Страница 6 из 8
Например, история о юноше, который однажды собрался на охоту и объехал со своими собаками все окрестные леса, перебирался через реки, бродил по болотам, но так и не нашел никакой дичи. Он проохотился весь день, пока солнце не стало спускаться за горы. И юноша был зол, оттого что день прошел неудачно, и собирался уже повернуть назад, как вдруг в тот момент, когда солнце коснулось гребня горы, из чащи выбежал прекрасный белый олень. И юноша крикнул «ату!» своим гончим, но они заскулили и не сдвинулись с места. Он пришпорил коня, но тот дрожал и стоял как вкопанный. Тогда юноша спрыгнул с коня, бросил собак и погнался за оленем один. Вскоре стемнело, и небо стало черным, без единой звездочки, а олень все бежал во тьме. И хотя у юноши имелось ружье, он не стрелял в оленя, потому что хотел поймать его живым, да и боялся отстать в темноте. Правда, пока не отставал, ориентируясь по звукам. Олень все бежал и бежал вперед, и юноша заблудился окончательно. Они мчались бесконечными лесами, полными шорохов, бледный, мертвенный свет исходил от поваленных и гниющих стволов; каждый раз, когда юноша думал, что потерял оленя, тот снова появлялся перед ним, белый и светящийся, и охотник, одержимый погоней, старался бежать еще быстрее, чтобы наконец догнать его, но тогда олень тоже прибавлял ходу, и юноше никак не удавалось его поймать. Они бежали бесконечными лесами, переплывали реки, пробирались по черным болотам, где земля булькала под ногами и вокруг мелькали болотные огоньки, а потом — через узкие горные ущелья, пахнущие подземельем; олень стремительно несся вперед, но и юноша не отставал. Так, словно связанные невидимой нитью, они преодолели высокие горы, и юноша слышал, как предрассветный ветер спускается с неба, а они все бежали и бежали, впереди — олень, а следом за ним — охотник. Наконец встало солнце, и юноша обнаружил, что оказался в совершенно незнакомом месте; это была прекрасная долина, через которую струился светлый поток, а посередине высился большой круглый холм. И олень начал спускаться вниз по долине к холму, и казалось, что он устал и бежит все медленнее и медленнее. Хотя юноша тоже устал, он ускорил свой бег, надеясь наконец-то поймать оленя, но у самого подножия холма, когда охотник уже протянул руку, чтобы схватить свою добычу, олень как сквозь землю провалился, и юноша расплакался: так было обидно потерять оленя после всей этой бесконечной погони. Но вдруг юноша увидел прямо перед собой дверь, ведущую внутрь холма. И он вошел, и там было совсем темно, но он шел вперед, потому что надеялся найти белого оленя. И тут появился свет, и юноша увидел небо над: головой, и сияющее солнце, и птиц, поющих на деревьях, и чудесный прозрачный родник, а у родника — прекраснейшую из женщин, и была это сама королева фей. И призналась юноше королева фей, что это она обернулась оленем, чтобы заманить его сюда, потому что страстно влюбилась в него. Она принесла из своего волшебного дворца большую золотую чашу, усыпанную драгоценными камнями, и предложила юноше выпить вина из этой чаши. И он стал пить, чем больше пил, тем сильнее ему хотелось пить, потом что вино было очарованное. А потом он поцеловал прекрасную леди, и она стала его женой, и он провел весь день и ночь в холме, где она жила, а когда проснулся, то увидел, что лежит на земле, на том самом месте, где в первый раз увидал оленя. Рядом стоял его конь, и собаки ждали пробужденья хозяина. Юноша посмотрел в небо и увидел, что солнце садится за горы. И он вернулся домой, и прожил долгую жизнь, но с тех пор ни разу не поцеловал ни одну женщину — ведь он целовал саму королеву фей, и никогда не пил обычного вина — ведь ему довелось испить очарованного.
А иногда няня рассказывала мне сказки, которые она слышала от своей прабабушки. Та была очень старая и жила одна-одинешенька в хижине посреди гор. В большинстве этих сказок речь шла о холме, где в стародавние времена по ночам собирались люди, и играли в разные удивительные игры, и делали странные вещи — няня мне рассказывала о них, да только я ничего не понимала, и еще она говорила, что теперь про это все забыли, кроме ее прабабушки, да и та толком не помнила, где тот холм. Как-то няня рассказала мне одну очень странную историю об этом холме — меня даже пробрала дрожь, когда я ее вспомнила. Няня говорила, что люди всегда приходил и туда летом, в самую жаркую пору, и сначала должны были долго танцевать. Они танцевали до темноты, причем из-за деревьев, окружавших холм, там было еще темнее. Люди собирались отовсюду, они приходили по тайной тропе, которой никто, кроме них, не знал, и двое стерегли вход, а каждый входящий должен был сделать очень странный