Страница 26 из 27
Пришли, сели и - вот что значит редко выезжать за пределы привычного маршрута. Напротив кафе, метрах максимум в ста от его тихих окон, шла огромная стройка. Нет, ничего особенного, просто строительство многорядного туннеля под Ленинградским проспектом, теперь он уже построен и производит такое же сильное впечатление на старых москвичей, как упомянутые башни московского Сити, но тогда стройка еще велась, и этот огромный котлован, строительная техника, огни прожекторов, громкие лязгающие звуки…
Знаете, это сейчас очень смешно прозвучит, но они меня почти напугали. Опять. Мы с женой выпили пива, обсудили спектакль, пошутили по поводу невозможности или большой трудности найти в Москве тихое место, которое к тому же продержалось бы на уровне, да и элементарно экономически больше двух-трех лет; но параллельно я все время смотрел на этот огромный котлован, на строительство и думал о своих ощущениях в новой Москве.
Конечно, я вспоминал о людях из окрестных домов, которые слышат этот лязг строительства днем и ночью, но не это было главное - я подумал вдруг, что этот город, он уже не совсем мой, вот какая штука…
Причем я гнал эту мысль, смеялся над ней, но она опять приходила. Вы можете сейчас сказать, что эти чувства нормальны для человека среднего возраста, сформировавшегося в целом в прежнем, советском московском ландшафте и пейзаже, что город не может в ХХI веке оставаться таким же, как он был в 1970-х - 1990-х годах века прошлого, XX-го, что такие же грандиозные перестройки претерпели в свое время Париж и Мадрид (это-то, что я знаю, наверняка, где-то еще тоже, а про Америку и говорить нечего), но - это все рациональные доводы, а я говорю о своих ощущениях, своих, так сказать, impressions. (И где те новые Писсаро и Мане, что напишут и опоэтизируют новую Москву?) Впрочем, наверное, нынешнему городу более подходят экспрессионизм или соц-арт, в любом случае новые художники скоро появятся, наверное, они уже есть, и то, что я сейчас говорю, для двадцати-двадцатипятилетнего человека просто пустой звук, для него это строительство, эта перестройка, безвкусный и мощно-беспомощный азиатский мегаполис, контуры которого уже сейчас, в общем, просматриваются, это странное ощущение “котлована”, “духоты”, “стесненности”, при том, что все вроде бы тянется вверх и вширь, - это нормально, почему нет?
Они же не видели ничего другого.
Короче, в тот вечер я немного напился - как-то само собой, сначала пиво, потом еще пиво, потом взяли немного бренди, и готово, мама ругалась, когда мы заявились к ней в полвторого ночи, а еще я говорил жене и еще каким-то случившимся в том времени и месте милым одиноким девушкам, что шофер, который нас вез сюда, прав, что Москва - уже не моя, и нас больше не любит. Девушки немного испуганно смеялись (по-моему, они были не москвички), а мама сказала, что не надо пить во время рабочей недели, и пить надо вообще меньше, что Москва должна разгружаться от автотранспорта, - она смотрела телепередачу с мэром Лужковым, посвященную этому вопросу, и ничего страшного в строительстве новых автострад и тоннелей нет, - а вот появляться у старой мамы в полвторого ночи в пьяном виде - это невежливо даже для интересного молодого писателя.
И жена была с ней согласна и потихоньку пилила меня утром и еще вечером следующего дня, но я отмахивался от нее и только повторял свою мысль:
- Вы как хотите, а этот абрек-водитель - прав, Москва нас больше не любит.
Вместо эпилога
Кофе на Красной площади
Выпили тут кофе, никогда не догадаетесь, где, - на Красной площади.
Ура, наконец-то! Дожили! Лед тронулся!… Ну, не на самой площади выпили (до этого пока не дошло), но совсем рядом, в бывшем здании ГУМа, на первом этаже. С большими окнами и видом из окна на эту самую черную брусчатку, мавзолей, елки и красную кремлевскую стену с зубчиками.
Попали туда очень просто. Иногда же ходим пешком с метро Площадь Революции в наше любимое Замоскворечье, а самый короткий путь туда - через Красную площадь. Можно, конечно, в обход, переулками, через Гостиный двор, но с какой стати, собственно? В советские годы сроду Red square не обходили, а тут - с чего это вдруг по стенке прятаться? Удовольствие там идти, конечно, небольшое, последние годы в этом месте какой-то нехороший напряг висит, а одно время площадь вообще была почему-то закрыта, и мы-таки перлись в обход, но потом ее снова открыли, и мы стали ходить, как короче.
