Страница 18 из 80
— Попробуй захотеть по-настоящему! — настаивал немедиец. — Может быть, тебе захочется покинуть это ложе хотя бы для того, чтобы раскидать десяток-другой наших славных гостеприимных хозяев?..
Конан усмехнулся, но ничего не ответил.
Исчерпав все свое красноречие, Шумри затих. Спустя недолгое время, словно вспомнив что-то, он порылся в вещах и вытащил свою цитру. Давно он не прикасался к ее струнам… Пусть прозвучит под его пальцами ее нежная, меланхоличная душа — в последний раз.
— О Кром… — заворчал киммериец. — Мало мне пения безумной старухи, теперь еще ты!.. Пощади, не порти последних мгновений на этой земле.
Но прозвучало это совсем не зло, и Шумри, улыбнувшись, покладисто кивнул.
— Хорошо, не буду петь. Расскажу одну немедийскую балладу, как помню, своими словами. Буду наигрывать, но совсем тихонько…
И он начал:
«Знатен и доблестен был юный рыцарь Роальд, и хорош собой, как первый луч на восходе солнца, и отважен, как молния, разбивающая в щепки тысячелетние дубы.
Любил он прекрасную Эльбет, дочь грозного рыцаря Гранибэра, и Эльбет любила его. Минуло ей шестнадцатьлет, и приближался день свадьбы Роальда и прекрасной Эльбет, который ждали они с нетерпением не один год, ибо полюбили друг друга, когда еще были детьми. Но всего за неделю до свадьбы, когда гуляла прекрасная Эльбет в саду при замке своего отца, налетел среди ясного дня вихрь, серая кружащаяся воронка прямо с неба, со стороны запада, и втянула в себя девушку, закружила, подняла в воздух и в мгновение ока унесла прочь.
Великим трауром облекся рыцарь Гранибэр, и все домашние его, и все вассалы, и слуги, и рабы. Только рыцарь Роальд не менял одежд, не посыпал голову пеплом и не рвал на груди бронзовые и золотые цепи, содрогаясь в горе. Но накинул походный плащ, выбрал из оружейной своего отца самый звонкий, прочно и ладно держащийся в ладони меч, оседлал любимого скакуна доказавшего свою преданность не в одной битве, отправился на запад, на поиски своей невесты. Маг и звездочет Сцивилиус, живший в замке грозного Гранибэра, поведал ему, что невесту его украл Харрок, человек-полудемон, живущий в замке на берегу океана, где глухие пиктские пустоши переходят в тундры Ванахейма. Долог и опасен путь туба. Лежит он через суровые леса, высокие норы, бурные реки и снежные равнины.
Долго ехал рыцарь Роальд.
…Ехал он зелеными аквилонскими дубравами. Прекрасен собой и строен был молодой рыцарь, и дриады — девы деревьев — провожали его глазами. В полупрозрачных, зеленых — под цвет листьев — одеждах девы выглядывали из-за ветвей. Свисали живыми орхидеями с высоты. Их распущенные волосы шуршали, смешиваясь с листвой.
— О рыцарь, рыцарь! — звали дриады приглушенно-птичьими голосами. Они обкусывали длинные лепестки цветов, сжимали в ладонях тела зрелых плодов, орошая их соком дорогу и волосы спешащего по ней Роальда. — Замедли свой шаг, рыцарь! Оглянись, удивись, останься…
Но Роальд лишь дерзко улыбался, не замедляя хода коня.
Одна из дриад неосторожно низко наклонилась над землей, и он, шутя, ухватил рукой за ее ступню. Испуганно охнув, дева выдернула ножку, но, потеряв равновесие, чуть не упала и долго раскачивалась, уцепившись за ветвь, гневно вращая большими глазами, похожими на зеленоватые мыльные пузыри…
Все дальше и дальше спешил Роальд.
…Путь его пролегал вдоль порожистой быстрой речки, берущей исток в снежных вершинах вздыбленных вдали гор. В лепет струй, перепрыгивающих через камни, вплетались голоса дев с белыми волосами из пены.
— Рыцарь, рыцарь! — манили наяды чистыми, как хрусталь, голосами с интонацией томно-капризной. — Наши струи обнимут и заласкают, наше течение унесет, ледяные прикосновения наши утолят боль, и порывы, и память…
Девы перекатывались в потоке, играя, словно форель на нересте. Вслед Роальду они посылали каскады брызг, от которых он отряхивался, смеясь, и живых рыб, ртутью блещущих на солнце.
