В толще льда

– Пош-ш-шел, педрила! – сквозь зубы рычит Наташа и захлопывает дверь.

Машина срывается с места и уносится по пустой улице.

Свешников гонит "Вольво" по городу – притормаживает у светофоров на широких улицах, сворачивает в темные переулки, где приходится на полную мощность включать фары. Снова вырывается на проспекты и бульвары, плавно обходит редкие машины. Проносится мимо голосующей Наташи.

30

Свет в вахтерской погашен. Только через окошечко из зала тусклый отсвет проникает внутрь. Дверь забаррикадирована столом и придвинутым к столу диваном. На диване, спрятав ладони под мышки, сидит Дима с круглыми от страха глазами и напряженно смотрит на забранное решеткой окошко. Он слышит, как в зале Хранилища грохочут переворачиваемые Существом стеллажи и шкафы, звенят разбивающиеся стекла, – Существо явно еще не насытилось или не успокоилось после пробуждения.

– Ничего себе – малыш… – ворчит Дима со страхом. – А я тут сижу, как идиот, запер себя в этой мышеловке…

Он слышит гулкое цоканье шагов многоногого и, несомненно, весьма крупного существа. Слышит и другие – непривычной тональности – звуки: стрекот, шуршание, странное фырканье. Звуки приближаются к вахтерской.

Дима, оторопело приоткрыв рот, медленно и неслышно сползает с дивана на пол и придвигается к столу, чтобы его не было видно из окошка.

За дверью слышится очередной металлический грохот и звон бьющегося стекла. Тишина, потом звенят и хрустят осколки под тяжелой поступью. Шаги удаляются.

Дима облегченно вздыхает, облизывает пересохшие губы. Лоб его в крупных каплях пота, но он даже не замечает этого.

– Нет, надо сваливать отсюда, – бормочет он в панике. – Вот только позвоню… куда-нибудь… – Он поднимает руку и нащупывает на столе телефон. Берет его, снимает трубку – телефон мертв. – Не судьба, – шепчет Дима в пространство.

Ослабевшая рука Димы с трубкой медленно опускается.

31

На каменную площадку по длинному, крутому склону поднимается Коля.

Владимир и Еременко выжидательно смотрят на него сверху. Владимир невозмутим, да и Еременко успокоился.

– Подходы мы и без вас изучили, – рассказывает Владимир. – Двое наших бойцов полдня ошивались вокруг вашего Хранилища. Под бомжей "косили". Спирт у сотрудников выпрашивали.

– Тогда я… – начинает Еременко.

– Вы нам нужны внутри, – обрывает его Владимир. – Без остановок и задержек подведете нас к месту. И будете помогать.

– Помогать? Я же не грузчик.

– Вы неправильно поняли, – растолковывает Владимир. – Будете смотреть, чтобы при загрузке штуковину эту не повредили…

– Тогда все в порядке, – успокаивается Еременко.

– …И будете контролировать доставку и хранение, – добавляет Владимир. – Сопровождать то есть.

Лицо Еременко вытягивается.

– Доставку – ладно. А хранение… Я что же, как… как часовой, при нем дежурить должен?

Владимир разводит руками – безо всякого участия и сочувствия.

– Ничего, подежурите.

– Я, вообще-то, работаю. И на немаленькой должности.

– И что с того?

– Да ведь прогулы… – раздражаясь, говорит Еременко.

– Да ведь это не мы одолжения у вас просим, – в тон проректору отвечает Владимир. – Это вы должок свой отрабатываете.

Плечи у Еременко медленно опускаются. Возразить ему нечего. Капкан крепко держит. Приходится смирить гордыню.

– А вы, Виктор Иванович, на работу сообщите завтра, что приболели на пару дней и будете отлеживаться… Вы ведь, говорите, на немаленькой должности… Так что беспокоить не станут. Дача есть?.. Ах да, есть! – усмехается Владимир. – Будете болеть на даче. А мобильник дома оставите.

– Как же без связи? А если что?..

– Мы вам на время другой дадим. – Владимир зло щурится. – А вот "если что" – нам не надо. И вам тоже.

