Ледяной бог

Когда мальчик рассказывал о своих приключениях или о своем отце, в нем просыпалось что-то безудержное, невинное. Он взахлеб, давясь словами, выдавал свои истории, и Конан, сам того не замечая, заслушивался и забывал о тех подозрениях, которые рождались в его голове ранее. Когда мальчик начинал рассказывать об отце, он хмурился. Его чело покрывала тень горя и страдания, и варвару становилось жалко ребенка, стоящего перед ним. Он был таким беззащитным и хилым, что в душе воина загоралось желание укрыть его от всех несчастий злого мира.

— Лезь первым, — приказал киммериец и мальчик повиновался.

«Может я напоминаю ему отца?» — подумалось варвару, но он отогнал от себя эту мысль.

Хор повиновался.

Конан последовал за ним. Приходилось держаться руками за предыдущую ступеньку, чтобы не поскользнуться и не рухнуть всем своим весом на спускающегося впереди мальчика. Винтообразная лестница, с обеих сторон окруженная каменной стеной, вела спутников все глубже и глубже вниз. Они спустились в каменный колодец. Конан осознал, что подняться по этой лестнице обратно будет практически невозможно. Он задумался над тем, как потом выбраться на белый свет, но пока ничего стоящего не пришло на ум.

Появились перила — выбоины в камне, сделанные трудолюбивыми и терпеливыми людьми. Они располагались на уровне плеч и служили надежным подспорьем при спуске. Теперь можно было развернуться и не пятиться задом.

Несколько раз почва выскальзывала из-под ног, и киммериец повисал на руках, зацепившись за выбоины, затем, слепо нащупав утерянную ступеньку, возвращался на прежний путь.

Как долго они спускались, Конан не знал. Он давно потерял счет времени и посвятил все свои усилия сражению с обледеневшими камнями, но вот мальчишка скрылся за очередным поворотом, а когда варвар догнал его, Хор стоял лицом к киммерийцу, и в его глазах светился огонек злого торжества.

— Когда-то по этим ступенькам можно было бегать, сломя голову, не боясь упасть и разбиться. Это было очень, очень давно, но для меня, все как вчера… — Во взгляде появилась печаль, скрывшая злобу, так что киммериец вновь уверил себя, что это лишь померещилось ему, но все же ощущение оставило после себя скверный осадок.

— Иди за мной.

Хор развернулся спиной к северянину и бросился быстрым шагом по извивающемуся туннелю. Шаги его гулкими ударами разносились по подземелью. Конану показалось, что сквозь этот гул он услышал тихие, печальные слова, брошенные мальчиком себе под нос: «Как здесь все изменилось».

Но сказал это Хор, или Конану это почудилось, — ведал лишь Кром.

Мальчик вывел варвара на просторный пятачок, откуда расходились в разные стороны три туннеля. Низкие своды и свисающие каменные наросты заставляли Конана продвигаться вслед за пареньком, низко пригнув голову, но теперь, выйдя на просторное ровное место, он распрямился и огляделся по сторонам.

Стены, освещенные призрачным, невесть откуда взявшимся светом, покрывали загадочные рисунки и неведомые письмена. Конан узнал их — точно такие же изображения испещряли страницы древнего гримуара, найденного варваром в одном из жилищ.

Внезапно Конану показалось, будто кто-то буравит его холодным пристальным взглядом и стало не по себе.

Конан оглянулся и увидел на стене лицо, знакомое до жути. Полустершиеся черты напомнили Конану Хора. Непонятно страшное сходство. Неужели этот древний лик был срисован художником с ребенка?!

Конан почувствовал, как по его телу пробежали мурашки ужаса, а рука невольно потянулась за спину, извлекая волшебный меч.

— Нам туда, — невинно пробормотал себе под нос Хор, и Конан устыдился своего неверия, смело ступил на тропу, выбранную мальчиком.

Шли они долго. Конан не выпускал из рук клинок, выставив его перед собой. Он видел, как обречено никла голова мальчика, который долго искал что-то и никак не мог найти.

«Мы идем не туда» — мелькнула мысль и пропала.

Вслух же варвар прорычал:

— Где твоя хваленая сокровищница? Вопрос Конана вывел Хора из оцепенения. Он встрепенулся, мотнул непонимающе головой и остановился.