Особенно настойчивым Роальд посылал воздушные поцелуи и безостановочно спешил дальше.
В одном месте ему пришлось, сойдя с коня, вброд перебираться на другой берег, шагая по скользким камням. Одна из наяд, подплывшая совсем близко, протянула ему тонкую руку. Благодарно улыбнувшись, рыцарь принял ее ладонь — но рука его, не ощутив опоры, скользнула сквозь струистую водяную плоть.
Наяды вспыхнули переливчатым смехом…
Все ближе и ближе был рыцарь к своей цели.
…Гряду суровых киммерийских гор предстояло ему преодолеть. У подножья их ему пришлось расстаться со своим верным конем: по узким карнизам, нависающим над пропастью, проехать верхом было невозможно. Умное животное осталось ждать его на лугу у ручья, в тени последнего дерева.
Роальд карабкался по склону горы, голому, поросшему лишь белесым лишайником да верблюжьей колючкой Суровые скалиды обитали в этих пустынных местах.
Девы с окаменелыми, мертвенно-серыми лицами выглядывали из трещин в скалах, застывали, словно статуи, на карнизах и выступах. Их скулы были резко обточены, словно грани драгоценных камней, одежда прямыми тяжелыми складками вбивалась в землю, подобно каменному водопаду.
— Рыцарь, рыцарь, — гулко вещали девы, — останься, если ты мужествен. Здесь, высоко под небом, остаются только отважные и крепкие духом. Звонкие духом, словно высокая, одинокая струна…
Заглядевшись на одну из них, Роальд оступился и покатился по склону. Уцепившись в последний момент за выступ камня, он завис над расщелиной.
Скалиды, затихнув, бесстрастно наблюдали, как он напрягает мускулы, пытаясь подтянуться и выкарабкаться…
Преодолев все тяготы и соблазны пути, Роальд добрался-таки до замка Харрока.
Ровно в полночь с помощью кинжала и крепкой веревки рыцарь преодолел ограду замка и очутился в саду. В ту ночь было полнолуние. От неистового света луны все вокруг было белым, словно припорошенным инеем. Он был удивлен, что ни стражники с алебардами, ни хищные звери не охраняли подход к обиталищу полудемона.
Деревья в саду росли на значительном расстоянии друг от друга. Они были очень ровные и прямые, будто взметнувшиеся вверх тонкие цилиндры. Роальд крался, перебеляя от одного ствола к другому, но в ярком свете луны было прекрасно видно.
Порой он запинался обо что-то мягкое — то были большие птицы, спящие в траве. Спросонок они коротко вскрикивали и вновь погружались в сон.
Замок из светло-серого ноздреватого камня, облитый луной, казался призрачно-белым. Задрав голову, Роальд пробирался вдоль его стен, внимательно вглядываясь в узкие окна. Одни окна были темны, другие светились мертвенным синеватым светом, в третьих мерцали гроздья свечей. Ни в одном не промелькнуло ни силуэта, ни тени, словно замок был необитаем.
Одно окно — небольшое, со светлыми занавесками и теплым отсветом свечи — заставило его остановиться. Помедлив, он поднял с земли горсть камешков. Бросил в стекло — один, другой, третий…
Тихий, радостный смех раздался за его спиной.
Роальд обернулся.
— Эльбет!
Она стояла, прислонившись спиной к дереву, смеющаяся, сияющая, в белом платье и белом лунном луче.
— Как ты догадался, что это окно мое?
— О Эльбет! — Роальд прижимал ее к себе так крепко и так нежно, как только мог.
— Он не сторожит тебя — этот безмозглый выродок, упырь, летучая мышь! Какое счастье!.. Бежим! — Он увлекал ее прочь от угрюмой громады замка.
— Постой! Это бесполезно! — Эльбет пыталась остановить его, но не могла — и бежала, подхваченная его порывом.
Они достигли стены.
— Лезь! Я подсажу тебя!
Переводя дыхание, она опустилась прямо на влажную ночную траву.
— Прошу тебя, выслушай!
Он протянул к ней руки, чтобы поднять с травы. Эльбет покачала головой.
— Не надо! Мне не сбежать от него, нет, Я пробовала много раз. Дальше этой стены он меня не выпускает. У него нечеловеческая воля. Как бы я ни боролась, он может вернуть меня обратно, даже не шевельнув пальцем.
— Ну, это мы еще посмотрим! — рассмеялся Роальд. — Полезли скорей! Мне не терпится увидеть, как чья-то воля будет пытаться отнять тебя у меня!