Багровое око

— А в птиц они тоже стреляют? — спросил он у Шестилика, пытающегося перегрызть веревки своей сети всеми имеющимися у него зубами.

— Я же сказал! — раздраженно откликнулся тот. — И в птиц, и в ящериц, и в бабочек! Проверь, проверь! Выпусти своего волка!..

Киммериец, нагнувшись, потрогал рукой землю в нескольких местах под ногами и, найдя пласт влажной глины, вылепил шар величиной с крупное яблоко. Хорошо размахнувшись, он кинул его в направлении скал. Спустя мгновение раздался тонкий свист, и шар прямо в воздухе Действительно превратился в некое подобие ежа — множество очень тонких стрел впились в переднюю его половину. Почти тут же он рассыпался и глиняной трухой упал на землю.

Зрелище впечатляло. Конан, умевший ценить чужое воинское искусство, на миг проникся к невидимым стрелкам уважением. Впрочем, он тут же вспомнил, что в обмен на свою поразительную меткость все они стали бездушными рабами Багрового Ока.

— Неплохо… — протянул он. — А отчего у них такие тонкие стрелы? Больше похоже на вязальную спицу, чем на стрелу.

— Зато от них не спасает никакая броня! — ответил Шестилик. В голосе его звучало что-то вроде гордости. — Будь ты закован в железо с головы до пяток, стрела все равно найдет тебя. Вопьется в прорезь для глаза — и не одна, а с десяток!

— Положим, в прорези для глаз можно вставить прозрачные кристаллы горного хрусталя, — заметил Конан. — Но мне это не подойдет в любом случае: терпеть не могу, когда со всех сторон обвешан гремящими железками! Ни размахнуться как следует, ни увернуться вовремя!..

Киммериец поднял с земли сеть, которую Шестилику не удалось перегрызть, несмотря на все старания, и шар вновь закачался за его плечами.

— И куда же ты теперь, отважный воитель? — ехидно поинтересовался Шестилик.

— Мимо Серых Стрелков можно пройти лишь в обнимку с исчадьем, верно? Мне отчего-то не хочется в третий раз ощутить на себе их ласковые прикосновения. Значит, остается единственный выход — найти тот подземный ход, который вырыли когда-то ваши восемь воинов. Я сильно подозреваю, что тебе известно, где он находится!

Шестилик промямлил что-то неразборчивое.

— Для тебя же будет лучше поскорее привести меня туда, — добавил Конан, согнув за спиной руку и щелкнув первый попавшийся ему нос.

— Если я приведу тебя к подземному ходу, ты отпустишь меня? — сопроводив щелчок недовольным писком, спросил шар.

— Я отпущу тебя, когда ты станешь полностью для меня бесполезным! — сурово отрезал киммериец. — Но если в поисках подземного хода я потрачу много времени, настроение мое может испортиться. И тогда я не поручусь, что ты не полетишь в сторону Серых Стрелков, как только что туда полетел глиняный шарик.

Шестилик долго кряхтел и ворочался, принимая решение. Наконец произнес тихим голосом, в котором слышалась скорбная покорность судьбе:

— Что ж, я приведу тебя к подземному ходу… Мало кто знает, где он находится, и я один из немногих, твоя догадка верна. Злая и жестокая звезда связала нить моей судьбы с твоей тупой и беспощадной поступью! Погибельная моя звезда… Что ж, безрассудный чужеземец, идем! Я буду указывать тебе путь.

Если бы не Шестилик, Конан никогда не нашел бы подземного хода, так искусно был он спрятан в густых зарослях колючих кустов, цепляющихся корнями за склон невысокого глинистого холма. Поскольку рыли его целых восемь крепких молодых мужчин, был он довольно широким. Ползти пришлось лишь в самом начале, затем можно было выпрямиться и идти, лишь слегка пригнувшись. Пройдя какое-то время в кромешной тьме, киммериец вспомнил о живом огне, хранящемся у него на груди. Как ни мал был его трепещущий язычок, его света хватало, чтобы видеть и земляные стены со свисающими плетями корней, и своих двух спутников.

Чтобы легче было идти, Конан высвободил Шестилика из сети и пустил впереди себя. Тот подскакивал, словно мячик, отталкиваясь то от земляного пола, то от стен. В свете живого огня щеки его и лбы казались вытесанными из синеватого известняка; прыжки же напоминали крупную дрожь, с которой он не в силах справиться… Бонго, как всегда невозмутимый и в меру любопытный, трусил замыкающим, ловя чутким носом сырые подземные запахи.

