Страница 4 из 12
ГЛАВА 7
Конечно, на Птичьем рынке разных животных было меньше, чем в зоопарке, но зато я первый раз в жизни как следует рассмотрел острую мордочку ежа с зоркими глазёнками, намотал на руку безвредного желтопузика и увидел сиамских котов с голубыми глазами.
Я все время тянул папу пойти посмотреть канареек и волнистых попугайчиков, но он никак не хотел уходить с собачьей площадки.
— Давай купим щенка. Что же ходить и смотреть? — предложил я, ни капли не веря в то, что папа купит собаку.
Я предложил просто так. Мы с папой не раз просили у мамы разрешения привести домой собаку, но мама ни за что не разрешала. Она говорила, что щенок — это грязь, блохи, вечные заботы и огромная ответственность.
В ответ на мою просьбу папа молча на меня посмотрел долгим взглядом. Это означало, что он сам всё знает и понимает и нечего делать ему подсказки.
И мы продолжали ходить и смотреть на собак, которые от тоски даже не бросались на кошек. Да и сами кошки при виде унылых псов не шипели…
И вдруг сзади меня кто-то громко и радостно крикнул:
— Двапортфеля-а!
Я вздрогнул, но не обернулся. Мне не хотелось, чтобы папа и все люди на рынке узнали моё прозвище. Я зашел за папу, а кто-то ещё два раза крикнул, но уже совсем тихо. Наверное, подумал, что с кем-нибудь меня перепутал.
Немного погодя я выглянул из-за папы и увидел Тигру. Папа и мама уже строго отчитывали его за крик в общественном месте.
Тигра заметил, как я выглянул, и погрозил кулаком. За это его взяли за руки и повели дальше от собак.
Вдруг папа с силой дернул меня за руку. Мы очутились в толпе, окружавшей кого-то. Папе было тяжело. Он одной рукой тащил меня за собой, а другой — загребал так, словно боком плыл по Чёрному морю борясь с волнами.
Наконец, запыхавшись, папа пробился в первый ряд. Я задрал голову на человека в очень помятой шляпе. Он держал на руках собаку.
Шерсть у неё была, как у козлёнка, — длинная, серо-белая, волнистая, а нерасчёсанная чёлка закрывала глаза, и казалось, что собака спит. Но она не спала, потому что чёлка над глазами всё время вздрагивала. И шевелились тёмные курчавые уши.
Я цокнул языком.
Собака потянула носом, направленным прямо на меня, вскинула чёлку. И в это мгновение я успел взглянуть в блеснувшие на солнце, полные слёз собачьи глаза.
Не успев ни о чем подумать, я потянул папу за пиджак. Он нагнулся. Я сказал:
— Давай унесём его отсюда! Давай купим!
— Ты думаешь, это будет то самое необычное?
— Конечно! Ушли без собаки, а приходим с собакой. Мы с ней уже переглянулись. Давай быстрей, а то кто-нибудь другой захочет купить!
Папа сложил руки на груди и наморщил лоб. Он задумался.
У хозяина собаки то и дело спрашивали, сколько она стоит. Он коротко отвечал:
— Двадцать.
При этом глаза его как-то неприятно бегали по сторонам, и я подумал, что лучше бы не у собаки глаза были прикрыты чёлкой, а у него.
Услышав цену, многие, даже не торгуясь, выбирались из толпы. Я, не переставая, дёргал папу за пиджак. Наконец он спросил:
— Какой породы щенок?
— Помесь пуми — венгерской овчарки — с деревенской лайкой, — ответил хозяин.
— Разве деревенские лайки бывают?
— Раз бывают городские, значит, есть и деревенские, — сказал хозяин.
— Логично, — заметил папа. — А родословная и вообще документы на него у вас есть?
— Нет. Я вывез пса из Закарпатья. Если думаете, что он краденый, могу предъявить свой паспорт.
Хозяин полез в карман за документами.
— Я вам верю, — сказал папа. — Но родословная у него есть?
— По линии овчарки — прапрапрадед был чемпионом Австро-Венгрии. Фон Тюбинген-Млецки. А прапрапрабабушка — фон Заксенгузнер. По линии лайки никого из знаменитостей нет.
В толпе засмеялись. Я не понял, шутит хозяин или говорит серьёзно.
Какая-то старушка недовольно заметила:
— Расхваливает! Деньги большие запросил, а домой принесёшь и пожалеешь. То одно, то другое. А рынок — не магазин. Обратно не воротишь.