знак, няня показала его, как могла, объяснила, что делать его по-настоящему она не умеет. Туда приходили всякие люди; и дворяне, и мужики, и старики, и юноши, и девушки, и совсем маленькие дети, которые просто сидели и смотрели. И когда они входили внутрь, там было совсем темно, только в стороне зажигали какое-то благовоние с сильным сладким запахом, от которого всем хотелось смеяться — видно было, как светятся угли и поднимается красноватый дым. И когда входил последний, дверь исчезала, так что никто не мог проникнуть внутрь, даже если и знал, что внутри что-то есть. И вот однажды некий дворянин, ехавший издалека, заблудился ночью в лесу, и конь завез его в самую непроходимую глушь с болотами и огромными валунами; конь то и дело оступался и проваливался копытами в какие-то норы, и деревья, очень похожие на виселицы, протягивали поперек дороги свои огромные черные сучья. Путнику стало очень страшно, и конь его начал дрожать, а потом и вовсе остановился и не хотел идти дальше; тогда дворянин слез с коня и взял его за узду, но конь стоял как вкопанный и от страха весь покрылся пеной. И дворянин пошел один, все дальше углубляясь в чащу, пока наконец не попал в какое-то темное место, где раздавались шум, пение и крики, каких он никогда раньше не слышал. Казалось, все эти звуки были совсем рядом, но он не мог попасть туда, откуда они доносились, и принялся кричать, и пока он кричал, кто-то схватил его сзади, и не успел он и глазом моргнуть, как ему связали руки и ноги, заткнули рот, и он потерял сознание. Очнулся сей дворянин на обочине, как раз в том месте, где сбился с пути, у дуба, разбитого молнией, а рядом был привязан его конь. И вот приехал дворянин в город, и рассказал, что с ним случилось, и некоторые удивились; а многие, видимо, знали что-то, но помалкивали. Так уже было заведено: когда все входили внутрь, дверь исчезала, и больше уже никто не мог войти. А те, кто оказывался внутри, вставали в круг, плечом к плечу, и кто-нибудь начинал петь в темноте, а кто-нибудь другой грохотал специальной погремушкой, и этот грохот доносился по ночам издалека, из глуши, и жители окрестных мест, знавшие истинную причину грохота, крестились, проснувшись за полночь и услыхав этот ужасный низкий звук, похожий на раскаты грома в горах. Грохот и пение продолжались очень долго, и люди в кругу слегка покачивались из стороны в сторону, а песня была на древнем-древнем языке, которого теперь никто не знает, и напев ее звучал странно. Няня говорила, что, когда ее прабабушка была еще маленькой девочкой, она знала человека, который немного помнил эту песню. Няня попробовала напеть ее мне, мелодия была до того странной, что я вся похолодела, словно дотронулась до трупа. Иногда пел мужчина, а иногда женщина, иногда они пели так хорошо, что двое-трое из тех, кто там был, падали наземь, кричали и бились, будто в припадке. Пение продолжалось, люди раскачивались туда-сюда, и наконец над этим местом, которое они называли Тол Деол, поднималась луна. Она освещала танцующих, а они все раскачивались из стороны в сторону, и густой сладкий дым вился над тлеющими угольями и плавал в воздухе. Потом начиналась трапеза. Мальчик вносил большую чашу вина; а девочка — хлеб. Хлеб и вино передавали по кругу, и вкус их отличался от вкуса обычного хлеба и обычного вина, и никто из тех, кому удалось их отведать, уже не был таким, как раньше. Потом все вставали, и начинали танцевать, и доставали тайные предметы из потайного места, и играли в необыкновенные игры, и водили хороводы в лунном свете, а иногда кто-нибудь внезапно исчезал, и о тех, кто исчез, больше никто никогда ничего не слышал, и неизвестно, что с ними случалось. А остальные снова пили удивительное вино, и делали идолов, и поклонялись им. Однажды няня показала мне, как выглядели эти идолы. Мы тогда гуляли и набрели на овраг, где было много влажной глины. И няня спросила меня, не хочу ли я посмотреть, что делали люди, о которых она рассказывала, и я ответила, что хочу. Тогда она попросила меня поклясться, что я ни единой душе об этом не скажу, а если скажу, то пусть меня бросят черную яму с покойниками, и я трижды произнесла эту страшную клятву. Няня взяла мою деревянную лопатку, накопала глины и положила ее в мое жестяное ведерко, и велела, если кто-нибудь встретится и спросит, сказать, что я хочу напечь дома пирожков. Потом мы пошли по дороге до ближайшей рощи, и няня остановилась, поглядела на дорогу в обе стороны, заглянула за живую изгородь, за которой раскинулось поле, крикнула «быстро!», и мы бегом бросились в рощу, подальше от дороги. Там мы сели под кустом, и мне очень хотелось посмотреть, что няня собирается делать с глиной, но она