Любой ценой

– Черт побери, – ухмыльнулся Охотник. – Ты говоришь с таким оптимизмом, что я уже начал сомневаться – а вдруг врач ошибся? И все не так безнадежно…

– Вот и замечательно! – обрадованно воскликнула Света и крепко взяла Ярослава за руку, обеими ладошками. – Не надо отчаиваться! Как ни жестоко это звучит, но после этой проклятой войны люди не просто калеками – уродами безнадежными домой возвращаются, без конечностей, слепые, контуженные, а тут… подумашь, колено! Тебе должно быть стыдно за такие мысли!!! Да мы этот сустав так разработаем, что будет лучше нового! Ты у нас еще чемпионом СССР станешь! Лучший ниндзя Союза! Между прочим, был бы рядом папа – он сказал бы тебе то же, что и я! Но – уже в более мужских выражениях…

Реплика насчет «лучшего ниндзя Союза» вызвала у Охотника приступ смеха. Он смеялся долго, громко, искренне, от всей души, так, как не смеялся уже очень давно, а возможно – даже никогда. Кое-как успокоившись, Ярослав вытер колючие щеки от слез и с нежной благодарностью посмотрел на смущенно улыбающуюся Свету.

Вот уж завернула, так завернула! Ярослав вдруг поймал себя на мысли, что эта милая, замечательная и – чего уж там! – просто невероятно красивая московская девушка своим непосредственным детским оптимизмом неожиданно зарядила его такой огромной энергией, что теперь ему не остается ничего другого, кроме как со всей серьезностью подойти к разработке комплекса упражнений, способствующих улучшению подвижности раненой ноги. Для начала полистать книги, журналы, кое-что добавить от себя. По интуиции. В конце концов попытка не пытка. Он ничего не теряет, кроме времени. Ведь, как верно заметила Света, даже самые опытные хирурги, как лечивший его в Брно чешский светило Сташкевич, тоже хоть раз ошибаются…

А еще – Ярослав лишь сейчас, впервые со дня той, последней для капитана Корнеева операции «Стерха» по захвату эсэсовского архива, искренне признался сам себе, почему столь пустяковое по сравнению со многими другими, гораздо более тяжелыми случаями, тем более ничуть не опасное для жизни ранение так сильно надломило его, Охотника, железную психику.

Изувеченный сустав лишал его возможности продолжать тренировки. А без них Слава уже давно не представлял себе жизни. Тренировки стали для него всем – физической нагрузкой, отдыхом и, если уж на то пошло, философией всей жизни. Холодный, неспешный, рассудительный «косоглазый» Восток оказался Ярославу куда ближе, чем взрывной, импульсивный, непредсказуемый, крайне эмоциональный «родной» русский темперамент. Так уж получилось, и с этим ничего не поделать. Он такой, каков есть…

После ужина Света, как и обещала, затопила баню. Окончательно разомлев под паром, отмокнув, наконец-то побрившись и облачившись в чистое белье, Ярослав с огромным удовольствием жадно выпил поднесенный ему девушкой целый ковшик ледяной колодезной воды, прилег – вроде бы как всего на минутку – на отведенное ему юной хозяюшкой место за натянутой поперек горницы шторкой, на до боли знакомую еще по довоенным временам скрипучую раскладушку, намереваясь после минутного блаженного отдыха от бани продолжить интересное общение с дочерью сенсея, а потом обязательно почитать те самые дневники и… сразу же провалился в сон.

Света подошла, улыбнулась, накрыла гостя одеялом. Ушла за шторку и вскоре погасила керосиновую лампу.

Охотнику снилось, что он – волк. Молодой мускулистый вожак с белыми клыками, стремительно и бесшумно бегущий по дикому зимнему лесу во главе большой, агрессивной, клацающей зубами стаи. Странно, но в шкуре серого хищника Ярослав не испытывал ни малейшего неудобства. Напротив – все происходящее было очень даже органично. Как говорил французский летчик Пьер Гием из полка «Нормандия-Неман», с которым их свела судьба еще в Польше – «дежа вю». Эффект уже однажды виденного. Этот безумный бег среди деревьев пьянил его, заставляя сердце стучать сильнее и быстрее гнать кровь по венам. Может быть, оттого, что в образе волка, наводящего ужас на обывателей, для бывшего капитана диверсионно-разведывательного отряда Корнеева уже давно не было ничего устрашающего? Скорее, наоборот. Он сам давно уже являлся по сути тем самым волком. Вожаком своей маленькой группы, полгода назад во время очередной кровавой охоты вдруг попавшим в капкан, поломавшим лапу, да так навсегда и отставшим от стремительно умчавшейся вдаль в поисках новой добычи хищной стаи.

