Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 14



Я познакомил его с нашим героем, у армянина был готов роман, в Армении его даже каким-то чудом напечатали, и он в 1993 году носил его по московским издательствам и еще просил деньги на издание у богатых московских армян, которые его, разумеется, кормили «завтраками», потому что эти новые богатые (неважно, кто они, армяне, русские, грузины, евреи) устроены так, что они лучше трижды пропьют эти несчастные 3-4 тысячи долларов, нужные на книгу, чем отдадут кому-то или куда-то. Впрочем, один относительно порядочный человек пару раз оплатил ему перелет Москва - Ереван и обратно, уже немало, но это было все; и я ему предложил попробовать издать его роман по-русски сначала в журнале и познакомил с нашим героем. А поскольку герой был, наверное, тогда настроен помогать молодежи и испытывал по этому поводу, как я уже сказал, всевозможные горьковские позывы, плюс все приезжие с юга очень душевные люди, в общем, вскоре они стали друзьями.

И известный писатель помог моему приятелю напечататься в журнале, а поскольку вещь была хорошая, то приятеля приняли там хорошо, и Н. Н. был доволен, и все говорил мне: ну а вы что же? Приносите тоже что-нибудь, хотя бы рассказы, а я все не приносил, как будто нарочно, и мне не следовало бы к нему ходить-и-ничего-не-приносить, а следовало хотя бы иногда что-то приносить или пока не ходить. Но все было так здорово, здорово с ним иногда общаться, плюс их замечательный буфет, просто какое-то парижское кафе или «Бродячая собака» в дореволюционном Санкт-Петербурге, симпатичных кафе в то время, повторяю, в Москве было не сыскать. Да и приятель, душа нараспашку, почему-то предпочитал общаться с Н. Н. при моем участии, и когда я его пару раз спрашивал: может, не стоит ходить туда с пустыми руками, старик уже несколько раз интересовался, - ереванец поднимал на меня удивленные глаза: почему? Ерунда, мы же просто общаемся как друзья.

Финальным аккордом стал незаконченный рассказ, который я таки принес ему, тоже якобы для журнала, а на самом деле просто чтобы отвязаться (сколько можно говорить «хорошо, потом»), при этом рассчитывая на авось, так как идея в моем рассказе была неплохой (что-то о простой природе любви, о чем еще я мог тогда написать), но совершенно непроработанный (времени-то не было). Рассказ, разумеется, завернули, и наш герой, по-видимому исчерпавший запас педагогических чувств, встретил меня довольно холодно и сообщил об этом: мол, вот, они сказали, что это не совсем то, что им бы хотелось, извините, и довольно быстро, сославшись на дела, распрощался со мной, а ереванец, когда я ему расстроено рассказал об этом, снова сказал свое:

- Да брось ты, мы же просто общаемся.

И хотя два года назад мой ереванский приятель неожиданно и нелепо погиб в автокатастрофе, я до сих пор на него сержусь.

2



После этого прошло лет пять, наверное… Да, ни фига себе, пять лет прошло и много воды утекло, и я как-то все не звонил ему, сначала обидевшись за рассказ, точнее, на его реакцию, а потом, как говорится, жизнь закрутила и просто не звонил и даже забыл про него немного. И, что самое странное, я только сейчас вдруг подумал об этом - я перестал случайно встречать его в городе. До того как-то само собой получалось, что мы встречались примерно раз в полгода, иногда я даже не подходил к нему, просто видел издали - он был то один, то с этой своей подругой-философом, потом с другой, новой, я не знаю, чем она занималась, но, по-моему, она была гораздо симпатичнее предыдущей, нет, не будем преуменьшать и кривить душой, она была просто очень симпатичной женщиной, лет на десять, я думаю, моложе его, и это было хорошо, особенно учитывая жену. Однажды я видел их, идущих по Садовому кольцу, державшихся за руки, и я даже немного позавидовал ему: ведь это здорово, так идти в самом начале отношений, когда все еще внове и все так замечательно, и вы видите свое отражение в глазах новой подруги и готовы полгорода проехать, чтобы встретиться с ней на час…

Потом однажды он встретил меня с одной из вершин моего треугольника, потом с другой, правда оба раза это было на «Белорусской», где он жил и где живет моя мама, так что это было не совсем уж случайно, но вы представляете себе, сколько людей проходит через площадь Белорусского вокзала хотя бы за час? А потом, когда я обиделся, как отрубило, и ведь я часто, гораздо чаще, чем раньше, стал бывать на «Белорусской», там открыли неплохое кафе, с большими окнами и хорошим видом и я одно время повадился туда ходить, но мы тем не менее ни разу не встретились.

