Страница 2 из 19
Святой человек из Антверпена
Уютно набил трубочку. Жена рассказывала: ехала в метро днем. По делам, вся озабоченная. И вдруг кто-то сзади за волосы тихонько дергает (у нее волосы длинные). Оглядывается: бомжи - парень молодой с мамой. Причем парень такой… незлобивый, какой-то весь очень веселый. (А мама ест булку с маком и в разговоре не участвует. Причем они похожи, то есть видно, что это мама.) Жена пугаться не стала. Видно же, что они нормальные. - Слушай, - вдруг говорит парень моей жене, - а ты не знаешь, можно ли на электричках доехать до Антверпена? - И смеется. Тут жена немного испугалась. Запоздало. Решила, что он пристает или стебается. Потом все как-то немного неожиданно. В метро же все погружены в свои мысли. Народу много, но все по одному. Как тени. - Не знаю, - говорит жена, - в принципе, наверное, можно. Но парень на ее слова не очень среагировал. То есть вообще не среагировал. Как и положено психу. - Я, - говорит, - там уже был один раз. С одним негром. На электричках. - И смеется. - Нас арестовали и отправили назад. Мы шли по шпалам, и нас арестовали. Я теперь здесь визу делаю, - говорит. - Шенгенскую. В Лондон собираюсь. Легально.
Так и сказал: “легально, шенгенскую”… Жена немного успокоилась, все же видит: человек, хоть и не в себе, но мирный и как-то настроен нормально. И говорит ему: молодец. Чтобы подбодрить. Мы же интеллигентные люди, да? Малых сих и все такое. А он пошел дальше. Засмеялся еще раз. И говорит: ну, пока. Отошел немного, по вагону, а потом вернулся. - А, - говорит, - тебя как зовут-то? И как-то он это очень по-деловому спросил. Типа записную книжку сейчас достанет и запишет. И тут, - сказала жена, - я почему-то снова испугалась. И говорю (с испуга): не знаю.
А он повторил - видно, думал что она не расслышала: - нет, как тебя зовут? И тогда, - сказала жена, - я придумала какое-то имя, типа Оля. И сказала ему. Он сказал: а меня Сережа.
Автор: а, собственно говоря, это меня так зовут. И - сделал затяжечку.
- И еще, одновременно, я подумала, - сказала жена, - что он блаженный и что какой-то совсем не грязный, а я бы даже сказала - чистый. И лицо какое-то чистое и одежда. Может, они из ночлежки ехали? Говорят, такие сейчас есть. И я подумала, что это, наверное, хорошо, встретить блаженного - так считается, да? А он, бомж этот, он почему-то очень обрадовался моему имени, причем как-то по-настоящему и говорит мне: очень приятно. И он так это сказал, что было видно, что ему действительно приятно, что это не просто затертая формула, как на работе или там везде у нас, нормальных людей. А потом он говорит: ну, пока. А уже, собственно, к станции подъехали. “Спортивная”, что ли. По этой ветке. И ему на этой станции, видно, надо было выходить. И, уже на выходе, типа мы прощаемся, он и говорит: ну, ладно, Оля. Земля-то большая, встретимся где-нибудь. И вышел. И мы помахали друг другу руками типа buy-buy, типа мы с ним где-нибудь в клубе попрощались, в “Б-2”, и он со своей мамой, которая, как я уже говорила, на протяжении всей мизансцены молча ела булку с маком, вышел.
Причем, заметьте, он сказал “земля большая”, не “маленькая”, как это обычно говорят в таких случаях, а “большая”. На большой Земле - встретимся, конечно.
