Страница 11 из 12
Это был взгляд Цезаря на приближающегося с кинжалом Брута. За взглядом последовал водопад упреков. Чего я только не услышала. За традиционным “переспала со всем ЦДХ” (напоминаю, ребенок сидел рядом) следовали воспоминания о недружественном поведении в каких-то гостях два года назад, за упреками в корыстолю-
бии - рассказ о блестяще подготовленной и молниеносно проведенной операции по продаже в нашей галерее картин его основных конкурентов по ЦДХ.
Причем самое интересное, что мы с Алиской слушали все это совершенно спокойно - потому что в принципе это был обычный выпуск новостей, не более. Но когда он сказал, что дед, хозяин квартиры - это, вероятно, мой старый или даже нынешний любовник, я неожиданно для самой себя метнула в него стоявший на столе чайник. Я сама не поняла, как это получилось. Автоматически… Взяла в руку, вроде бы налить чай, прицелилась и… дернула чеку.
Чайник, как в замедленной сьемке, описал над столом полукруг, вскользь (слава богу) задел Ващенко и в ореоле горячих брызг с грохотом упал на пол.
Последовала немая сцена.
Затем мы услышали крик. Я не сразу поняла, кто кричит. Хотя можно было догадаться. Кричал, разумеется, Ващенко. Или, точнее будет сказать - верещал. Кстати, ничего оригинального, никакого озарения, или, как говорят в его кругу, инсайта, он, разумеется, не испытал. Хотя замечу - мог бы.
- Ду-у-р-а! - орал он и в принципе был прав.
А если бы я попала чуть левее, скажем, в торс?!
Я немного обожгла ему бок - задрав рубашку, он продемонстрировал нам с Алиской больное место. Сейчас я понимаю, что я, можно сказать, рублем его одарила, медалью “Ветеран Цусимы”, но тогда все было как в тумане.
Я покинула поле боя первой, просто накинула плащ, схватила Алиску и мы выскочили на лестницу, хотя условно говоря, были дома.
Стоит добавить, что по пути к уже упоминавшейся Галке Кондратенко, у которой я решила попросить временного убежища, у нас дважды проверяли документы уличные менты, - видимо, столь живописно я выглядела…
Она меня бьет
Окончание истории такое же, как и ее начало, в жанре “королевского жирафа”, как, впрочем, и все остальное. Последний раз в прежнем качестве мы встретились зимой 1999 года на ежегодной художественной выставке в Манеже. Встретились хорошо, я, неожиданно для себя, даже обрадовалась, выпили, поговорили за живопись, за искусство, и он предложил после закрытия выставки куда-нибудь поехать.
И тут черт меня дернул спросить: что, мол, значит - куда-нибудь?.. “Черт дернул”, потому что я знала уже, что у него в Новогиреево кто-то живет. Мир, как говорится, не без добрых людей, сообщили. И главное, какая мне разница, в общем-то, живет у него кто-нибудь или нет - мы же, считай, почти разошлись - но, спросила… А этот придурок мне возьми да и скажи:
- Натуля, ты же знаешь, я тебя люблю, а там у меня просто так, отдых… Вот я до Нового года отдохну, а дальше мы с тобой снова воссоединимся.
Так и сказал - воссоединимся.
И уже глаза на мокром месте. Расчувствовался, что все так хорошо придумал…
И вот товарищи, честно вам скажу: не скажи он этого “отдых”, все бы обошлось. А тут, ну как я могла такое стерпеть? Рассчитал все - отдыхает до Нового года с одной, дальше живет - с другой…
Ну я ему и врезала. Опять. Не помню уже, что и как там конкретно было… Славин Серега рассказывал. Только что, говорит, стояли мур-мур-мур, как голубки, а через минуту - смотрю - Наташка его уже за ухо схватила и выкручивает.
А Ващенко, конечно, доволен… просто счастлив, наконец-то его замочили при свидетелях… Страдалец! Согнулся в три погибели (действительно, больно же) и на всех с торжеством смотрит - ратуйте мол, громадяне, я же говорил, она меня бьет!..
Ну и понеслось. Ведь нормальные-то люди, после того как им ухи немного повыкручивают, что делают? С достоинством удаляются, да? Не то наши герои. Наши герои со слезами и вскрикиваниями, призывая прохожих и разбегающихся в стороны друзей в свидетели, хватая друг друга за полы верхней одежды и периодически рыдая друг у друга на плече, движутся вместе со всеми (!) - в некотором, правда, отдалении - сквозь февральский снег и сугробы к кому-то в гости. Впечатляет?..
Правда, должна вам сказать, что на каком-то перекрестке мы отстали. Сволочи, все меня бросили с этим сумасшедшим придурком, который страшно разошелся и в какой-то момент прибег к своему излюбленному приему, я уже где-то говорила, повалился на пол, то есть на землю, в снег, и стал в нем кататься и хватать меня за ноги. Я тоже пару раз свалилась на него.
- Почему, - кричит, - ты за меня не борешься?!
Представляю, была картина!.. Милые бранятся - только тешатся… Хорошо дело происходило в арбатских переулках, где и днем-то народу негусто, а ночью вообще никого, одни коты, в ужасе разбегавшиеся при нашем появлении. Все наши куда-то исчезли. Бросили меня. Ну, а Ващенко напоследок, конечно, выдал все, на что был способен:
- Натуля! - кричит, - стой, остановись!.. - Ты видишь вот эту тень от столба?! Не ту, вот эту! Мы не должны ее пересечь в ссоре, я чувствую! Помиримся до нее, на этом месте, за ней нам конец!.. И хвать меня за руки… А я уже на жутком взводе, пусти, - говорю, мухомор проклятый, успокойся, не то я психиатричку вызову! А это же еще одна больная тема, с психиатрической, он же всем давно говорит, что я хочу его упечь в сумасшедший дом, а сама поселиться у него в Новогиреево. Как он это услыхал, сделался совершенно невменяемым, просто ужас какой-то, тут же драться полез, ну и я тоже, конечно, не удержалась и провела с ним несколько приемов джиу-джитсу, но не совсем удачно…
Расстались мы в совершеннейшем угаре, хотя в какой-то момент он, как настоящий истерик, вдруг совершенно успокоился (центр циклона - там, говорят, часто бывает хорошая погода) и говорит мне:
- Ладно, ты как хочешь, а я пошел к Вовке Ковалеву, наверное, все наши там.
(Ковалев - это знакомый художник, с мастерской на Старом Арбате).
Отряхнулся - и ушел.
Собственно вот и все. Это был конец пиесы под названием Игорь Ващенко.
Эпилог
Следующий раз я увидела его больше чем через полгода, уже после открытия нашей новой галереи на Китай-городе, на выставке Машки Радловой. Он тоже туда приперся, хотя его никто, разумеется, не звал, причем со своей новой бабой (ну, с которой “отдыхать”-то собирался…), с этой жирной Анькой. Но мало того, захватил с собой тяжелую артиллерию, как я понимаю, на всякий случай, номер один, эту старую перечницу, Марго. То есть одновременно, в одном месте, собрал даже не двух, а трех (трех!) баб. Ну прошлую и нынешнюю, то есть эту Аньку и меня - это еще куда ни шло, как говорится, в природе такое встречается. Но чтобы еще и позапрошлую… Я, надо сказать, довольно давно в Москве живу, но такого что-то не видала. Слыхала, в виде мечты, у одного абстракциониста и основателя новой школы живописи, что, мол, хорошо бы всех своих женщин собирать раз в год за одним столом, но денег нет, поэт Евтушенко что-то такое по телевизору как-то рассказывал, у режиссера Феллини в некоторых картинах такие мотивы присутствуют…
Но то классика, а в жизни - нет, не видала.
Машка, кстати, потом рассказывала, что он ей перед выставкой раз двадцать звонил. Не говори, мол, что это Наташкина галерея.
- Кому не говорить? Ане? Марианне?
- Никому не говори.
- Но как же не говорить, когда Наташка будет представлять ее на открытии?
Я-то не скажу, но будет само собой ясно…
- Тогда, - сказал Ващенко, - может быть, не надо вступительного слова?
Тут Радлова, а она, вообще, женщина резкая и говорит:
- Слушай, Ващенко, пошел ты на хрен. У меня, понимаешь, первая серьезная выставка, а ты со своими бабами не можешь разобраться. Не ходи - и никто ничего не подумает. Все проблемы решатся. Делов-то… У меня такое ощущение, что главное во вторник - это ты и твои бабы. Не ходи.