Версальская история

– Неужели! – Дориан огляделся и улыбнулся. – Неужели мы направляемся в ту самую башенку? – Виконт тут же спохватился, что дворецкий не понимает, о чем он говорит, однако тот оказался в курсе дела.

– Ваш дядя решил, что вы будете рады, если мы разместим вас в ваших прежних комнатах, – пояснил Бадре.

– Разумеется, – кивнул виконт.

«Как это предусмотрительно со стороны маркиза – сделать такой красивый жест в пользу совместных воспоминаний, – подумал он. – Матушка переписывалась с братом и в последние пару лет жизни утверждала, что двор его испортил. Видимо, она ошибалась. Разве можно судить о человеке только по письмам?»

Комната оказалась одновременно и больше, и меньше, чем помнил Дориан. Иная, чем прежде, кровать под пышным золотистым балдахином с тусклыми вышитыми цветами, ковер, привезенный из Персии, большой камин, в котором, несмотря на жару, горел огонь. На стенах – портреты людей, глядевших исподлобья, – представители какой-то ветви генеалогического древа, не иначе. Прямо напротив кровати висел колоссальный тканый гобелен с не опознаваемым на первый, косой взгляд библейским сюжетом. Дориан пригляделся – оказалось, все та же вечная тема, поклонение волхвов.

– Гобелена раньше не было, – пробормотал виконт де Бланко.

– Да, господин, – немедля откликнулся дворецкий. – Маркиз выиграл это произведение искусства в карты не далее как три месяца назад. Его противнику нечего было больше поставить. Гобелен соткан в тринадцатом веке и… хм… оказался изрядно побит молью, когда мы его получили. Пришлось потратить много денег на восстановление, но мой хозяин решил, что это дело принципа.

– Почему же тогда он не повесил этот гобелен над собственной кроватью? – осведомился Дориан. – Раз уж так старался, чтобы выигрыш выглядел достойно.

– Во-первых, маркиз хотел доставить радость вам, – слегка поклонился дворецкий. – Ведь не каждому дано испытывать такое удовольствие – просыпаясь, глядеть на тринадцатый век. – По лицу Бадре скользнула мимолетная улыбка. – А во-вторых, по правде говоря, опочивальня его светлости уже так завалена трофеями, иные из которых весьма и весьма ценны, что этому сюжету не нашлось бы там подобающего места. Видите ли, маркиз весьма удачлив в картах.

Дориан хмыкнул: Жерар Бадре начинал ему нравиться.

– Когда прибудут ваши вещи, я прикажу немедленно принести их сюда, – сказал дворецкий.

– Не доставлю вам такого беспокойства – мои вещи не прибудут, – Дориан махнул рукой. – Есть только то, что я привез с собой.

– Тогда я прикажу поднять сюда ваши сумки. – Если Бадре и удивился, то виду не подал.

– Идите. – Дориану неожиданно захотелось остаться в одиночестве.

Дворецкий снова поклонился и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Пожалуй, при всем желании Дориан не смог бы объяснить, почему привез с собой так мало багажа, когда некоторым людям, бывает, не хватает в поездках и пары карет для вещей. Виконт де Бланко никогда не воевал, не привык к походной жизни, где учишься обходиться малым, однако, несмотря на старания матушки, пытавшейся сделать из него записного франта, оставался почти равнодушен к одежде.

Дориан подошел к большому зеркалу в углу комнаты и в раздумьях уставился на свое отражение. Пожалуй, сейчас он все-таки дал маху. Неведомо, чем закончится сегодняшняя беседа с дядей, и если виконту де Бланко надолго предстоит поселиться в окрестностях Парижа, следовало бы подготовиться к этому тщательнее. Позаботиться о пристойном гардеробе, например. Дориан скривился, отвернулся от зеркала, снял камзол, бросил его на кресло и, подойдя к окну, распахнул створки.

Сразу потянуло знакомым запахом цветущих трав. Снизу доносилось бодрое цвирканье – видимо, под карнизом свили гнездо стрижи. Из башни открывался превосходный вид на окружающие поля, за деревьями неподалеку поблескивал синий глаз небольшого озера. Дориан облокотился о подоконник и снова глубоко вздохнул. Следовало хотя бы немного подумать перед встречей с дядей.

