Мудрец Арруб

— Не трудись, мудрейший, не трудись, я не смогу прочитать, что написано в твоих пергаментах… ни это проклятое заклинание, ни страницу из других мудрых книг, ни полстраницы, ни даже четверть… Я, видишь ли, не умею складывать руны в слова.

Кустистые брови Арруба приподнялись, словно заросли седого лишайника вдруг поползли вверх по скале. Он опустил фолиант на стол рядом с мечом Конана и с удивлением произнес:

— Неужели, черепаший сын, ты дожил до восемнадцати весен, не обучившись грамоте?

— Там, где я родился, грамота не в почете. Мы пишем не стилем на выбеленной коже, а остриями мечей на шкурах наших врагов. И потоки их крови заменяют нам краску.

Эль Арруб снова потянулся к увеличительному стеклу и наставил его на Конана, точно желал яснее разглядеть этакое диво — невежду, не умеющего читать. Налюбовавшись на мрачную физиономию киммерийца, он похлопал ладонью по Книге Тайн и задумчиво вымолвил:

— Сколь велика бездна людского невежества! Какая умственная леность поразила молодежь! Снова и снова убеждаюсь я в этом, однако не перестаю удивляться! Ведь человек, не умеющий разобрать написанного, подобен слепцу, блуждающему в темном подземелье вокруг бездонного колодца! Ни выхода он не найдет, ни огнива, чтобы высечь искру и осветить дорогу, и свалится рано или поздно в колодец… Ну что же, северянин, выбирай: или ты обучишься грамоте, или будешь ждать целый год, пока из Вендии или Кхитая не привезут нужные травы. Год — невеликий срок, и если за это время тебя не сожрут крысы…

— Я буду учиться, буду! — поспешно перебил мудреца Конан, вставая на ноги. Смерть в крысиной пасти казалась ему позорной; доселе так не погибал ни один киммериец, и Кром, конечно же, не принял бы его в свои могильные курганы. Подумав об этом, он снова повторил: — Я буду учиться, почтенный старец! Но уверен ли ты, что ученье займет меньше года?

— За год даже стигийского крокодила можно научить кувыркаться через голову, — сказал Арруб и хлопнул в ладоши. Книга Тайн дрогнула, воспарила над столом и покорно вернулась на свое место.

Старый эль Арруб в самом деле оказался добрым и незлобивым человеком и устроил все наилучшим образом. Для начала он передвинул в самый центр комнаты один из столов, освободив его от алхимических принадлежностей, и посыпал вокруг каким-то смрадным зельем, дабы крысы, обитавшие в подвале, до Конана не добрались. Затем он разыскал несколько мягких тряпиц и клочков войлока, чтобы устроить Конану ложе и снабдить покрывалами и одеждой; налил ему вина в крохотный флакон и дал кусочек лепешки размером с тележное колесо. Затем целитель поднялся наверх и разбудил своего немого и глухого служителя, объяснив ему на пальцах, что нужно сделать. Еще не наступило утро, как Конан уже устроился со всеми удобствами — в большом ящике с песком, который принес слуга и водрузил на стол.

Песок, по мысли Арруба, давал гостю массу преимуществ. Во-первых, Конан мог прогуливаться по нему и справлять в одном из углов ящика естественные надобности; во-вторых, он был мелким и мягким, так что киммериец спал на нем, расстелив свой войлок, как на самой лучшей из постелей; в-третьих, на песке было удобно чертить руны и стирать их, обучаясь грамоте; в-четвертых, попадались среди песчинок довольно большие. величиной с конанов кулак, и этими булыжниками он мог отгонять мух, москитов и прочих летающих тварей. Наконец, в песке было удобно жечь костер из мелких щепочек, так что ночью Конан не страдал от холода в прохладном подземелье.

Устроив все описанным выше образом, старый Арруб, подобно Митре на седьмой день творения, сказал, что все выглядит прекрасно и хорошо: есть где прилечь, есть что поесть и есть где испражняться. Затем он повелел хрустальному шару, парившему у потолка, вспыхнуть поярче и приступил к первому уроку.