— Здесь все так изменилось. — пробормотал в свое оправдание мальчик и обернулся лицом к воину. — Я многое не могу узнать, словно кто-то прорыл новые проходы, новые туннели. Может, я слишком долго спал. — Казалось, еще чуть-чуть, и мальчуган разрыдается, и лишь присутствие храброго воина сдерживало его. Не хотелось мальчику, чтобы Конан видел его слезы.

— Пошли, — рявкнул киммериец, не умеющий успокаивать и говорить ласковые слова.

В этот момент он увидел, как в глазах мальчика сверкнули странные искорки, будто в чистом голубом небе вспыхнула молния, предвещающая приближение грозы. Конан не придал этому никакого значения. Он оттолкнул мальчугана со своего пути и пошел вперед, жестом приказывая следовать за ним.

Они поменялись ролями. Поводырем стал Конан. Своим звериным чутьем он ощущал, что цель близка. Где-то там впереди был выход из нескончаемого туннеля. Где-то там, а не в оставленных позади пещерах, скрывалась желаемая сокровищница, в которой найдется чем поживится, чтобы, не зная нужды в пище и крове, добраться до Заморы… Там, впереди… Он был в этом уверен!

Киммериец оказался прав. Через четыре поворота туннеля они вышли в просторную длинную залу, заполненную каменными саркофагами с прозрачными крышками, под которыми скрывался прах исчезнувшего народа, последним представителем которого стал Хор. Бросив взгляд на близстоящий саркофаг, Конан увидел лицо живого человека с широко раскрытыми, устремленными на пришельца глазами. Умерший прижался к крышке и созерцал безмолвный мир склепа. Не было праха, не было полуистлевших костей — только лицо живого существа, замурованного в оковы гробницы. Почему-то Конану вспомнился рисунок на стене, изображающий лицо мальчика. И это выражение опустевших глаз — безжизненных бесчеловечных — привело варвара в суеверный ужас.

Саркофаги, покоящиеся на искусственных возвышениях, располагались в зале кольцами, сходящимися к центру, где возвышался круглый алтарь, лишенный всяких украшений. Теперь алтарь пустовал, покинутый своими владыками, служителями неведомого кровожадного бога, которому поклонялись и которого боялись.

От гробниц пахло сыростью и плесенью. Сумрачная зала с низким сводчатым потолком, поддерживаемым резными колоннами, с намерзшими сталактитами, навевала на Конана уныние и смертельную тоску. Хотелось броситься прочь из этого подземного города, но без Хора дорогу назад не найти…

Внезапный шум отвлек его. Хор что-то выкрикнул в пустоту, и Конан обернулся рывком, готовый сразиться с любыми врагами. Будь то люди, или демоны — он не устрашился бы никого. Однако, похоже, его единственным противником был этот ребенок. А как он может сражаться с детьми?!

— Да сбудется пророчество! — торжествующе повторил мальчик.

Пламя объяло руку Конана, сжимающую алмазный клинок. Словно раскаленными добела щипцами неведомая сила стала вытягивать пальцы, выламывать их из суставов. Меч в правой руке разгорелся синим пламенем, и камень засиял голубоватым призрачным светом, своим мерцанием затопляя гробницу.

— Час истины настал, варвар, — заговорил мальчишка, в котором теперь не осталось ни следа наивности и чистоты, так подло обманувшей Конана там, наверху. — Теперь я могу без опаски открыть тебе всю правду. Ты меня знал как Хора — маленького мальчика, заколдованного колдуном… Боюсь, был неискренен с тобой.

«Почему-то это меня не удивляет», — подумалось Конану и, несмотря на боль в руке, он сжал сильнее меч.

А мальчик продолжал.

— Это племя жило мирно и в согласии с самим собой. Когда первые поселенцы пришли сюда, они были истинными атлантами и поклонялись богам своего народа, но шаг за шагом старая вера была вытеснена… мной. — Лицо мальчика исказилось, и он зашелся в жутком хохоте. — Да. Это я был их богом! Мои слуги основали этот город и почти сразу же возвели храмы в мою честь. Приносили мне в жертву младенцев и заливали алтари жертвенной кровью девственниц. Но пришли тяжелые времена…