Глава 6 Вор должен сидеть

Ярослав проснулся, когда за окном еще было темно, и сразу же взглянул на наручные часы. Пять утра. До автобуса на Ленинград оставалось два часа, и можно было не торопиться вскакивать, натягивать гимнастерку и ботинки. Но со стороны кухни, из-за прикрытой двери, уже пробивался желтый свет керосинки, слышалось шкварчанье сковороды и доносился запах свежезажаренной рыбы. Светлана готовила на завтрак пойманных вчера в речке окуней.

Как же давно он не ел жареной речной рыбки! С хрустящей корочкой! С ума сойти!

Рот Ярослава в миг наполнился слюной, а в желудке гулко заурчало.

Удивительно, но Охотник, все последние годы, включая и месяцы, проведенные в госпитале, спавший всегда исключительно «вполглаза» и слышавший даже «как во сне волосы растут», на сей раз не услышал абсолютно никаких звуков, не уловил и передвижений проснувшейся Светы. С чего бы это? Неужели так сильно устал накануне? Ерунда. Скорее – расслабился. Полностью, без остатка. Близкая душе и сердцу до щемящей сладкой боли привычная обстановка деревенского дома профессора Сомова и его нынешняя очаровательная хозяйка заставили-таки недремлющий мозг поверить в отсутствие в окружающем пространстве какой-либо потенциальной угрозы и отключиться, впервые с июня сорок первого года дав себе абсолютный отдых…

Наскоро, насколько позволяло негнущееся колено, одевшись и обувшись, Ярослав вошел в кухню. Света встретила его приветливой улыбкой:

– Добро утро!

– Доброе. Давно хлопочешь?

– Почти час, – мельком взглянула на настенные ходики девушка. – С рыбой всегда много возни. Особенно с окунями. У них чешуя – как броня. Но уже все готово. Я как раз собиралась тебя будить.

На столе, на круглой деревянной плашке, стояла большая чугунная сковорода с золотистой рыбой, рядом, на тарелочке, лежал нарезанный ломтиками хлеб. Тут же исходили дымком две большие кружки с чаем и приятно притягивали взгляд выложенные на блюдце два кусочка недробленого кускового сахара.

– Рыбка – это замечательно. Я тут, кстати, обычно карасей дергал, – Ярослав кивнул в ту сторону, где находилась река.

– Проснись. Специалист-ихтиолог! На календаре октябрь. Карась уже не ловится. Только окуньки и плотвички.

– А верно. Я смотрю, рыбацкую науку ты освоила не хуже домоводства, – рассмеялся Охотник.

– Так Навицкий, отчим, был заядлым рыболовом. Все свободное от самолетов время с удочкой на речках проводил. И нас с мамой частенько с собой, на Ламу и Пахру, брал. Когда хорошая погода. Вот и нахваталась премудростей.

– Умница, – похвалил Ярослав.

– Я такая! Ну, чего застыл столбом? Что-то не так?

– Где у тебя умывальник?

– Там же, где и раньше. Летний – на дворе, зимний – в сенях. Но в уличном воды нет. Заморозки были, вот я и слила.

– Точно, – хлопнул себя по лбу Охотник. – Совсем из головы вылетело. Отвык.

– Привыкай, – вздохнула Светлана и вновь одарила Ярослава такой милой и умопомрачительной улыбкой, что у него заныло в груди.

– Я быстро, – бросил он и, опираясь на трость, проковылял в сени.

С рыбкой расправились быстро, с аппетитом. Потом не спеша пили чай вприкуску с сахаром.

– Ты к которому часу пойдешь в библиотеку? – спросил Охотник.

– К десяти. И – до семи вечера.

– Я вернусь, как только управлюсь с делами, – пообещал Ярослав. – Заеду сначала в военкомат, потом – к Голосову. Насчет работы.

– Хорошо. Ты… – Света смущенно отвела взгляд в сторону окна, – ты, главное, только возвращайся. А когда – это неважно. Я буду тебя ждать…

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.