Рискованная игра Лютиена

Прошлая ночь была темной, но занимающийся день обещал быть светлым и ясным.

Стоя на верхней площадке сторожевой башни, Истебрук, Первый из Шести Кавалеров, смотрел на маленькие фигурки к югу от стены, на эриадорцев в Эйвоне, мятежников, злоумышлявших против его родной страны. В глазах Истебрука все еще стоял образ адского демона, Преотека. Двадцать лет благородный рыцарь жил под темной властью короля Гринспэрроу, слушая рассказы о зверствах и жестокости, о союзе с дьяволом. Некоторые говорили, что ужасная эпидемия чумы, которая сломила боевой дух Эриадора двадцать лет тому назад, была наслана королем Эйвона, но Истебрук не верил этим рассказам, считая их деревенскими глупостями.

Некоторые говорили, что Гринспэрроу был чернокнижником, другом демонов, говорили даже, что и сам он — демон.

Но Истебрук не желал слушать сплетни и слухи.

А теперь он увидел все собственными глазами. Слухи оказались правдой и привели в смятение бедного Истебрука. Они материализовались в фигуру злобного демона, и благородный воин не мог об этом забыть.

Он смотрел, как уезжают Лютиен и Оливер. Тайно и вопреки всему, чему он посвятил свою жизнь, Истебрук надеялся, что им повезет, что они благополучно вернутся вместе с Кэтрин и оставят герцога Парагора, того самого герцога, который послал рыцаря в Эриадор, мертвым в луже его собственной крови.

25. ПРИВИДЕНИЯ

Горец Маламус не произнес ни слова за все время путешествия — друзьям понадобилось два дня, чтобы попасть в Глен Дуррич, широкую, неглубокую лощину на юго-востоке от Принстауна. Здесь уже не было деревьев, чтобы укрыться под ними, и проходила единственная дорога, коричневой змеей извиваясь по густой зеленой траве.

Лютиен, опять ощутивший себя полководцем, изучал местность как поле возможного будущего сражения. Справа и слева края лощины переходили в пологие холмы, заросшие деревьями. Прекрасные укрытия и возвышения. Эльфийские лучники могли бы держать под обстрелом дорогу, укрывшись за деревьями, соображал он, а здесь, внизу, некуда спрятаться от их смертоносных стрел.

Юный Бедвир настолько погрузился в эти мысли, что вздрогнул от неожиданности, когда Оливер постучал по его плечу рапирой. Он натянул поводья и, оглянувшись, увидел, что хафлинг спешивается.

— Западный конец Глен Дуррич, — объяснил Маламус.

Оливер указал подбородком на запад, и Лютиен сощурился, глядя против заходящего солнца. На заднем плане высились горы, темные и холодные, а перед ними…

— Что это? — изумился Лютиен, заметив россыпь белого и розового.

— Осталось пять миль, — сказал подошедший Оливер. — И мне не хочется идти в темноте!

Лютиен соскочил с Ривердансера и отдал поводья Маламусу.

— Да хранит тебя Сол-Юнда, Алая Тень, — внезапно сказал горец, разворачивая трех коней без всадников. — Я жду вашего возвращения.

Лютиен нечленораздельно хмыкнул, не в силах придумать подходящий ответ. Сол-Юнда являлся богом горцев, их собственным богом, который заботился только об их народе, не обращая ни малейшего внимания на кого-нибудь еще, будь это друг или враг. Горцы охраняли Сол-Юнду, как дракон охраняет золото, и то, что Маламус произнес эти простые слова, служило для Лютиена самым вдохновляющим напутствием, которое он когда-либо слышал.

Несколько мгновений юноша стоял и смотрел вслед Маламусу, затем повернулся и устремился вдогонку хафлингу, который уже шел вперед, к бело-розовой россыпи у линии горизонта.

Меньше чем через час, когда солнце было уже совсем низко, друзья подошли достаточно близко, чтобы увидеть истинный блеск Принстауна и понять, почему этот город называют Жемчужиной Эйвона.

Он был примерно того же размера, что и Кэр Макдональд, но если Кэр Макдональд строился как крепость, был окружен кольцом высоких каменных стен, то Принстауну следовало в первую очередь радовать глаз. Он располагался на слегка холмистой равнине, как раз у подножия гор, и был не скученным, как Кэр Макдональд, а просторным и полным воздуха, и окружала его низкая, не более восьми футов в высоту стена из светлого гранита. Нигде не было видно сторожевых башен или вообще каких-либо оборонительных строений. Большинство домов казались достаточно большими. Деревянные здания были побелены, а более роскошные дома, явно принадлежащие дворянам и купцам, строили из белого с розовыми прожилками мрамора.

А самым большим и великолепным зданием был не Собор, как в большинстве крупных городов Эйвонси. Собор был, конечно, весьма внушительный, ничуть не меньше, чем в Кэр Макдональде, но даже он бледнел на фоне роскошного дворца. Дворец находился на западе Принстауна, на самом высоком участке, ближайшем к горам, и представлял собой четыре этажа сияющего мрамора и листового золота, с разукрашенными колоннами по всему фасаду и с огромными крыльями на северо-восток и на юго-восток, подобными невероятных размеров рукам, которые протянулись, чтобы обнять весь город. Над центральной частью ослепительно сверкал огромный золотой купол.

— Этот герцог, он, небось, там? — спросил Оливер, и Лютиену не понадобилось следовать за его взглядом, чтобы понять, о каком здании идет речь. — Нам бы следовало захватить с собой лошадей, — продолжал Оливер, — чтобы кататься из одного конца дворца в другой.

Лютиен фыркнул, было не совсем ясно, шутит Оливер или нет. Это ж сколько здесь комнат? Сто? Триста? Если пустить Ривердансера галопом, так и то быстрее чем за полчаса этот дворец не объедешь! Ни один из друзей не сказал этого вслух, но оба подумали об одном и том же: как в таком мрачном королевстве могла появиться такая красота? В этом городе было величие и совершенство, дух здесь воспарял в небеса, и на сердце становилось легче. Возможно, в Эйвоне крылось нечто большее, чем думал Лютиен, который никогда не забирался так далеко на юг. Вид Принстауна совершенно не вязался со всем, что он знал о злобном Гринспэрроу. Этот сказочный город словно смеялся над восстанием и даже, более того, над гневом незваного гостя. Разумеется, Лютиен знал, что Принстаун построили задолго до Гринспэрроу, но все равно он не ожидал увидеть ничего подобного.

— Мой народ, это он построил этот дворец, — объявил Оливер, выводя Лютиена из транса. Юноша взглянул на хафлинга, который кивал своим мыслям, словно тоже пытался понять происхождение Принстауна.

— Здесь ощущается гасконское влияние, — объяснил Оливер, — влияние юга и запада Гаскони, где производят самые сладкие вина. Там тоже есть такие здания.

«Такие, да не совсем», — подумал Лютиен. Возможно, гасконцы построили или расширили Принстаун во времена своего владычества, но, даже если Оливер говорит правду и архитектура зданий была аналогична той, что встречалась на юго-западе Гаскони, изумленный взгляд хафлинга ясно говорил, что Принстаун гораздо величественнее.

Потрясенный неожиданной красотой, но не забывая, что Кэтрин находится во власти демона, Лютиен повернул к северу и быстро зашагал вперед. Оливер последовал за ним, с трудом оторвав взгляд от прекрасной картины. Откуда-то из города, кажется неподалеку от дворца, донесся низкий, рокочущий звук. Львиный рев.

— Тебе нравятся кошки? — спросил Оливер, подумав о зоопарке и жалея, что не посетил Принстаун при более благоприятных обстоятельствах.

К тому времени, когда друзья вышли на противоположную сторону города, небо стало совсем темным, и на нем появились черные облака. Они завернули еще за один поворот стены, и Лютиен остановился, пораженный. Ему раскрылся грязный секрет Принстауна.

С востока город казался чистым и привлекательным, истинной жемчужиной, но здесь, на западе, друзья увидели истинное положение вещей. Земля за дворцом спускалась вниз, и восьмифутовая стена, ограждавшая город, огибала здесь неглубокую впадину, застроенную убогими хижинами. Лютиен и Оливер не сумели много разглядеть в темноте, потому что район был почти не освещен, но они слышали стоны бедняков, крики тех несчастных, которые называли эту грязную трущобу своим домом.