Хотя… Он ведь уже принял решение. И если намерение маркиза де Франсиллона не поменялось, остается плыть по течению и ждать. Ждать отвратительного. Однако иного выхода нет. «Если бы я отвечал только за себя… все было бы по-другому».

Многие в свете, как знал и помнил виконт, меняли покровителей как перчатки. Благо, выбор был богат, его величество создал для того все условия. Но Дориан не относился к лизоблюдам. Ситуация, ставящая его в такое положение, заставляющая чувствовать себя стервятником, поджидающим, пока сдохнет загнанная лошадь, была ему глубоко отвратительна.

Маркиз де Франсиллон соизволил почивать почти до часу дня. Когда он появился, Дориан, сменивший дорожный костюм на непримечательный серый, сидел в одной из гостиных замка, читая книгу.

Годы не сделали маркиза величественным; наоборот, он обрюзг, расплылся, будто свечной огарок, и приобрел болезненно желтый оттенок лица. Даже пышный утренний камзол, расшитый невообразимыми янтарными птицами и цветами, дядюшку не красил, а скорее наоборот: золотая отделка подчеркивала нездоровый вид старика. Рядом с ним Дориан выглядел словно испанский клинок рядом с тыквой.

Виконт немедля поднялся и приветствовал дядю легким поклоном. Он был неприятно поражен тем, что вести о недомогании маркиза, вскользь упомянутые в письме, оказались правдой. Дядя выглядел из рук вон плохо, и можно было понять, почему он вдруг озаботился вопросами наследования.

– Приветствую вас, маркиз, – произнес Дориан, однако Франсиллон махнул рукой.

– Ты можешь называть меня просто Базиль, мой мальчик, – прогудел он, опускаясь в кресло и внимательно разглядывая племянника. – Однако ты сильно переменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Но все такой же рыжий.

Дориан позволил себе улыбку. Они с дядей встречались при дворе пять лет назад, и, несмотря на то что говорили всего ничего – маркиз де Франсиллон отдавал предпочтение обществу сестры, – произвели друг на друга благоприятное впечатление.

– Садись, – предложил хозяин дома. – Я рад, что ты счел возможным приехать к старому хворому родственнику. Безусловно, ты понял, зачем я позвал тебя?

– Разумеется. – Подобные вопросы следовало прояснять немедленно. – Вы достаточно подробно изложили это в письме.

– Ты всегда отличался редкой понятливостью, а я не стремился быть слишком уж таинственным, – кивнул маркиз. – Видишь ли, все шарлатаны, что слетелись ко мне, как мухи на мед, сходятся в одном: дольше года я точно не протяну. Какое счастье, что я хотя бы приблизительно знаю дату своей смерти, многим и этого не дано, – невесело усмехнулся он. – А у меня есть возможность устроить свои дела и привести в порядок бумаги, а также подумать о достойном наследнике. Именно поэтому ты здесь.

Дориан молчал.

– Не стану скрывать, – продолжил маркиз, – что ты был не единственным претендентом на наследство. У меня довольно родственников, которым только дай шанс – они подольют яду в суп и сведут меня в могилу, чтобы завладеть всем моим достоянием. И я пришел к выводу, что мало им всем доверяю.

– Занятно, – не сдержался Дориан, – а мне вы доверяете больше?

– Ты – сын своей матери, и это многое объясняет, – заявил дядюшка. – Как ты, должно быть, знаешь, мы с ней часто обменивались письмами, и она много рассказывала о тебе и о Жан-Люке. Вот твоему брату я никогда не доверил бы управление моими землями, – жестко заметил маркиз.

Дориан в упор смотрел на дядю. Говоря по правде, ему давно опротивело, что все кому не лень считают своим долгом напоминать ему, сколь непутев был Жан-Люк. Но, что бы ни болтали другие, Дориан любил брата, хотя тот принес семье немало горя. Отчасти из-за Жан-Люка он, виконт де Бланко, находится сейчас здесь.

– Жан-Люк умер, – ровно произнес Дориан. – Давайте не будем вспоминать его дела. Не зря говорили древние: о мертвых или ничего, или хорошо. Он не может ответить вам.

Маркиз смотрел на племянника с большим вниманием.