Молот и крест

Они приближались к валу, навстречу попадалось все больше и больше воинов. Некоторые просто бродили, кто-то сидел у костра и жарил мясо, другие бросали копье в цель. Шеф решил, что они очень похожи на англичан в своей домотканой шерстяной одежде. Но было и отличие. В любой группе, которую раньше встречал Шеф, всегда было какое-то количество калек, людей, которые не могут участвовать в битве; людей малого роста, деформированных; людей с помутившимися от болотной лихорадки глазами или со старыми ранами головы, которые отражались на их речи. Здесь таких не было. Не все большого роста, как с удивлением заметил Шеф, но все выглядят уверенными, закаленными, готовыми ко всему. Немного подростков, совсем нет мальчиков. Есть лысые и седые, но совсем нет параличных старцев.

И лошади. Вся равнина покрыта лошадьми, они пасутся. Для такой армии нужно много лошадей, подумал Шеф, и много пастбищ. Возможно, это их слабое место. Шеф понял, что размышляет как враг – враг, ищущий возможности подобраться. Он не король и не тан, но по собственному опыту знает, что ночью невозможно охранять все эти стада, как ни старайся. Сколько патрулей вокруг ни поставь, опытные охотники все равно сумеют подобраться, обрезать привязи и вспугнуть лошадей. Может, ночью заманить в засаду охрану. И как тогда будут викинги относиться к обязанностям охранников, если те регулярно перестанут возвращаться после ночного дежурства?

Когда они подошли к входу, Шеф снова дрогнул. Никаких ворот, и это зловеще само по себе. Дорога уходит прямо в брешь в валу в десять ярдов шириной. Как будто викинги говорят: «Стены защищают наше добро и удерживают рабов. Но чтобы прятаться за ними, они нам не нужны. Если хочешь сразиться, приходи. Попробуй пройти мимо нашей стражи. Нас защищают не бревна, а топоры, которые их свалили».

У бреши стояло и лежало сорок или пятьдесят человек. Вид у них был основательный. В отличие от остальных, все были в кольчуге или коже. Около каждого копье, щит. Эти люди через несколько секунд готовы вступить в бой, откуда бы ни появился враг. С той минуты, как группа Торвина: он сам, Шеф, Хунд, всего восемь человек – появилась, они не сводили с нее глаз. Пропустят ли?

У самой ограды вперед прошел рослый человек в кольчуге, задумчиво посмотрел на них, ясно дал понять, что заметил двух новичков. Через несколько мгновений кивнул и пальцем указал внутрь. Когда они прошли, он бросил им вслед несколько слов.

– Что он сказал? – шепотом спросил Шеф.

– На твою голову. Что-то в этом роде.

Они вошли в лагерь.

Внутри, казалось, царит полное смятение. Но в нем чувствовался железный порядок, ощущение целеустремленности. Повсюду люди: варят еду, разговаривают, играют в бабки или сидят над игорными досками. Во всех направлениях холщовые палатки, оттяжные веревки создают невероятную путаницу. Но тропа перед палатками никогда не закрывается. Она тянется прямо, в десять шагов шириной, и даже лужи аккуратно заполнены гравием, на истоптанной земле видны следы телег. Эти люди умеют работать, опять подумал Шеф.

Маленькая группа шла дальше. Через сто ярдов, когда, по расчетам Шефа, они оказались в самой середине лагеря, Торвин остановился и подозвал их двоих к себе.

– Я буду говорить шепотом, потому что нас ждет большая опасность. В этом лагере говорят на многих языках. Мы должны пересечь главную дорогу, которая идет с севера на юг. Справа, к югу, у реки, территория самих Рагнарсонов и их ближайших сторонников. Мудрый человек туда не пойдет добровольно. Мы пересечем дорогу и пойдем прямо к моей кузнице у противоположного входа. Пойдем прямо, не глядя в сторону реки. И когда доберемся до кузницы, сразу войдем в нее. А теперь пошли. И подбодритесь. Уже близко.

Шеф упорно смотрел под ноги, когда они пересекали широкую дорогу, но ему так хотелось бросить туда взгляд. Он пришел сюда ради Годивы – но где же она? Посмеет ли он спросить ярла Сигварта?

