Багровое око

Хотя в его голосе не было и намека на просьбу, женщина отреагировала так же, как и мужчина, встретившийся им на лугу. Она протестующе замахала руками и закричала, словно он смертельно ее оскорбил.

Конан попробовал попытать удачу в другой и в третьей хижине, но с тем же успехом. Хотя говорил он грубо и властно, то и дело хватаясь за меч. Отчего-то ему показалось, что не столько он сам, сколько сидящий на его плече ребенок является причиной столь бурных отказов.

Проклятье! Ну и земля! Даже в диких льдах Гипербореи Конану легче было бы найти себе кров и ужин, чем в этих благодатных краях, поросших веселенькой желтой травкой…

Киммерийца немного утешило то, что прямо за селением он увидел реку с довольно прозрачной и прохладной водой. Бонго первым кинулся с берега в мелкие волны и стал жадно лакать, торопливо взмахивая языком. Напившись, он с наслаждением развалился на песке и оглянулся на Конана, словно приглашая его сделать то же самое: можешь не опасаться, вода не тухлая, не горькая, не ядовитая!..

Конан спустил с плеча ребенка и припал к воде. Прозрачная вода не имела ни вкуса, ни запаха и отлично утоляла жажду. Вот если бы еще раздобыть какую-нибудь еду, чтобы совсем не зависеть от жадности и нелюдимости местных жителей!..

Словно прочитав его мысли, волк принялся обшаривать окрестности. То и дело он подбегал к Конану и что-нибудь приносил в зубах: то пару грибов с мягкими лиловатыми шляпками, то что-то похожее на моллюска, то землеройку, то саранчу размером с котенка, бешено дергающую длинными коленями в его пасти… От саранчи и грибов киммериец отказался, моллюска же съел, выковыряв из раковины. На вкус он был почти таким же пресным, что и вода. Последний оставшийся в мешке фрукт он отдал ребенку. Девочка весело напевала что-то, то и дело обращая к Конану хорошенькое лицо с припухшими веками и голубыми глазами. Казалось, ее вовсе не волнует то, что мама и папа до сих пор ее не разыскали.

Как только сгустились сумерки, киммериец решил отправляться на покой с тем, чтобы утром встать пораньше. Огня он решил не зажигать: ночь теплая, жарить и варить им нечего, хищных зверей можно не опасаться. Вернувшись к задворкам селения, он прихватил большую охапку сена из стога, который приметил раньше. Охапки хватило на мягкую и душистую постель для всех троих.

Конан хотел было, чтобы Бонго лег между ним и девочкой, чтобы лохматое его тепло доставалось им обоим, но упрямый зверь вставал до тех пор, пока его не оставили в покое, после чего сам выбрал себе место подле левого бока Конана. Ребенок же свернулся худеньким калачиком справа от него.

Как только киммериец погрузился в дрему и с наслаждением отдался ей, резкие и громкие звуки вывели его из забытья. Лежащий рядом с ним ребенок закашлялся. Худое тельце сотрясалось от хриплых, отрывистых, похожих на лай звуков. По-видимому, ребенок сильно простудился, отбившись от своих родных и блуждая неведомо где.

Конан сбегал к реке, принес воды и попытался напоить девочку. Но вода выплескивалась изо рта, а кашель не уменьшался. Он попробовал растереть ей пальцами спину возле острых лопаток и выпирающих позвонков, но безуспешно. В конце концов он набросал на нее сверху все сено, какое у него было, и вдобавок еще обхватил руками, чтобы ей было теплее. Но кашель не стихал. Казалось удивительным, откуда берутся силы в этой узкой грудке на такие долгие, раздирающие легкие содрогания… Только с первыми лучами солнца девочка успокоилась. Голубые глаза ее были полны слез, она со страхом смотрела на киммерийца, словно ожидая наказания за то, что не дала ему выспаться.

С гудящей от бессонной ночи головой Конан вновь отправился в селение, посадив девочку на плечо. Он решил просто оставить ее там у одной из хижин. Не полные же они изверги, эти местные жители! Хоть кто-нибудь да приютит маленького больного ребенка…

— Ты извини, малышка, но дальше я пойду без тебя, — сказал он девочке, ссаживая ее у двери одного из травяных домиков. — А тебя разыщет твоя мама и обязательно вылечит.

Но девочка не захотела расставаться с киммерийцем. Стремительно, как куница, она взобралась по его ноге и туловищу и вновь оказалась на шее, крепко вцепившись в нее ладошками.