Мой роман тем временем превратился из треугольника в обычную прямую, одна из вершин отпала, после чего вся система, как это часто бывает, потеряла устойчивость и была близка к исчезновению, еще я начал печататься в журналах и даже один очень известный в перестроечные времена литературный журнал объявил мою повесть на последней странице. Еще я работал в одном очень модном издании, писавшем страшную фигню для богатых теток, но страница рекламы в этом издании, как во всех изданиях такого рода, стоила десять, что ли, тысяч у. е. или пятнадцать, неважно, важно, что эти сумасшедшие тысячи у. е. давали всем участникам процесса неплохо жить и даже немного откладывать на черный день. И когда однажды к нам в редакцию пришло приглашение на два лица на презентацию книги одной очень известной женщины-политика демократического толка, нам с сотрудницей из отдела светской хроники сказали пойти, и мы без препирательств согласились, так как дело было объявлено в ресторане «Метрополь», ни больше ни меньше, были обещаны знаменитости от искусства и политики, группа «Канарейки» и неплохой фуршет. А на дворе стоял февраль, середина нескончаемой московской зимы, с улицы в окна летел мокрый снег, и мы решили скоротать вечерок, к тому же симпатизируя демократическим взглядам вообще и женщине-политику в частности (назовем ее Ириной Х., для простоты). Коллега должна была написать об Ирине Х. небольшую заметку - как о женщине, добившейся успеха из-за своей активной жизненной позиции - чтобы богатым теткам, бизнес-вумен, топ-менеджерам и просто женам и любовницам богачей было приятно и интересно читать якобы про себе подобную, ну а демократические взгляды оставались в контексте (вот, типа, мы пишем о приличном человеке, а не о жене урки или чиновной морды) или на нашей совести, и на самом деле никого, в общем, не интересовали, таковы законы жанра, увы.

И вот мы вылезли из редакционного авто на мокрую от снега мостовую у «Метрополя», буря мглою небо кроет, за зеркальными отреставрированными дверями которого горел яркий свет и хрустальные люстры отражались в больших зеркалах, вихри снежные крутя, и я почему-то отчетливо помню этот момент - мокрая мостовая и хрустальные люстры, это такое вечное место в нашем отечестве, тут бывали Ленин и Блок, а также Маяковский, Керенский, Сталин, Сахаров и Олеша, оно всегда было таким, какой бы режим ни был на дворе, какие бы ветры ни веяли над нами. То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя.

И мы вошли, показав приглашение подозрительно глядевшему на нас, несмотря на редакционную иномарку, двухметровому швейцару с лицом капитана КГБ, и, спустившись в гардероб, тут же встретили знаменитого либерального адвоката, впоследствии защищавшего телевизионщиков с НТВ, и я даже поздоровался с ним, впрочем, он мне едва ответил, а молодая и аполитичная коллега громким шепотом спросила: кто это? На что адвокат моментально среагировал и сердито оглянулся, правда, сразу смягчившись, когда увидел перед собой молодую и симпатичную девушку, и даже улыбнулся коллеге мимолетно, и дальше мы пошли по мраморной лестнице с перилами в стиле ампир, которым суждено еще сыграть важную роль в нашем повествовании, мимо настоящего иссиня-черного негра в ливрее, кстати, чем-то похожего на Александра Сергеевича Пушкина, и подошли к звенелке-металлоискателю с охраной у дверей в какой-то зал, из которого слышалась музыка и гул голосов. И охрана, мельком взглянув на приглашения, внимательно проверила наши сумки и после моей дурацкой шутки о том, что у коллеги в сумочке револьвер, заставила нас дважды пройти через металлоискатель (несмотря на то, что я десять раз сказал, что это была шутка, а еще демократы) и только после этого пропустила нас в огромный, с колоннами зал, где происходила презентация, - повторю, если кто забыл: новой книги известной женщины-политика демократического толка, которую мы так неинтеллигентно обозначили Ириной Х. (пусть уж она нас простит, мы часто голосовали за нее в прошедшие времена).