Ядерный Ангел

– Нет, это не ад. Хотя очень похоже. То ли еще будет, Леха.

– Спасибо, утешил, – я поправил перевязь катаны, огляделся по сторонам. – Пойдем, доберемся до рынка, узнаем, что и как. И ночлег поищем, скоро темнеть начнет.

На подходе к рынку мы услышали музыку – бодрые жизнерадостные нацистские марши времен второй мировой. Их, надрываясь и отчаянно хрипя, извергал жестяной репродуктор на столбе у входа в рынок. У ворот нас остановили шуцманы, но, проверив мой пасс, сразу стали слаще халвы и пожелали хороших покупок.

Рынок был под стать всему городу. Когда-то это был крытый павильон, но крыша обрушилась, и теперь торговали под открытым небом. Прилавки были расставлены прямо среди куч мусора и обломков кровли. Покупателей почти не было. Продавцы, поголовно молодые крепкие мужики, сначала чуть ли не выбегали из-за своих прилавков, чтобы обратить наше внимание на свой товар, но потом затихли и лишь следили за нами настороженными взглядами. Выбор был скудный – дрова, связки старых книг, предназначенных на топливо, свиные кости, копченое мясо с неприятным запахом, собачьи шкуры, кучки каких-то белесых грибов, черная мелкая картошка, мутный самогон, пустые бутылки, всякий хлам, вроде железного лома или старой алюминиевой посуды. Впрочем, свой настоящий товар эти хитрованы на прилавок не выкладывали.

– Эй, гражданин, – шепнул мне один из торговцев, подросток лет шестнадцати-семнадцати – марафетику надо? Все есть, и цены божеские. Первитин у меня фирменный, крышу сносит в момент. Две дозы за винтовочный патрон, одна за пистолетный. Ливрами не беру.

– А патроны у тебя есть? – спросил я просто так, от фонаря.

– Какие надо? Есть маслята для МР19, G-51, 98К, «Зауэр-95», STG 47, для «Люггера». Или тебя модели поновее интересуют? Есть два цинка бронебойных для «Штурмгевер-037», они только-только в вермахт поступать начали. Но дорого, один 037М за пять обычных идет. Гранаты есть, обычные, электромагнитные и объемные. У меня даже 25-тимиллиметровые снаряды для зенитки есть. Скажи сколько нужно, о цене договоримся.

Я пообещал подумать, и мы двинули дальше. Выйдя из павильона, мы оказались на большой огороженной забором площадке, где торговали автомобилями. Машины были еще те – хлам на хламе, но собравшиеся вокруг них мужики с испитыми лицами, закутанные в уродливые кожухи из собачьих шкур азартно спорили, заглядывали под капоты, рассматривали салоны. Среди покупателей расхаживало несколько вооруженных самозарядными винтовками шуцманов, с пренебрежением посматривавших на суетливых покупателей. Завидев нас, они тут же заинтересовались нашими персонами, проверили пассы и тут же сменили гнев на милость.

– Если гражданин желает купить приличную машину, – заявил мне старший из шуцманов, – то лучше обратиться в салон господина Лисовских. Там тачки поновее и подешевле.

– А эти что туда не идут? – я показал на мужиков, слоняющихся между рядами машин.

– Салон Лисовских только для граждан Рейха, – уточнил шуцман.

– Понятно. Типа апартеид. Ладно, спасибо за инфу.

– Леха, нам очень нужна машина? – спросил Тога, когда полицаи отошли от нас.

– Совсем не нужна. Валим отсюда. Надо ночлег искать.

Мысль была своевременная, тем более что репродуктор у ворот рынка перестал изливать бравурные марши и бодрым мужским голосом сообщил, что через час свободное передвижение поселенцев по Зонненштадту будет ограничено.

– А сейчас последние новости с фронта! – добавил репродуктор. – Информационное рейхсагенство сообщает, что победоносные войска Рейха развивают наступление в Калифорнии. Седьмая армия США разбита и отступает к Сакраменто под натиском отважных героев из экспедиционного корпуса фельдмаршала Менке! Тирольские стрелки генерала Вайснагеля установили знамя Рейха на холмах Голливуда! Пропагандистской машине Атлантической коалиции нанесен сокрушительный удар! Палубная авиация Кригсмарине потопила у берегов Азорских островов новейший авианосец янки «Президент Хефнер»! Мы поздравляем отважных Кригсмарине с успехом и молимся за них! А сейчас для храбрых солдат Рейха и жителей Зонненштадта поет умопомрачительная малютка Мими Шварц…

– Нет, это определенно кошмар, – пробормотал Тога.