А вокруг народ, кстати говоря, пассажиры, совершенно неадекватно, как всегда, реагируют. Какая-то тетка рядом стояла, ну, обычная советская тетка, сделала большие глаза, когда он ушел и еще что-то прошипела, типа “ужас!” или “безобразие!”. А мне как-то очень хорошо стало, - сказала жена, - и я подумала, что все фигня, все “дела”, по которым я ехала, и проблемы мои, и вообще (меня это сильно достает сейчас) - телевизор, политика…
Если что, все едем на электричках в Антверпен! И всё тут. А они пусть шепчут свое “ужас!” до скончания веков.
Царевна
Налил еще пятьдесят грамм. Тут прочитал в каком-то журнале интервью писателя Войновича. Говорит, Путина в результате изберут царем - вот увидите. А Войнович-то, в редакционной заставке написано, оказывается, все предсказал. Вообще все. В романе “2042”. Или “2043”, точно не помню. Еще давно. Что придет, мол, новый диктатор, который служил в разведке, и сделает новый “совок” - почище прежнего, что все эмигранты, кто приехал, назад уедут и т.п. и т.д.
Очередные страшилки, в общем. Либеральная пресса это любит. И вот, этот Войнович (а кстати, хороший писатель, что там футурология - все “Чонкина”-то читали, помним), говорит, что, мол, теперь у нас будет Царь. И вроде уже кто-то, холуй какой-то, подсуетился и предложил: а давайте?! Я, честно говоря, не обратил особого внимания сначала, ну, мало ли что и кто там сказал. И вдруг это уже по “Эхо Москвы” обсуждают. То есть серьезно.
А тут как раз вечером звонит один приятель. Толян зовут. В театре работает, актер. Клоунаду любит, но играет драмы. Так бывает… То да се, как жизнь, и я ему эту политинформацию пересказываю. Он, разумеется, тоже немного ох.ел. Как-то сразу понял, что я не шучу. И мы вдвоем, в резонансе, сильно закошмарились. (Хотя - с чего?! Ну, царь. Какая разница-то? А сейчас кто?) Возникла небольшая пауза. И тогда я, чтобы немного обстановку разрядить, вечер все-таки, чай, телевизор, ему говорю: а царицу-то тоже надо будет избрать, раз царя избираем, то тогда полная демократия, избираем и царицу! И он подхватил: и царевича с… как сказать? С царевной?
Я говорю:
- Царицей пусть будет Жирик. По голосам выходит.
А он говорит:
- Жирик? Ладно. А знаешь, кого изберут царевной? Это будет самый большой сюрприз русской политики.
- Кого? - спрашиваю.
- Тебя, - говорит, - тут без вопросов.
Что значит драматический артист, все сразу почувствовал. Действительно, кого же еще?!
- О, здорово! - говорю. - Как я сразу не догадался!
- А что, - после небольшой паузы говорит приятель, - ты будешь делать на этом посту? Интересно, протокол что-то конкретное предусматривает?
- Ну, - говорю, - выезды всякие, торжественные балы. Танцы на балу в дворянском собрании с французским посланником.
- А куда выезды?
- Ну, - говорю, - мало ли… Можно по Ленинградке проехаться. Медленно так, в открытой машине и с эскортом белых мотоциклистов. Благословляя толпу и бросая в нее букеты цветов. Пармских фиалок. Очень красиво.
- А куда ты поедешь, по Ленинградке-то? - спрашивает приятель. Он видно, как-то всерьез озаботился моей новой исторической ролью.
- Ну, куда-куда… - говорю. - В Шереметьево-2. Там другой дороги-то и нет. Больше некуда ехать. Не в Питер же, это далеко… Проехать по Ленинградке в Шереметьево-2, благословляя толпу, там сесть на самолет и улететь на хер. В Париж. И всё. С концами. Эмигрировать. Русская царевна сбежала в Париж со своим шофером! - заголовок в Liberation.
- И это будет единственный раз, когда народ будет иметь счастье видеть свою принцессу, - говорит приятель.
Я поправил:
- Царевну.
- Ах да, царевну.
Вот такой разговор вышел. Почти ни с того ни с сего. От души посмеялись. И про Войновича забыли.