Знак змеи

Элька одновременно разговаривала со мной и с сержантом, умудряясь попутно еще и руководить собственным охранником, чтобы «по-быстренькому — одна нога здесь, другая там сбегал в дом, притащил Серёнечке чего-нибудь холодненького попить». По обычному для одноклассницы словесному потоку трудно было понять, что мы не виделись пять лет. Элька тарахтела так же, как и во времена, когда я умудрялась забегать к ней по нескольку раз на дню, чтобы излить хоть толику измучивших меня страстей.

— Все растем, все хорошеем, все тощеем! А у меня зад как был, так и не сплыл. Хотела отрезать лишнее, уже со всеми хирургами-косметологами посоветовалась, вот тут уже нарисовала, сколько отрезать надо, чтобы в джинсы двадцать девятого размера влезать.

Излишняя стыдливость никогда не была отличительной Элькиной чертой. И теперь, нисколько не смущаясь охранников, Элька задрала тысячедолларовый сарафан, наглядно указывая, сколько и где ей надо отрезать.

— Но полетела на Карибы, а там один старикашка французский, барон, между прочим, какой-то, все на мой зад пялился да причмокивал. Чего, говорю, барон, мать твою баронскую, причмокиваешь. Вокруг девок моделей с такими вот талиями, с такими вот задиками, а он на мое коромысло зарится! Так дед этот аристократический говорит: «Вы, мадам, в женской красоте ничего не понимаете! Это все не женщины, а манекены для продажи изделий от кутюр. На их зады и не встанет, а вы по пляжу идете, все колышется. Даже у меня давно забытый прилив сил намечается, что уж там про более кондиционных мужчин говорить!» И еще сказал, что у меня зад, как у этой… Как ее там, на картинах художника французского… Тулуз-Лотрека.

— Ла Гулю, — подсказала я, удивившись, что подруга запомнила хотя бы Лотрека. — Луиза Вебер по прозвищу La Goulue — Ла Гулю.

— Во-во, эта самая Гуля.

— Это он тебе все по-русски говорил? Или ты французский в совершенстве освоила?

— Адик перевел. Я его для таких дел с собой вожу, — заявила Элька, не поясняя, для каких именно «таких». — Да и папочку попутно порадовала. Папочка мой задик любит, правда, папочка?!

Элька с высоты своего роста похлопала вышедшего из дома Ашота по лысинке.

— Папочку мой задик возбуждает.

Пока Ашот галантно склонялся к моей ручке, Элька еще выше задрала сарафан с вполне лотрековскими узкими треугольными вырезами на груди и спине. И, не подозревая о коронном номере предшественницы, сравнения с которой она удостоилась от французского старикана, в финале домашнего канкана так же непринужденно запрыгнула на стоящий в тени беседки стол — ооп-ля! А я лишний раз мысленно облизала собственное профессиональное самолюбие: как это я в точку попала! Войди французский барон в пространство, оформленное мною для подруги, он уж явно расшифровал бы все не считанные Элькой лотрековские цитаты, коими была полна ее половина.

— Ты ж, подруга, поди, и не ко мне пожаловала, а к этому растрындяю. Пять лет ни ответа, ни привета, а на порог — и сразу к нашему папику. Нет бы с подругой душу отвести, языки почесать, так сразу к Ашотику, к всесильному, — пойди, Ашотик, туда, не знаю куда, откопай мне мужиков моих разлюбезных, расхреновых…

Мы вошли в дом, окутывающий прохладой хорошей сплит-системы, и Элька уже доставала из двухметрового холодильника плетеную флягу с белым вином.

— А с чего вы все решили, что я кого-то откапывать прошу. Может, просто так повидаться приехала. Сейчас винишка холодненького глотну — и языками чесать будем. — Для наглядности сделала несколько глотков приятно холодящего винца.

— И то верно. Пусть эти сволочи-мужики сами подыхают! Не хрена их спасать! Все, Ашотик, свободен. Бабы-дуры в загул идут! Эй, Сироп или кто там сегодня дежурит, врубайте сауну, а Воробей путь живо за раками и пивком слетает. В бане сегодня женский день! Мы с Личкой гуляем!

— Мне Каринэ сейчас как по мозгам нагуляет! Приказано крупной соли купить, чеснока и в срок явиться на семейное производство — баклажаны и огурцы закатывать.