Когда, по расчетам Конана, им пора было бы приблизиться к основанию серых скал, подземный ход резко оборвался. Груда каменных обломков преграждала им путь.

— Все ясно, — заключил Шестилик после недолгого осмотра, потыкавшись носами в щели между камней. — Битвы с Черным Слепцом так и не произошло. Восемь лучших и храбрейших юношей прошлого века он уничтожил в один миг, сам не заметив этого.

— Объяснись попонятнее, — буркнул киммериец, пытаясь откатить ногой камень в основании груды.

— Черный Слепец совсем не похож на человека, но сердце у него есть. Когда оно бьется — дрожит земля, рушатся скалы, огромная волна уходит в океан от берегов острова, — сказал Шестилик. — Это странно, но в самом начале, как только он появился здесь, сердце его не билось вовсе. Позднее были отдельные редкие удары; они происходили через неравные промежутки времени и предугадать, когда случится следующий, было невозможно. И только в последние несколько десятков лет сердце его стало биться равномерно, как и полагается этому органу. Два удара в течение одной лупы. Если бы восемь отважных воинов жили сейчас, они смогли бы выбрать безопасное время для рытья хода, но тогда… Тогда неизвестно было, когда затрещит земля и обрушатся скалы в очередной раз.

— Ты сказал, волна отходит от берегов острова? Что-то подобное я видел вчера, когда был там… наверху, — припомнил Конан.

— Да, — важно кивнул шар. — Именно тогда сердце его сократилось в очередной раз. Может быть, ты заметил, что местные жители строят свои жилища из веток, соломы, старого тряпья и прочей ерунды? Когда-то у всех на острове были добротные дома из камня или ракушечника. Но землетрясения с периодичностью дважды за луну приучили их бояться всего весомого и крепкого. Когда на головы рушится ворох веток или пучки соломы, нет риска особенно покалечиться, да и отстроить разрушенное жилище можно за полдня.

Бонго тем временем мордой и передними лапами разгребал завал из камней. Внезапно когти его царапнули о железо. Нагнувшись и отвалив в сторону несколько обломков, Конан вытащил тяжелый проржавевший заступ. Он отряхнул его от земли. Вместе с комками глины с рукояти заступа посыпалось вниз с легким костяным звоном то, что когда-то было пальцами крепкой мужской руки. Конан, не особенно склонный к сентиментальности, ощутил вдруг, как сперва сжалось, а затем забилось горячей его сердце. Он словно бы коснулся верной ладони неведомого друга или побратима, передающей ему пусть не меч, не копье… но все-таки оружие.

— Ты не зря трудился, брат. Ты не зря вгрызался в эти камни, — тихо произнес киммериец. — Благодаря тебе и братьям твоим, я дойду. Я дойду — и, клянусь всеми богами мира, Черному Слепцу не поздоровится!..

— О, трижды безрассудный, тупоголовый чужеземец! — завизжал вдруг Шестилик, крутясь вокруг своей оси. — «Черному Слепцу не поздоровится!» Тому, кто одним ударом своего сердца, даже не заметив того, даже не узнав о том, уничтожил восемь самых лучших, самых крепких и отважных воинов! Явился, видите ли, ты, великий и непобедимый, и ему не поздоровится!.. Он уже трепещет, он просто падает в обморок от страха!..

Летучий шар был на грани истерики. Конан уже поднял было ладонь, чтобы отвесить ему хорошую затрещину и тем самым привести в чувство, но его опередил Бонго. Зарычав, волк клацнул зубами и зацепил один из вертящихся перед ним носов. Шестилик тоненько взвизгнул в последний раз и затих.

— Ты мудро поступил, Бонго, — одобрил его киммериец. — Еще чуть-чуть, и я оглох бы от воплей.

Он взвесил в ладони заступ. Несмотря на слой ржавчины, инструмент был пригоден к работе. Конан внимательно, насколько позволял свет язычка живого огня, огляделся вокруг. Проход был завален не той породой, в которой он был прорыт до сих пор, но глыбами очень прочного серого камня. По всей видимости, восемь воинов дошли до подножия скал и уже здесь, совсем близко от своей цели, нашли гибель. Догадка Конана подтвердилась, когда он попытался поработать заступом в обход завала. Очень скоро железо зазвенело о камень, который не поддавался, но лишь рассыпал от каждого удара голубые и желтые искры. Исходя из этого, имело смысл рыть только в одном-единственном направлении — вверх.