В последующие дни жизнь Конана не отличалась особым разнообразием: он спал, рисовал на песке знаки, показанные Аррубом, рассматривал их в книге, стараясь запомнить начертание и значение каждой руны, а в промежутках между этими занятиями ел, пил, прыгал и бегал, чтобы не застаивалась в жилах кровь, а также развлекался метанием песчинок в мух, соорудив для этой цели настоящую пращу. Вскоре у него набралась целая коллекция гибких мушиных крылышек, коими было удобно разравнивать песок во время учения; некоторые же из них Конан использовал вместо подносов, укладывая на эти полупрозрачные овальные пластины хлебные крошки, частички мяса и овощей, которые три раза в день приносил ему немой, глухой и невозмутимый слуга Арруба.

Что касается науки чтения и письма, то вначале она давалась киммерийцу с великим трудом и муками. Обладая хорошей памятью и юношеской остротой восприятия, он довольно быстро запомнил все руны, но почему-то они никак не желали складываться в слова. Конан не мог взять в толк, что каждая из знаков-рун имеет не только название, но обозначает еще и некий звук, долгий или краткий, протяжный, напевный или отрывистый, подобный то шипению змеи, то птичьей трели, то звериному крику. Он не понимал, как из этих бессмысленных свистов, хрипов и трелей получается человеческая речь — беззвучная, которую надо произносить про себя, считывая руны с пожелтевших пергаментных страниц. Это являлось великим таинством, которое он еще не постиг; однако он очень старался и целыми днями свистел, хрипел и шипел, пытаясь уловить ускользающий секрет связного чтения.

Под водительством Арруба он выучил хайборийский алфавит, которым пользовались во многих странах и землях, от Аргоса и Зингары на западе до Коринфии и Бритунии на востоке. Во всех этих краях речь была схожа, ибо некогда хайборийские племена, пришедшие с северных гор и равнин, являлись единым народом, лишь с течением лет раздробившимся на десятки больших и малых королевств и княжеств. И хоть зингарцы смешались при том с пиктами, а кофиты — с шемитами, язык их оставался понятным и для обитателя Аквилонии, и для северян из Гандерланда и Пограничного Королевства. Руны в своем начертании тоже были сходными и обозначали одни и те же звуки, но назывались в разных местах по-разному. Были, правда, у рун и общие имена, которыми пользовались жрецы Митры во всех странах; их-то Арруб и заставлял заучивать Конана.

В этом алфавите знаки обозначались именами богов, и каждое из них соответствовало той руне, что звучала в начале божественного имени. Были среди них символы милости и любви — такие, как «М», с коего начиналось священное имя Митры; были знаки нейтральные либо переменчиво-лукавые — например, «А», «Э» и «Б», обозначавшие Аримана, туранского Эрлика и хитроумного Бела; были страшные — «С», «Д» и «Н», которыми владели Сет, Великий Змей Вечной Ночи, его приспешница Деркето и мрачный Нергал. Те руны, для которых не нашлось божественных имен, носили названия животных и птиц, и тут Конан с удивлением обнаружил, что знак «К», начало его собственного имени, принадлежит не грозному Крому, Владыке Могильных Курганов, а коню. Кром и другие божества северян вроде ванахеймского Имира не удостоились чести попасть в алфавит — скорее всего, по той причине, что были они богами новых народов и племен, о чьем существовании стало известно лишь в последнюю тысячу лет. Разумеется, Сет, которому поклонялись в Стигии, или Нергал, повелитель Серых Равнин, во много раз превосходили древностью и самих киммерийцев, и их грозного Крома.

Но это открытие не обескуражило Конана — вернее, оставило его равнодушным. В какой-то миг он понял, что волшебный смысл рун заключается не в их названиях, что могли в разных странах обозначать различное, но в звуках, которые были одинаковы повсюду. Это стало поистине великим открытием! Теперь он знал, что знаки «К» и «О», «Конь» и «Орел», надо читать как «КО», а если к ним добавить «Н», «А» и еще раз «Н», то получится его собственное имя. Твердо усвоив это, он все же вспомнил об именах знаков, и некоторое время размышлял над тем, какую месть с их помощью можно уготовить Ши Шеламу, втравившему его в такие хлопоты и неприятности. К примеру, если взять кинжал и начертить на левой ягодице коротышки руну «Ч», а на правой — «Н», то получится вполне подходящая татуировка, и значить она будет «Червь Нергала»! А лучше выколоть ее у Ловкача на лбу, и не двумя рунами, а всеми двенадцатью! И ниже расписаться: Конан из Киммерии!