сначала еще раз заставила меня пообещать никому не говорить ни слова, а потом опять осмотрела кусты и поглядела во все стороны, хотя тропинка, по которой мы пришли, была такая маленькая и такая заросшая, что вряд ли кто-нибудь вообще да ней ходил. Наконец няня достала глину из ведерка, и принялась ее месить, и делать с ней странные вещи, и поворачивать ее во все стороны. Потом она укрыла глину на некоторое время большим лопухом, снова достала, поднялась на ноги, села, опять вскочила и обошла вокруг глины особым образом. При этом она все время напевала какие-то слова, и лицо у нее покраснело. Наконец няня села, взяла глину и стала лепить из нее куклу, но совсем не такую, какие были у меня дома. Она сделала очень странную куклу — мне таких никогда не доводилось видеть — и спрятала ее под кустом, чтобы кукла высохла и затвердела. И все время, пока няня делала куклу, она напевала себе под нос те же странные слова, и ее лицо становилось все краснее и краснее. Мы прикрыли куклу травой, чтобы ее никто не смог найти. И когда через несколько дней мы вернулись к тому месту, няня снова заставила меня повторить клятву и огляделась во все стороны, как и в первый раз. Мы пробрались через заросли к зеленой полянке, на которой спрятали под кустом глиняного человечка. Я очень хорошо все это помню, несмотря на то, что мне было только восемь лет, а с тех пор прошло еще восемь. Над рощей раскинулось густо-синее, почти фиолетовое небо, а там, где мы сидели, цвело большое бузинное дерево, а рядом с ним — купа таволги. Когда я думаю о том далеком дне, мне кажется, что комната наполняется запахом таволги и цветами бузины, а если я закрываю глаза, то вижу ярко-синее небо с ослепительно-белыми облаками и давно ушедшую от нас няню, сидящую напротив меня и похожую на прекрасную белую леди в лесу. Мы устроились под деревом, няня достала глиняную куклу из тайника и сказала, что мы должны «почтить» ее и она покажет мне, что надо делать, но я должна все время внимательно следить за ней. И она делала всякие странные вещи с этим глиняным человечком, и я увидела, что она вся вспотела, хотя мы шли сюда очень медленно. Потом няня велела мне «почтить» куклу, и я сделала все то же, что и она, потому что я любила ее, а эта игра была такой необычной. И няня сказала, что если очень сильно полюбишь кого-нибудь, то этот глиняный человечек может помочь, стоит лишь совершить над ним определенные обряды, и если очень сильно возненавидишь, то он тоже может помочь, только надо совершить другие обряды, и мы долго играли с ним, воображая и любовь, и ненависть. Няня сказала, что ее прабабушка все-все объяснила ей насчет глиняных фигурок, и то, что мы сейчас делаем, никому не вредит, это просто игра. Но потом она рассказала мне одну очень страшную историю об этих фигурках, и я вспомнила ее в ту ночь, когда лежала без сна у себя в комнате — в пустой темноте, — думая о своем видении и о тайной роще. Няня рассказала, что некогда в большом замке жила очень знатная молодая леди, И была она так прекрасна, что все знатные юноши хотели жениться на ней, ведь прелестней и добрей ее они не встречали. Она же, хоть и была любезна со всеми молодыми людьми, которые сватались к ней, все же неизменно отказывала им и говорила, что никак не может решиться, да и вообще не уверена, хочет ли выходить замуж. И тогда отец девушки, очень знатный дворянин, рассердился на дочь, хотя сильно любил ее, и спросил, почему она не выберет себе в мужья одного из прекрасных юношей, бывающих в замке. Но она ответила только, что никого из них не любит и что, если ее не оставят в покое, она скроется в монастыре и пострижется в монахини. И тогда все молодые люди решили, что уйдут восвояси и будут ждать ровно год и один день, а когда год и один день истекут, они вернутся и спросят, за кого она пойдет замуж. День был назначен, женихи разъехались, а девушка пообещала, что ровно через год и один день она выйдет замуж за одного из них. Но на самом деле юная леди была королевой тех людей, что летними ночами танцевали на тайном холме, и в эти ночи она запирала дверь своей комнаты и вместе с горничной тайком выбиралась из замка по потайному ходу, о котором никто, кроме них, не знал, и уходила в лесную глушь к холму. И ей было известно сокровенного больше, чем кому-либо до или после нее, потому что самых тайных тайн она никому не открывала. Она умела делать всякие ужасные вещи; знала, как извести человека и как навести порчу, и другие вещи, которых я не могла понять. И хотя ее настоящее имя было леди Эвелин, танцующие люди звали ее Касса, что на древнем языке означает «премудрая». И была она белее их всех, и выше ростом, и глаза ее горели в темноте, как