Ну вот, шли-шли они, ветром палимы, и однажды смотрим - ба, у ГУМа столики стоят, и народ какой-то пафосный заседает. Ну, хоть так, пусть так - хотя бы!… Пусть сначала начальство там кофейку попьет, тусовка модная и путанки ихние, только бы не одни маршалы на ЗИЛах “ура” кричали и межконтинентальные ракеты медленно ползли. Что угодно, только не это.
Как-то поинтересовались ценами, - ну, конечно, цены еще те, как на набережной Круазет, но у советских собственная гордость - Красная площадь все же. Земля-то где всего круглей? Здеся.
Ценами поинтересовались еще летом, в понедельник, а зашли зимой, в субботу. Еще зимняя олимпиада была, в Италии, кажется. Точно, увы, не помню. Но это и неважно. И то ли день выдался такой неудачный, то ли суббота, вечер, - кому охота проводить ее на Красной площади? - но народу в кафе почти не было. А мы все равно зашли. Хорошо, что пустынно, даже кстати - не помешает никто. Почему-то я решил, что это будет неплохо и мило, посидеть у больших ГУМовских окон во всю стену, попредаваться воспоминаниям юности и посмотреть, как крутятся снежные вихри на знаменитых черных камнях.
Типа “чувство истории” и все такое. Ключевский - девять томов, Карамзин - шесть томов, с большой остановкой в одном томе - “История ВКП(б) - КПСС”.
Ошиблись. Было не мило (горячий ностальгический чай), а почему-то тяжело и немного даже страшновато (все остыло). Даже непонятно, от чего. Погода, что ли, действовала. Чувство общности с историей рождало не гордый и полный доверия покой или буддийскую нирвану, как я ожидал (мол, все прошло, все пройдет), а неясное беспокойство и даже страх. Хотя еще раз спрашиваю: чего бояться-то? Ведь они из своего Кремля прямо на остров Майорка летают - и не боятся!… А мы-то что?
Или они тоже боятся?
Потом, обстановка в кафе как-то знаете… не ободряла. Почему мне летом показалось, что она какая-то даже веселая, непонятно. Может чей-то белый костюм или короткая юбка повлияли.
Если кто из посетителей этих страниц помнит советские “бары” начала 1980-х годов, то вот это было очень похоже. Эдакие воплощенные мечты “освобожденных” комсомольских секретарей, еще Чебурашка везде красовался, российская олимпийская эмблема, я имею в виду, - и все это вместе давало полное ощущение дежа вю. Того и гляди, из телевизора донесется характерное покашливание “Здраствуйте, дорогие товаришши” и виа “Самоцветы” запоют про Байкало-Амурскую магистраль.
Нет, я понимаю, что все это, может быть, было сделано специально, кафе-то модное, и, так сказать, дизайнер и хозяева придумали, чтобы было смешно, прикольно, a la Sovietico, но было не смешно и не прикольно. Нам, во всяком случае. Стойка бара из красной пластмассы, небогатый выбор напитков, креслица в зале круглые, грязно-желтого цвета гобеленом оббитые, с тонкими железными паучьими ножками (помните?), большой телевизор с какими-то спортивными соревнованиями без звука и, главное, неповторимый вид на площадь - елки, стенка с зубцами и звезды красные.
Причем я, прогулявшись по залу, потихоньку спросил у официанта:
- Ребята, из каких запасников стулья взяли, сколько ж они лежали, с каких времен?
Так он обиделся:
- Почему? Кресла новые, итальянские, специально из Милана выписанные.
Мы посмотрели - правда итальянские, внизу ярлычок торчит - made in Italy.
“Спец-заказ”, или там это тоже популярно? Ретро-стиль.
Глядя на площадь, я перелистал “КоммерсантЪ”, - рядом с Чебурашкой лежал бесплатный, - ознакомился с новостями. “Коммерсанту” удивился, машина времени дала сбой, “Российская газета” были бы здесь уместнее. Но, видимо, ретро-стиль - ретро-стилем, а бизнес превыше всего - в таком кафе нужна информация, а не пропаганда. Впрочем, и в прежние времена за красной стеной, говорят, читали не “Правду” и “Известия”, а “New York Times”. “Правду” оставляли для нас.