Они медленно пробирались через толпу, пока почти прямо перед собой не увидели восточную ограду. Тут, немного в стороне от других, стояло наспех сколоченное сооружение, открытое с обращенной к ним стороны, а внутри знакомые принадлежности кузницы: наковальня, глиняная печь, трубы и меха. Вокруг нити, на них висят яркие гроздья рябины.

– Мы пришли, – Торвин облегченно вздохнул. Но тут он взглянул мимо Шефа, и лицо его неожиданно побледнело.

Шеф обреченно повернулся. Перед ним стоял человек, высокий человек. Шеф понял, что смотрит на него снизу вверх, понял также, что ему редко приходилось в последние месяцы так смотреть. Но этот человек необычен не только ростом.

На нем такие же домотканые брюки, как на всех остальных, но ни куртки, ни рубашки. Верхняя часть тела завернута во что-то вроде широкого одеяла, это плед ярко-желтого цвета. На левом плече он заколот, правая рука остается обнаженной. Над левым плечом торчит рукоятка огромного меча, он так велик, что если бы его подвесили к поясу, он волочился бы по земле. В левой руке человек держит маленький круглый щит с ручкой в центре. С наружной стороны из центра щита торчит железное острие длиной в фут. За человеком с десяток других в такой же одежде.

– Кто это такие? – рявкнул человек. – Кто их пропустил? – Слова звучат со странным акцентом, но Шеф их понимает.

– Их пропустили охранники ворот, – ответил Торвин. – И им никто не повредит.

– Эти двое. Они англичане. Enzkir.

– В лагере полно англичан.

– Да. С цепью на шее. Отдай их мне. Я прослежу, чтобы их заковали.

Торвин прошел вперед, встал перед Шефом и Хундом. Его пятеро друзей встали рядом с ним, лицом к десятку полуголых людей в пледах. Торвин сжал плечо Шефа.

– Этого я взял к своему горну, он мой ученик.

Мрачное лицо с длинными усами насмешливо ухмылялось.

– Ну, и кузнец! Может, ты его по-другому используешь. А второй? – Он указал на Хунда.

– Он пойдет к Ингульфу.

– Но он еще не там. У него был ошейник. Отдай его мне. Я позабочусь, чтобы он не шпионил.

Шеф понял, что сделал шаг вперед. Живот у него свело от страха. Он понимал, что сопротивление бесполезно. Перед ним десять вооруженных воинов. Через мгновение огромный меч отрубит ему руку или голову. Но он не может оставить друга. Рука его двинулась к рукояти меча.

Высокий человек отскочил, протянул руку за плечо. Прежде чем Шеф дотянулся до рукояти, у того меч был уже в руке. И вокруг все обнажили оружие.

– Подождите! – послышался чей-то голос. Мощный голос.

Во время разговора Торвина с человеком в пледе они стали центром внимания на многие ярды. Вокруг образовалось кольцо из пятидесяти-шестидесяти человек, все внимательно смотрели и слушали. Из кольца вышел огромный человек, такого Шеф никогда не видел. Он на две головы выше Шефа, выше человека в пледе, шире его в плечах, тяжелее.

– Торвин, – сказал он. – Мюртач, – кивнул человеку в пледе. – В чем дело?

– Я забираю этого тролла.

– Нет. – Торвин схватил Хунда за руку и протолкнул его за ограду, увешанную ягодами рябины. – Он под защитой Тора.

Мюртач сделал шаг вперед, подняв меч.

– Подожди. – Снова мощный голос, на этот раз с угрозой. – Ты не имеешь права, Мюртач.

– А тебе какое дело?

Медленно, неохотно огромный человек сунул руку под рубашку, порылся там и извлек серебряную подвеску. Молот.

Мюртач выругался, сунул меч в ножны, плюнул на землю.

– Забирайте его. А ты, парень. – Он посмотрел на Шефа. – Ты коснулся своего меча. Скоро мы с тобой встретимся. И ты будешь мертв, парень. – Он кивнул Торвину. – А Тор для меня ничто. Не больше, чем Христос и его мать. Меня ты не одурачишь, как вот его. – Он показал на огромного человека, повернулся и пошел по дороге, высоко подняв голову, как человек, потерпевший поражение, но не желающий это показать. Его товарищи пошли за ним следом.

Шеф понял, что затаил дыхание и теперь выдохнул.

– Кто они? – спросил он, глядя на уходящих.

Торвин ответил не по-английски, а по-норвежски, говорил он медленно, подчеркивая общие для обоих языков слова.