Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 41

- Воды, воды! - взывает она.- И врача!…

Приносят воду, графиня брызгает на лицо императрице, та открывает глаза, уже теряющие осмысленность взгляда. Пока нет врача, свои услуги предлагает одна из пассажирок, медицинская сестра, зовут ее мадам Дардаль. Подходит капитан судна, по фамилии Ру, осведомляется, что происходит. Поскольку судно еще не отчалило, советует графине Штараи выйти на берег, но ему говорят - это всего лишь обморок от испуга.

Чтобы дать пострадавшей больше воздуха, трое мужчин переносят ее на верхнюю палубу. Елизавету кладут на лавку, и, пока мадам Дардаль делает ей искусственное дыхание, графиня расстегивает на ней платье, Разрезает корсет и сует в рот кусочек сахара, смоченного в алкоголе. Под действием его больная открывает глаза, приподнимается.

- Вашему Величеству лучше? - шепотом спрашивает графиня.

- Да, спасибо…Садится, осматривается, потом спрашивает:

- Что со мной было?

- Вашему Величеству стало плохо. Но вам теперь лучше, не так ли?

На сей раз ответа нет - Елизавета без сознания падает на спину.

- Потрите ей грудь! - советует мадам Дардаль.

Тогда графиня расшнуровывает чехол корсета и видит на желтой батистовой нижней рубашке коричневатое пятно с маленькой дыркой, а потом обнаруживает чуть выше левой груди небольшую ранку с каплей крови.

- Боже всемогущий! - говорит она. - Ее убили.

И тогда, придя в отчаяние, фрау Штараи зовет капитана:

- Ради Бога, быстро причаливайте к берегу! Эта женщина - австрийская императрица! Ее ранили в грудь, я не могу позволить ей умереть без врача и без священника… Причаливайте к Бельвю! Я отвезу ее к Преньи - к баронессе Ротшильд!

Судно возвращается к дебаркадеру. Из двух весел и складных кресел сооружают импровизированные носилки. Шесть человек несут ее, кто-то открывает зонт, чтобы защитить от солнца голову умирающей. Но в сознание приходит, только когда ее приносят в отель «Бо-Риваж» и укладывают в той же комнате, которую она совсем недавно покинула. Хозяйка отеля мадам Майер и одна английская кормилица помогают снять с нее одежду, но доктор Голе не оставляет никакой надежды перепуганной графине Штараи: императрица умирает. Спустя несколько минут все кончено: Елизавета уснула вечным сном, встретив смерть со своей неподражаемой улыбкой.

А в это время в Шенбрунне император пишет жене письмо: «Я был рад почувствовать бодрое состояние духа из твоих писем и твое удовлетворение погодой, климатом и твоими апартаментами…» Потом он провел остаток дня за работой с документами и подготовкой больших маневров. В половине пятого дня, при появлении своего адъютанта графа Паара, он отрывает голову от бумаг.

- Что случилось, дорогой мой Паар?

- Ваше Величество… Ваше Величество не сможет уехать сегодня вечером. Я только что получил, увы, очень плохое известие!

- Из Женевы? - Выхватывает телеграмму из рук графа, читает ее и вздрагивает.

- Должна прийти еще одна телеграмма! Телеграфируйте сами! Телеграфируйте! Постарайтесь все узнать подробнее!…- И не успевает закончить фразу - появляется другой адъютант, с новой телеграммой: «Ее Императорское Величество только что скончалась…»

Император с рыданиями падает на стул, обхватив голову ладонями. Слышно, как он шепчет:





- Значит, на этой земле у меня ничего уже не осталось…

Ужасная новость уже разлетается по всему свету, доходит до старшей дочери Жизели, находящейся в Мюнхене, и до Марии-Валерии. Обе немедленно приезжают к отцу. Они остаются там, а с ними и вся Европа, до 16 сентября, когда перед останками Елизаветы открываются бронзовые ворота склепа церкви Капуцинов - там ей покоиться рядом со своим сыном и шурином, двумя другими жертвами проклятия графини Батиани.

Что касается Луккени, он не только не выразил ни малейшего раскаяния в содеянном преступлении, но и высказал в ходе судебного процесса свое возмутительное удовлетворение. Согласно швейцарским законам его приговорили к пожизненному тюремному заключению. Но он, считавший себя чуть ли не древнеримским героем, не вынес режима тюремной жизни и спустя два года повесился в тюремной камере на собственном ремне.