– Тога, ты ошибся. Это не «Сталкер». Скорее, «Кин-дза-дза». Пацаки, чатлане, натуральный обмен – спички на бензин, патроны на наркоту. Грязь, вонь, разруха, безумие. Только в фильме все это выглядело смешно. А сейчас… сейчас мне по настоящему страшно.

– Душу травишь, да? – Тога вздохнул. – Что дальше будем делать?

– Ночлег искать.

Мы вышли с рынка под мяукающее пение умопомрачительной малютки Мими Шварц и поплелись по длинной пустынной улице, которая, как нам сообщил прохожий, назвалась Курфюрстеналее. Возле трехэтажного серого здания мы увидели группку детей, окруживших рослого человека лет пятидесяти с окладистой седой бородой. Человек что-то говорил детям, и они улыбались. Это был первый раз, когда мы видели в Зонненштадте улыбающихся детей. Мы с Тогой подождали, когда дети ушли, направились к мужчине.

– Здравствуйте, уважаемые, – поприветствовал нас бородач, – Мы ведь незнакомы, не так ли? Я Виктор Лукошин, свободный поселенец, учитель в этой школе.

– Учитель? – Я протянул бородачу руку, но он почему-то ее не принял, лишь церемонно поклонился. – Это ваши ученики торгуют наркотиками на рынке?

– Печально, но факт. Отнеситесь к этому с пониманием. Люди выживают, как могут. Кто-то продает препараты, кто-то идет в полицию служить. Каждому свое.

– Jedem Das Seine. Фраза на воротах Освенцима. И часто вы ее цитируете?

– Эта фраза была на воротах Бухенвальда, – с грустной улыбкой поправил меня Лукошин. – Я пытаюсь объяснить своим ученикам, что наркотики – это плохо.

– И только-то?

– Вы осуждаете меня? Я не делаю ничего плохого. Употребление наркотиков на территории ЛИСА разрешено законами Рейха и автономии. Я могу говорить только о моральной стороне наркомании.

– Наркотики разрешены законом?

– Погодите, вы поселенец или гражданин?

– Я гражданин Рейха. А мой друг – свободный поселенец.

– Вы не знали? – Учитель с недоумением на меня посмотрел. – Вы не знаете законов Рейха? Как же вы получили гражданство?

– Получил, и все тут. Ладно, нам пора идти… учитель.

– Погодите! – Лукошин внимательно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Тогу. – Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

– Не думаю, любезный, – ответил я сухо. – Разве только вы нас поучите чему-нибудь. Вижу, в школе вы весьма успешно учительствуете.

– Школа в Зонненштадте одна на весь дистрикт. Спасибо нашему коменданту, герру Штаубе – это была его идея возродить в городе ландшуле для детей поселенцев. Правда, не все дети ходят в школу, большинству не до учебы. А я в этой школе единственный учитель, – сказал Лукошин. – Преподаю математику, рисование, немецкий язык, основы русского и истории Рейха. В основном математику. Цифры и функции никак не связаны с политикой, поэтому власти Рейха одобряют такую программу для детей поселенцев.

– И немецкий?

– Основной предмет. Однако для сдачи экзамена на гражданство его надо знать в совершенстве. Не всем даны способности к языку. Мне вот дойч не дается. В общем, язык я знаю, но некоторые тонкости от меня ускользают. Потому я не могу получить статус гражданина. Два раза проваливал экзамен. Судя по тому, что вы гражданин, немецкий вы знаете лучше меня. Чему же вас научить?

– Истории, – ответил за меня Тога. – Мы с другом кое-чего не понимаем.

– Вы ведь не местные, – сказал Лукошин. – Я вас раньше не видел в городе.

– Да, мы пришли сюда только сегодня. Это плохо?

– И пришли издалека, – интуитивно определил Лукошин. – Вы очень не похожи на всех, кого я знаю.

– Это хорошо или плохо?

– Это необычно. Какие у вас планы?

– Собираемся найти место для ночлега. Мне говорили про гостиницу «Оплот свободы», но Тогу… то есть Антона туда могут не пустить. Можете нам помочь?