После этих слов какое-то помятое лицо хозяина задергалось, и он ехидно сказал старушке:
— К собаке прилагаются запчасти: лапы передняя и задняя, четыре клыка, хвост и дюжина блох.
Кроме меня и папы, все засмеялись, а старушка обиженно вышла из толпы.
— У меня есть вопросы, — сказал папа. — Возраст, имя, характер. Пожалуйста, без шуток.
— Полгода ему примерно. Ни на одно из имен не откликается. Да, да! Характер весёлый. Озорной. У меня не было времени его воспитывать.
— Понимаю, — сказал папа, посмотрев на опухший нос хозяина.
— Что ещё вас интересует? Причина продажи?
— Догадываюсь, — сказал папа, взъерошил и без того растрёпанного щенка, потрепал ему уши и пощупал нос.
«Покупай же! Покупай же!» — молил я про себя папу.
Он попросил поставить щенка на ноги. Хозяин спустил его на землю. Пёс постоял немного и улёгся, уткнувшись носом в вытянутые передние лапы.
Я сел перед ним на корточки и осторожно погладил. Щенок тихо-тихо дрожал. Может быть, он плакал? И, не знаю почему, я вдруг почувствовал, что мы не расстанемся.
— Ну что? Купим? — спросил папа, тоже присев на корточки перед щенком. (Я кивнул.) — Деньги есть. Но мы не подумали о маме. Помнишь, что она сказала, когда мне хотели подарить бульдога?
Я вспомнил. Мама тогда сказала папе:
«Или я, или бульдог. Выбирай!»
«Конечно, ты!» — сказал папа, но мама обиделась за то, что он задумался перед тем, как ответить…
— То-то и оно-то, — вздохнул папа, а хозяин между тем снова взял щенка на руки и презрительно смотрел на нас сверху вниз. Кажется, он собрался уходить.
— Уговорим! Вот посмотришь — уговорим! — затеребил я папу.
Он наконец решился, и все стало происходить, как во сне.
Папа, не торгуясь, протянул две десятки хозяину, я подставил руки, и мне с минуту не верилось, что на моих руках лежит дрожащий мохнатый щенок.
Хозяин быстро спрятал деньги и, наклонившись к папе, сказал:
— Щенок не краденый. Запомните мою фамилию. — Он раскрыл какое-то удостоверение.
Папа заглянул в него и спросил:
— Аппетит хороший?
— Не избалован. Есть всё. Почаще водите гулять. Пёс породистый. Зарегистрировать его я не успел. Пока!
Папа слушал с растерянным видом, но отступать уже было некогда.
Затем бывший хозяин таинственно исчез, а мы заметили, что на щенке нет ни ошейника, ни поводка.
Папе пришлось вынуть из брюк ремень и с помощью двух скрепок соорудить ошейник с поводком.
Я убедился, что ремень затянут не туго, крепко зажал его конец в руке и опустил щенка на землю.
— Ну, пошли, Рекс! — убито сказал папа.
Я догадался, что он, не переставая, думает, как мы придём домой и что скажет мама.
Щенок не откликнулся на имя Рекс. Тогда я легонько дёрнул папин ремешок, и щенок поплёлся за мной, понуро опустив голову, а папа шел немного впереди нас, то и дело подтягивая спадавшие брюки. Изредка он оборачивался и выкрикивал то ласково, то строго:
— Трезор!.. Грант!.. Тузик!.. Бэмс!.. Полкан!.. Чандр!.. Тёшка!.. Чоп!.. Ринг!.. Кутя!..
Но наш щенок не обращал никакого внимания на все эти выдуманные папой имена.
Вдруг, разозлившись на это, папа засунул два пальца в рот, оглушительно свистнул, и наш щенок даже присел от испуга, а мне показалось, что от этого страшного свиста в моих ушах заплясали тысячи горошинок и что весь рынок притих на мгновение.
Папа виновато улыбнулся и обратился к толпе:
— Товарищи! Понимаете, я подумал, что нам продали глухонемого щенка! Но он слышит. Слышит! Порадуйтесь этому вместе с нами!
Голубятники стали стыдить папу за то, что свистит в общественном месте и пугает голубей. Кто-то даже хотел позвать милиционера.
Тогда я потащил папу за пиджак, и он пошёл за мной, извиняясь направо и налево.
Я обиделся, потому что не раз спрашивал, как научиться свистеть двумя пальцами, но папа отвечал, что сам не умеет с детства и других не собирается учить.