Еременко хмурит лоб. Негромко откашливается. Его подмывает сказать что-нибудь весомое, продемонстрировать, что он все же не пешка, что к нему следует прислушиваться, с ним надо считаться.

– Меня интересует следующее. Таможня…

– Пусть это вас не интересует, – обрывает его Владимир.

Коля уже перед ними.

– Все! – докладывает он, слегка запыхавшись. – Порядок. Телефоны отрубили. Сигнализации в этом сарае нет. То есть – можно считать, что нет. Одно название… А теперь и названия нет. Так что можем начинать.

Вдалеке на бетонке, ведущей к Хранилищу и хорошо видной со скальной площадки, появляется свет фар. Свет на бешеной скорости приближается к Хранилищу. Владимир замечает его. На миг он теряет дар речи. Безмолвно открывает рот, как рыба на суше, и тычет пальцем в сторону бетонки.

– А эт-т-то что такое?! – наконец негодующе выговаривает он, повышая голос, и поднимает бинокль к глазам. Обращается к Еременко: – Профессор, может, это кто-то из ваших?

– В такое время? – удивляется Еременко.

В бинокль видно, как "Вольво" Свешникова резко тормозит в освещенном дворе Хранилища, так что машину даже немного заносит.

Владимир протягивает бинокль Еременко.

– Посмотрите-ка! Вдруг, узнаете…

32

Свешников, немного не доехав до пандуса, глушит двигатель и резким рывком ставит машину на ручной тормоз. Выскакивает из кабины, хлопает дверцей и почти бегом поднимается по пандусу к Хранилищу.

В кабине "Вольво" ключ остается в зажигании. Под ним слегка покачиваются брелок сигнализации и обычный брелок – миниатюрный глобус.

Дима слышит шум подъехавшей машины. Он привстает и опасливо глядит через окошечко вахтерской в зал – там никакого движения.

В вахтерской требовательно дребезжит входной звонок.

– Тихо – тихо – тихо… – причитает Дима, поспешно и суетливо разбирая баррикаду: оттягивает от двери диван и стол. Потом открывает дверь, высовывает голову, озирается и бежит к двери проходной.

В зале – жуткий кавардак: опрокинутые и покосившиеся стеллажи и шкафы, в проходах – груды битого стекла, треснувших склянок, лужи формалина, валяются разорванные, истерзанные экспонаты.

Дима отпирает дверь. Свешников решительно пытается войти, но Дима еще более решительно, навалившись всем телом, выталкивает его наружу и вываливается сам. Плотно закрывает за собой дверь и прижимается к ней спиной.

– В чем дело? – надменно произносит профессор.

– Эта сволочь, похоже, величиной со слона, – с мольбой и ужасом в голосе говорит Дима. – Вы бы видели, что она там натворила.

Свешников порывается войти – пытается отодвинуть Диму от двери, но не тут-то было. Откуда у парня только взялось столько сил? Он остается недвижим, как будто у него самого веса не меньше, чем у слона.

Свешников прекращает безуспешную борьбу с Димой и отступает.

– И что же оно натворило? – говорит он, стараясь, чтобы в голосе звучали насмешка и недоверие. – Я не видел. Покажи!

Дима отрицательно мотает головой.

– Нам с вами там делать нечего. – И – с отчаянием: – Надо вызывать милицию… армию!..- С каждым словом Дима все больше переходит на истерический крик: – Расстрелять! Спалить! Разбомбить! С землей сравнять!..

– Успокойся! – гневно орет профессор и дает Диме пощечину.

Тот затихает, гладит щеку и часто моргает.

– Удивительно! – говорит Свешников деловитым тоном. Он все еще спокоен и собран. – Подействовало. А я думал – врут.

– Я туда не пойду! – отчеканивает Дима.

– Верно. Одному там делать нечего. Но нас-то уже двое, – убеждает его Свешников. – И теперь мы пойдем туда вдвоем. И вооружимся… Чем-нибудь.

– Чем? – безнадежно говорит Дима. – Чучелами?

– Хоть один пожарный щит внутри сохранился?

– Не отменяли пока…

– Отлично! Там – топоры, ломы, огнетушители. Чем не оружие?

– Да уж. Супер. Только до него дойти надо. И в живых остаться.