Окровавленная корона Мексики

Трагический роман Шарлотты и Максимилиана

ЕВРОПЕЙСКОЕ ТУРНЕ ЭРЦГЕРЦОГА

Когда раздался первый удар курантов дворца Хофбург, отбивавших полночь, Иоганн Штраус постучал палочкой по пюпитру и оркестр прекратил играть. Бал завершился. Только что кончился скоромный вторник, с первыми минутами следующего дня начинался пост. Танцевавшие пары разошлись, дамы присели в реверансах, а кавалеры отвесили им предусмотренные протоколом поклоны. Эрцгерцогиня София встала; поднялись и все дамы, дремавшие с прямыми спинами на стульях, стоявших вдоль стен танцевального зала. Внезапно разбуженная графиня Дитрихштайн - она дремала сжав кулаки и иногда даже похрапывала - вскочила на ноги с испуганным вскриком.

Инкрустированный бриллиантами лорнет эрцгерцогини остановился по очереди на каждом из четырех ее сыновей: на императоре Франце Иосифе, провожавшем на место свою партнершу по танцу, соблазнительную графиню Угарте; эрцгерцогах Карле Людовике и Людовике Викторе, занятых тем же, на эрцгерцоге Максимилиане, самом высоком из всех четверых. Максль, как его фамильярно называли близкие, явно с большой неохотой расставался со своей юной партнершей, красивой белокурой графиней фон Линден, дочерью посла княжества Вюртенберг. В этот вечер она была обворожительна - в простом платье из белого тюля, с великолепным букетом флердоранжа, - что заставило придворных кумушек говорить о ней весь вечер. Но зря герцогиня кашлянула, и молодой человек, вспомнив о приличиях, подвел наконец девушку к ее матери.

- До скорой встречи! - прошептал он.- И спасибо за то, что сегодня на вас был мой букет…

Эта невинная фраза, к несчастью, долетела до ушей гувернера принца, графа Бомбеллеса, исполнявшего обязанности распорядителя бала, и стала причиной целой истории.

Бомбеллес - старый, ворчливый и придирчивый человек, тем более суровый, что его собственная жизнь отнюдь не всегда была безупречной. Вначале он любовник, а затем третий муж любвеобильной Марии-Луизы, вдовы Наполеона I и генерала Нейперга. Глядя теперь на тощего, сморщенного как печеное яблоко старика, с трудом верилось, что им владели когда-то бурные страсти. Лишившись возможности нравиться женщинам, Бомбеллес мстил всем мужчинам, которые еще в состоянии иметь у них успех. Протокол стал единственным смыслом его существования. Как только гости разошлись, он попросил аудиенции у эрцгерцогини и доложил ей об услышанном.

Спустя еще час обо всем уже знал император. Вначале он отказывался воспринимать это всерьез.

- Вы, мама, действительно считаете, что это так серьезно? - спросил с улыбкой Франц Иосиф.- Преподнести девушке букет цветов вовсе не преступление.

- Преступление, если ты эрцгерцог Австрийский и букет составлен из цветов апельсинового дерева. Франц, как ты не понимаешь - ведь юной Линден в голову теперь взбредет уйма безумных мыслей. Уверена - она уже видит себя эрцгерцогиней. Надо что-то предпринять… Максль совершенно сошел с ума!

Эта история угнетала императора, очень любившего брата. Как любой нормальный Молодой человек, чувствительный к женскому очарованию, он нашел для брата много смягчающих вину обстоятельств: юная Линден обворожительна, а в двадцать три года, пусть ты и император, трудно оставаться суровым. Но Франц Иосиф хорошо знал мать: будет изводить его, пока не примет решение, совпадающее с ее желаниями. Подумав немного, он предложил:

- Лучше всего отправить Максля путешествовать. Почему бы нам не сделать его моряком - он увлекается всем, что относится к морю. Отправим-ка его в Триест, пусть поплавает.

С лица эрцгерцогини Софии слетела озабоченность.

- Великолепная мысль, дорогой мой Франц! Пусть уезжает туда завтра же. Мы не должны допустить, чтобы он снова увиделся с этой малышкой… очень скоро он ее забудет.