самоцветные рубины; и знала она песни, которых не знал никто, и когда она пела, все падали ниц и поклонялись ей. И умела она делать то, что они называли «шиб-морок», то есть самое чудеснейшее волшебство. Леди Эвелин говорила своему отцу-лорду, что хочет пойти в лес собирать цветы, и он отпускал ее, и они с горничной уходили в такой лес, где никто никогда не бывал, и юная леди оставляла горничную на страже, а сама, раскинув руки, ложилась на землю и запевала особую песню, и со всех концов леса, шипя и высовывая раздвоенные язычки, начинали сползаться огромные змеи. Они подползали к ней и обвивались вокруг ее тела, рук и шеи до тех пор, пока вся она не скрывалась под извивающимися змеями и видна была только голова. И юная леди разговаривала с ними, и пела им, а они скользили по ее телу, все быстрее и быстрее, пока она не приказывала им удалиться. И все они тут же уползали в свои норы, а на груди у леди оставался удивительный, необыкновенно красивый камень. Он имел форму яйца и был окрашен в темно-синий, желтый, красный и зеленый цвета, а поверхность его напоминала змеиную чешую. Именовался он «глейм-камень», и с его помощью можно было творить всевозможные чудеса: няня говорила, что ее прабабушка видела глейм-камень своими глазами и был он блестящий и чешуйчатый, точь-в-точь как змея. Леди Эвелин могла многое, но она твердо решила не выходить замуж. А ее руки добивались самые знатные, самые богатые и самые храбрые юноши и среди них — первые из первых: сэр Саймон, сэр Джон, сэр Оливер, сэр Ричард и сэр Роланд. Все поверили, что леди Эвелин говорит правду и выберет одного из них себе в мужья, когда пройдет год и один день; но хитрый сэр Саймон заподозрил, что она водит всех за нос, и поклялся следить за ней, пока не откроет, в чем тут дело. А был он еще совсем молодым, хотя и очень умным, и лицо его еще не огрубело — гладкостью и нежностью кожи оно напоминало девичье личико. Сэр Саймон сделал вид, что, как и все остальные, решил не бывать в замке, пока не истечет срок, и объявил, что уезжает за море, в дальние края, а сам отъехал недалеко и вернулся, переодевшись служанкой, да нанялся в замок мыть посуду. И все время он ждал, следил, слушал, помалкивал, прятался в темных уголках, вставал по ночам и подсматривал. И увидел и услышал он много такого, что показалось ему весьма странным. А был он очень хитер и сказал девушке, которая прислуживала леди, что на самом деле он юноша и переоделся девушкой, потому что очень любит ее и хотел быть с нею рядом, и девушке это так понравилось, что она многое рассказала ему, и он больше, чем когда-либо, убедился: леди Эвелин водит за нос и его, и всех остальных. И так ловко и так много наврал сэр Саймон служанке, что однажды ночью ему удалось пробраться в комнату леди Эвелин и спрятаться за шторой, и он стоял там тихо-тихо, не шевелясь и не дыша. Наконец пришла леди. Она полезла под кровать и подняла плитку пола — там оказалось углубление, откуда она достала воскового идола, совершенно такого же, как тот глиняный, которого мы с няней сделали в роще. И глаза у леди Эвелин все время горели, как рубины. И она взяла восковую куколку в руки, и прижала ее к груди, и стала шептать и бормотать что-то, а потом подняла ее и положила,--и снова подняла, и снова положила, и наконец произнесла: «Блажен тот, кто породил епископа, который рукоположил священника, который обвенчал мужчину, который женился на женщине, которая сделала улей, в котором поселилась пчела, которая собрала воск, из которого сделан мой истинный возлюбленный». И она достала из сундука большую золотую чашу, а из шкафа большой кувшин с вином, и налила вина в чашу, и очень бережно опустила свою куколку в вино, и омыла ее всю. Потом она пошла к буфету, достала круглую булочку и приложила ее к губам идола, а потом осторожно перенесла куклу на кровать и укрыла. Сэр Саймон смотрел не отрываясь, хотя ему было очень страшно, и увидел, как леди наклонилась и вытянула руки, что-то шепча и напевая, и вдруг рядом с ней появился красивый юноша, который поцеловал ее в губы. И они вместе выпили вино из чаши и съели булочку. Но когда взошло солнце, юноша исчез, и осталась только восковая куколка, и леди снова спрятала ее в углублении под кроватью. Теперь-то сэр Саймон знал, кто такая эта леди, и продолжал следить за ней, пока не подойдет время, когда она должна будет выбрать жениха — как раз через неделю истекал срок. И однажды ночью, укрывшись за шторой в комнате леди Эвелин, он увидел, как она сделала еще пять восковых куколок и спрятала их в тайнике. На следующую ночь она достала одну из них, налила в золотую чашу воды, взяла куколку за шею и опустила ее под воду. А потом произнесла: