Страница 1 из 11
Шон Макмаллен
Голос стали
Обрывается «Дневник Тиндейла» с резкой и шокирующей окончательностью взмаха палаческого топора. Эдвард и Уильям Тиндейлы погибли в 1406 году, когда во время испытаний взорвалась отлитая ими переносная кулеврина. Эта информация была не записью в дневнике, а значилась на ксерокопии, добавленной к нему сэром Стивеном Честером. Вплоть до 1404 года в дневнике по большей части шли записи о пороховых смесях и сплавах для отливки пушек. Остальное состояло из заметок и исследований в области оптики, астрономии, изучения особенностей птичьего полета и даже строительства кораблей. А 4 апреля 1404 года Уильям записал, что купил у какого-то рыночного торговца поющий меч и теперь собирается наблюдать за ним, пока тот не запоет. По виду меч был испанским, и Уильям называл его «Меч дона Альверина».
Как выяснилось, меч не пел, а говорил. Услышанное наверняка оказалось совершенно непонятным для Уильяма, но он как добросовестный ученый-наблюдатель записал все в точности, насколько смог. А я, будучи специалистом по раннему английскому и взяв за основу записи Уильяма, сумела вычленить из этой абракадабры слова, которые меч произнес на самом деле. С этими двенадцатью словами я провозилась больше часа: настолько невероятным казалось написанное и услышанное.
Заст раллна лондской колц вой стифи — было очень трудно объяснить. Нужо што нибть ис супр марта — тоже оказалось серьезной проблемой.
Я несколько раз прочла оба предложения вслух. И чем быстрее читала, тем больше они звучали так: «Застряла на лондонской кольцевой, Стиффи. Нужно что-нибудь из супермаркета?». Слова, несомненно, были произнесены на английском, но транскрибированы человеком, непривычным к тому английскому, на котором мы говорим, и при этом он очень сильно полагался на звучание. Любой из братьев Тиндейлов мог записать исходные фразы подобным образом.
— Разумеется, я собираюсь проверить подлинность дневника, — сказал мне сэр Стивен Честер, когда я впервые прочла слова, которые попросту не могли существовать. Но тем не менее существовали.
Передо мной на столе лежали дневник Тиндейла и Меч дона Альверина. Был 2004 год, и я находилась в поместье неподалеку от Честерфорта, севернее Лондона. Сэр Стивен начал реставрацию фамильного склепа, желая превратить его в некую достопримечательность для туристов, и в одном из гробов обнаружил дневник и меч. Он мало что смыслил в староанглийском, но все же сумел распознать слово «супермаркет» в версии Уильяма Тиндейла. — И что вы думаете на этот счет? — спросила я.
— Но эксперт вы, Мишель. И я надеялся услышать хотя бы одну версию.
А у меня не было версий. Сэр Стивен наткнулся на мое имя в интернете, когда искал информацию об Эдварде и Уильяме Тиндейлах. Я всего лишь учительница средней школы, а не ученый, но еще на старших курсах университета Тиндейлы стали для меня навязчивой идеей. Немногие уцелевшие в архивах упоминания о братьях намекали, что это были яркие ученые-наблюдатели и первопроходцы, как минимум, равные да Винчи или Галилею. Я скопировала всю информацию о братьях, даже несколько клочков бумаги с их рукописными заметками. А дома у меня висела репродукция единственного портрета Уильяма Тиндейла. И еще я мечтала отыскать доказательства того, что они изобрели нечто важное, ну, скажем, микроскоп, но о чем из-за погубившего братьев несчастного случая мир так и не узнал.
— У меня нет теорий, почему меч произнес слово «супермаркет» в 1404 году, — призналась я. — Что же касается братьев Тиндейлов, то я полагала, будто знаю о них все, но ваш дневник — полная неожиданность. У вас нет с ними каких-либо семейных связей?.. Например, не был ли ваш далекий предок их покровителем?
— Насколько мне известно, нет. А что вы можете о них рассказать?