— Ну нет, так не пойдет! — Конан хотел было вновь спустить ее на землю, но с удивлением почувствовал, что не может оторвать детских ладошек от своей шеи.

Он тянул изо всех сил но они словно намертво приросли к его коже. Проклятье! Маленькие дети на этой земле будут похлеще взрослых!..

Конан встал на колени спиной к волку и велел ему избавить себя от ребенка. Бонго схватил ее зубами за одежду и потянул, мотая мордой из стороны в сторону. Результатом был лишь треск рвущейся ткани. Тогда он схватил зубами за маленькую ногу. Девочка засмеялась, словно ее щекотали. Волк прихватил крепче, уже озлившись и зарычав — но она только громче смеялась и дергала второй ногой.

Киммериец потянулся было за мечом, но передумал. Нет, вонзать клинок в детское тело он не будет. Да что ей его лезвие, если крепкие волчьи зубы ее только щекочут! Конечно же, это не ребенок. Но вот кто — или что — это?..

Конан заметил, что из дверей дома, возле которых они остановились, за его тщетной борьбой с ужасом наблюдает пожилая женщина. Он поднялся с колен, махнул Бонго, и они вернулись на берег реки, где провели ночь.

Киммериец повалился спиной в сено и закрыл глаза. Девочка, не отцепляясь от его шеи, тут же закашлялась. Теперь она кашляла прямо ему в ухо. Проклятье! Конан открыл глаза и поднялся. Кашель тут же смолк.

Тонкий заливистый смех раздался прямо над его головой. Конан посмотрел вверх. Знакомый шар болтался над ним, только сейчас он был розовым, а обращенное к киммерийцу лицо было воплощением веселья.

— Ну, и что же ты тут увидел радостного? — угрюмо поинтересовался Конан.

— Смешно! Ты умудрился подцепить исчадье! Ха-ха-ха-ха!..

Слово показалось Конану знакомым. Он вспомнил, что рассказывала ему об этих рабах Багрового Ока Алмена.

— Ты лучше не смейся, а скажи, как мне отцепиться от нее!

— Это невозможно! Совершенно невозможно! — Шар кувыркался и выписывал причудливые зигзаги от избытка смеха.

— Врешь! — взревел киммериец. — Говори сейчас же, иначе… — Он прикусил язык, вспомнив, что в ответ на его угрозу шар просто-напросто улетит со свистом, и он останется со своей прилипчивой крошкой один на один.

— Вообще-то отцепиться можно, — устав смеяться и немного успокоившись, шар медленно снизился и завис подле его лица. — Во-первых, она сразу отцепится от тебя, как только приведет к своему хозяину, к Черному Слепцу.

— Но мне как раз к нему и надо! — оживился Конан. — Тогда я не буду расставаться с ней, пусть ведет скорее!

— Подожди, не торопись. Она приведет тебя к нему, но приведет таким измотанным, злым, отчаявшимся, проклинающим все на свете… что ты мигом полетишь в его распахнутую пасть. В этом и состоит служба исчадий: приводить к своему хозяину подготовленную добычу. Есть другой способ избавиться от нее: исчадья боятся тех, у кого есть при себе живой огонь.

— Как мне добыть этот живой огонь? — спросил Конан.

— Это целая история! Может, когда-нибудь я и расскажу ее, но не сейчас. Кашляющее дитя все равно не допустит, чтобы ты достал его.

— Проклятье! Ты издеваешься надо мной!

— Остается последний способ. Попробуй просто не обращать на нее внимания. Будь это старое опытное исчадье, оно в любом случае переиграло бы тебя. Но дети нетерпеливы. Если она почувствует, что все ее ухищрения на тебя не действуют и ты остаешься спокоен и весел, она скоро отцепится и начнет подстерегать другую жертву.

— Это мысль! — обрадовался киммериец. — Но в таком случае у меня к тебе просьба. Я знаю, как ты ценишь свою свободу, и я не думаю покушаться ни на малый ее кусочек. Но только удели мне часть своего драгоценного времени! Расскажи об этих исчадьях, о Черном Слепце, обо всех ваших нравах и обычаях. Я ведь чужеземец и в ваших краях впервые. Поделись со мной тем, что знаешь, чтобы впредь я не попадал впросак… А пока я буду слушать тебя, я напрочь забуду об этом прилипчивом ребенке.