебя спрос? А как разомкнет — тут-то тебе даже и спрятаться не за кого… ни за Родину, ни за партию…
— Ну а, допустим, совсем молодой политик? — продолжал осторожно и неспроста выпытывать Арсений. — Юный, так сказать, неоперившийся…
— Да может, оно еще и хуже, что неоперившийся, — поразмыслив, сказал бомжеватый мудрец. — Молодой — он в идею крепче старого верит. Есть что с чем размыкать…
Замолчал товарищ Арсений, задумался. Видя такое дело, в беседу решил вступить товарищ Артем.
— А скажи-ка, дед… — завел он, и был в свою очередь внимательно осмотрен желтоватыми охальными глазенками.
— Тоже ученый? — с подковыркой полюбопытствовал дедок.
— Нет, — чуть замявшись, отозвался тот. — Я так… лаборант… — И опять поправил сбрую под пиджаком.
— И о чем же ты, лаборант, спросить хотел?
— Да насчет Стоунхенджа. Который в Англии… Там тоже так же?
— А, ты вон о чем… Нет, то размыкало, которое в Англии, оно давно уж не работает.
— Почему? Энергия кончилась?
— Как она тебе кончится? Капище-то на земное ядро закорочено.
— А почему ж тогда?
— Ключевую перемычку со столбов сняли — с тех пор и не работает.
Совиноглазый обернулся и внимательно осмотрел сумрачные каменные громады.
— А где она здесь, эта перемычка?
— Так тебе все и скажи! — ухмыльнулся старикан.
Теперь уже задумался Артем.
— Пвавивьно ви я… — запинаясь, начал поэт и тоже замолчал.
— Правильно, правильно… — ласково успокоил его дедок. — Все ты, голубь, понял правильно. Только соваться тебе туда не след.
Бледный одутловатый юноша в столыпинском галстуке зачарованно смотрел в просвет меж камнями. О чем он думал? Возможно, о том, что вот куда бы загнать всех этих классиков баклужинской литературы с их надменно искривленными лицами. Что они смыслят в новой космической поэзии, скованные традициями педанты? И, наверное, сладостно было представить, как сработает древнее размыкало — и прозреют слепцы, и поймут с ужасом, что всю жизнь следовали мертвым бессмысленным канонам, поклонялись мумиям…
— Вафы идовы — девево… — прошептал он так тихо, что не был понят никем. Поэтому последнюю фразу его есть резон перевести.
«Ваши идолы — дерево», — так прозвучала бы она в традиционном произношении.
— Спасибо тебе, дед! — внезапно выпав из раздумий, произнес сухопарый Арсений. — А вот где бы обо всем об этом еще и прочесть?
— Прочесть? — оторопел старикан, замигал. — Да понаписано-то много всего… Тебе как? Поволшебнее? Понаучнее?
— Понаучнее, — сказал Арсений.
— Если понаучнее, то был такой Савелий Сирота…
— Почему был?
— Потому что весь вышел, — насупившись, отвечал старикан. Не любил, должно быть, когда перебивают. — А называется книжка «Промывка ауры в корень».
— Как? — не поверил Арсений.
Старикан сухо повторил.
— А кто он, этот Сирота?
— Ауролог.
— Это которые, что ли, урологию отрицают?
Возможно, вопрос был задан вполне серьезно, по незнанию, однако прозвучал как неуклюжая попытка пошутить. Старикан обиделся окончательно, повернулся и, даже не попрощавшись, двинулся прочь, в сторону Колдобышей. Трое озадаченно глядели ему вослед.
— Выясни потом, кто такой, — негромко велел Арсений.
Артем кивнул.
— «Промывка ауры в корень», — недоверчиво повторил Арсений и, хмыкнув, покачал головой.
Ветхая шубейка из Чебурашки помаячила-помаячила и скрылась за ребристым плечом мегалита.
— Это все ладно, — хмуро сказал Артем. — А как ты сюда Портнягина собираешься заманивать?