— Они были мастерами-оружейниками, а Эдвард к тому же занимался алхимией. Уильям еще мальчиком стал учеником ювелира, потом превзошел учителя, изготовив несколько часов с анкерным механизмом на коронных шестернях. Он также экспериментировал с линзами и смастерил некое устройство, которое назвал «составной машиной для приближения объектов». Если тут подразумевается телескоп, то произошло это на два столетия до общеизвестной даты его изобретения. А если микроскоп с несколькими линзами,[1] то и в этом случае братья намного опередили кого угодно.
— Значит, Уильям был мозгом семейства?
— Они оба очень умны и весьма эрудированы для того времени. Но Уильяма можно назвать мечтателем, а Эдвард имел склонность к организаторским делам и торговле. Когда та злосчастная кулеврина взорвалась и погубила их, они были в расцвете своего таланта и к тому же достаточно богаты, чтобы с комфортом жить и творить. Если бы они дожили хотя бы лет до тридцати пяти, то смогли бы произвести революцию в английской науке и промышленности. Этот дневник — несомненное тому доказательство. Заметки о работающем телескопе, наблюдения о лунных кратерах и спутниках Юпитера, схема устройства чугунолитейной печи и даже идея «непотопляемого» железного корабля.
Прочитав дневник, я попыталась вообразить, как изменился бы мир, если бы братья прожили еще лет тридцать или сорок и дали мощный толчок науке и производству Англии, Например, промышленная революция началась бы в конце 1500-х, а не 1700-х годов. А если бы Уильям преобразил астрономию и физику за двести лет до Галилея? Где бы теперь оказалось человечество?
Я открыла папку и показала сэру Стивену репродукцию единственного уцелевшего портрета Уильяма. Немного мечтательное выражение изобретателя никак не шло вразрез с тем, как я его представляла: целеустремленная личность, человек-практик. Если честно, то я испытывала к нему довольно странное влечение и, даже знакомясь с мужчинами, невольно искала сходство со своим кумиром. Но сэру Стивену я об этом, разумеется, ничего не сказала.
— Этот дневник мог бы стать одним из величайших открытий в истории науки, — заметила я, печально глядя на лежащую передо мной страницу ксерокопии.
— Мог? — переспросил сэр Стивен, в первую очередь, видевший в дневнике редкий материал, способный завлечь туристов в его поместье.
— Именно «мог», а не «может». Ведь записи о телескопе Тиндейла и его чугунолитейной печи соседствуют в дневнике со словами «супермаркет» и «лондонская кольцевая». И этого более чем достаточно, чтобы поставить на дневник клеймо: фальсификация.
— Но ведь его подлинность можно установить. С помощью углеродного анализа… или еще как-то.
— Правильно, но даже если определят, что бумага и чернила датируются примерно 1400 годом, дневник все равно сочтут ловкой подделкой.
— Вовсе не обязательно. Видите ли, жена почти каждый день связывается со мной по радио из машины по поводу покупок в супермаркете или напоминает, чтобы я не забыл выключить духовку…
— Ну и что? Сейчас у всех мобильники.
— В том-то и дело, что у нас с ней две старомодные рации. Пользоваться ими гораздо дешевле, чем платить за два мобильных телефона. Сами понимаете, нам приходится затягивать пояса, пока финансовые дела поместья не обрели стабильность…
— Что ж, это многое объяснило бы, если бы именно вы, услышали в 2004 году, как меч разговаривает. Но вопрос в другом: кто стал бы говорить о супермаркетах и лондонской кольцевой шестьсот лет назад? И вообще, как может меч говорить?
И тут я смолкла, вспомнив о том, что произошло по время регаты несколько лет назад. Я была членом университетского яхт-клуба. Собственных яхт у клуба не имелось, но мы становились матросами-добровольцами на частных судах состоятельных владельцев. Из-за каких-то особенностей изготовления металлическая мачта на одной из яхт превратилась в детекторный радиоприемник и ловила передачи береговой радиостанции. Детекторные приемники работают за счет энергии самого радиосигнала, батареи им не нужны. Если на такое способна мачта, то почему не меч?
1
Как известно, микроскоп Левенгука состоял лишь из одной двояковыпуклой линзы и по сути представлял собой лишь очень сильное увеличительное стекло. Оптическая система, позволяющая регулировать степень увеличения, должна иметь не менее двух линз. (Здесь и далее прим. перев.)