— Ярмо давно не примеряла?! Сами с Идкой за чесночком слетают, не царицы! Всех в баню! И сами в баню! Давай-давай! У нас банщик новый Маркосик эвкалиптовые веники замачивает, а потом тебя этими вениками так отделает — на свет заново нарождаешься!

— Анушис! Малышка! — Если реальный Лотрек говорил, что из-за собственного роста лучше всего изучил человеческие ноздри, то Лотрек нахичеванский привычно чмокнул супругу в грудь, которая была как раз на уровне его губ. — Вы там с Маркосиком начинайте, а Ликочка вас догонит. Мы поговорим немножко, и она вас догонит.

В других устах это адресованное жене «вы с Маркосиком начинайте» звучало бы по крайней мере двусмысленно, но у Ашота и в этой фразе не звучало ничего, кроме безграничной любви к взбалмошной Эльке.

На половине Ашота все было почти так, как я сама сделала много лет назад. Нарочитый академизм придуманной мною обстановки слишком пришелся хозяину по душе.

— Боюсь без тебя что-то менять, — развел руками хозяин. На некогда добытом мною антикварном письменном столе Буля теперь поблескивал жидкокристаллический монитор внушительных размеров. Экран призывно мигал десятком сообщений, полученных по «аське» за время недолгого отсутствия хозяина, и взывал к его совести всеми возможностями компьютерного сленга в каком-то чате.

— Чатишься? — глазам своим не поверила я.

— Технический прогресс, — утвердительно кивнул головой один из главных местных авторитетов. — Без него никак!

Интересно, а рэкетирская отчетность теперь тоже обрабатывается при помощи компьютерных программ?

— Извини, быстро отвечу, что я в оффлайне, — бочком подсел к компьютеру Ашот. — Исторический портал содержу, несколько сайтов по истории, археологии. Я, Ликочка, на историю нашу подсел. Стыдно ничего про себя, про свой род не знать. Как выродки какие-то без прошлого — кто мы, откуда. Как армяне на Дону появились, откуда пришли, как? Ты знаешь, в 1778 году по пути из Крыма до Дона армянские переселенцы треть потеряли, пятнадцать тысяч погибли, не вынесли тягот.

— А копальщики твои где? Каринэ говорила, детишки ваши археологией увлеклись.

— Бандиты! — расплылся в гордой отцовской улыбке Ашот. — Как Алька с Ануш из Оксфорда приехали, весь город вверх дном перерыли. В первый же день каникул Михась из ментовки их привез. Они под памятником Кирову рыть начали, их и повязали, чуть ли не в диверсии и терроризме обвинить хотели, пока не разобрались, чьи дети! Ашот выдержал многозначительную паузу.

— Потом председатель комиссии по культуре извиняться приехал, каклан шун [7]! Понимаете, Ашот Суренович, раскопки без разрешения… коммуникации… историческая часть города! Гайван [8]!

Дети им и говорили, что историческая часть города. Что под этим самым Кировым самый центр крепости Дмитрия Ростовского был, дом коменданта, Покровская церковь, Суворов в ней на клиросе пел, говорят… Разобрались, в натуре. Несколько лимонов отбашлял им на культурные нужды, а они археологическое общество мне зарегистрировали.

— Несколько лимонов? — привыкнув по столичным меркам все считать в у.е., которые теперь плавно видоизменялись из долларов в евро, я удивилась щедрости даже щедрого авторитета.

— Рублей. Несколько миллионов рублей. Ты забыла, что здесь хоть и гордая, но провинция. И у нас все по-прежнему считают в рублях.

— А Кима к твоим рытвинам каким ветром занесло?

— Это меня к нему занесло. Он же вечно что-то рыл в Танаисе. Я как историей проникся, так на Кима вышел. Он историей армянского поселения на Дону и занимался. Я ему оклад как председателю Общества армянской истории положил, секретаршу выделили, оргтехнику завез…

Бывший муж, неформал из неформалов, умудрявшийся даже в советские времена являться читать лекции в джинсах и свитере, в роли председателя чего бы то ни было с секретаршей и оргтехникой — хотела бы я на это посмотреть!

7

Обгадившийся щенок (арм.).

8

Болван (арм.).