Страница 1 из 6
Вольфганг Акунов
КРЕМЛЁВСКИЙ ЛЁТЧИК
В память «звёздного» полёта Матиаса Руста.
Осенью кажущегося сегодня таким далёким 1987 года мне довелось на некоторое время стать переводчиком одной из наиболее таинственных личностей «эры Горбачёва» — молодого западного немца Матиаса Руста, прозванного немецкими (да и другими «западными» средствами массовой информации «кремлёвским лётчиком» — «кремльфлигером» — за то, что он — как на грех в издавна шумно, с обильными возлияниями, отмечавшийся в Советском Союзе «красный день календаря», государственный праздник День Пограничника! — непостижимым для огромного большинства своих современников образом «взломав» советскую «границу на замке», умудрился на крошечном спортивном самолётике «Сессна-172 П» влететь в воздушное пространство СССР в районе эстонского городка Кохтла-Ярве, долететь до самой Москвы и благополучно приземлиться у стен московского Кремля на Васильевском спуске, там, где обычно останавливались туристические автобусы, высаживая туристов для осмотра Красной площади и Покровского собора, более известного в народе как «Собор Василия Блаженного»).
Эта история наделала много шума. Еще не забылся инцидент с южнокорейским авиалайнером «Боинг-747», имевшим на борту сотни пассажиров, в том числе конгрессмена США и сбитым советским истребителем-перехватчиком, что вызвало настоящий международный скандал. Но то было в пору «холодной войны», при генсеке Андропове, теперь же от нового, «перестроечного», горбачёвского СССР все ожидали иных, новых реакций на подобные инциденты.
Признаться, автор данных воспоминаний о процессе Руста долго (22 года) думал, стоит ли ему «браться за перо» (выражаясь фигурально), воскрешая в памяти события той давней поры (хотя на протяжении прошедшего с тех пор времени энное количество раз давал телеинтервью (главным образом, немецким теле-и радиокомпаниям — ARD/WDR, ZDF, и люксембургскому RTL), и даже выступал однажды на тему полета Руста в телевизионном ток-шоу Андрея Малахова «Пусть говорят» (в ходе которого состоялся даже «юбилейный телемост» с самим Матиасом Рустом — почти не постаревшим и преисполненным прежней самоуверенности, несмотря на все свои крайне неудачно сложившиеся «послеполетные» жизненные обстоятельства, включая сумасшедший дом, неудачный брак и отсидку в немецкой тюрьме за кражу свитера в универсаме).
Но… годы уходят, и люди, живые свидетели и участники событий уходят вместе с ними. Руст, вероятно, так уже никогда и не напишет свою книгу о полете на «Сессне» в Москву (права на которую он продал известному западногерманскому журналу и издательству «Штерн» за 100 000 марок, о чем заявил матери сразу после провозглашения приговора, прямо со скамьи подсудимых). В-общем, я решился поделиться с уважаемыми читателями воспоминаниями о том, чему мне довелось самому стать свидетелем.
Как говорил еще Богдан Хмельницкий:
«Что будет, то будет, а будет то, что Бог даст»!
В здании Верховного Суда (расположенного на тогдашней улице Воровского) автору этих строк заранее, еще до начала судебного процесса дали возможность, не покидая здания, ознакомиться с материалами следствия. Я читал их, папку за папкой, сидя в круглом зале с белыми стенами, украшенном лепной эмблемой с обелиском и пятиконечной звездой в обрамлении шестерёнки. Признаюсь, данная эмблема была мне до той поры неизвестна. На мой недоумённый вопрос мне объяснили, что это — советский герб столицы нашей Родины Москвы, принятый чуть ли не в начале 30-х гг. ХХ века. Меня немало удивило это обстоятельство (с детства я привык к тому, что герб Москвы — «старорежимный» Георгий Победоносец (он же — Змееборец, или Егорий Храбрый).
Но потом я догадался, почему советский герб Москвы так и не добился популярности среди москвичей и прочих граждан СССР. Дело в том, что его центральным элементом (сохранившимся, между прочим, и на чугунных медальонах в ограде Большого Каменного моста через Москву-реку у Дома на набережной) был обелиск Свободы, установленный при Ленине на месте памятника «старорежимному реакционному» Белому генералу Скобелеву на Тверской, впоследствии, при Сталине, снесенный и замененный конной статуей князя Юрия Долгорукого (якобы, «основателя» Москвы). Но это так, к слову…
Из просмотренных мной материалов следствия недвусмысленно явствовало следующее. Прилёт Матиаса Руста в Москву в День Пограничника ни в коей мере не являлся «внезапным» или «неожиданным» для стражей советской границы (как бы ни изощрились западные — а в особенности немецкие СМИ, фактически восхваляя на все лады «19-летнего паренька, ухитрившегося преодолеть все препятствия, включая 600 советских истребителей-перехватчиков, ракеты ПВО и мощнейшую в мире радиолокационную систему»).
Как только самолётик Руста пересек финляндско-советскую границу у эстонского города Кохтла-Ярве, он тут же был засечён. С этого момента его аккуратно «передавали» с одного пункта наземного слежения другому. Все утверждения о том, что он, якобы, «уходил от радиолокаторов, пользуясь крайне малыми размерами своего самолетика, летя почти вплотную к земле, прижимаясь к рельефу местности» и т. д., абсолютно не соответствуют фактам.
При желании самолетик Руста можно было запросто сбить (а если предположить, что данный вариант представлялся нежелательным из-за ассоциаций со сбитым в догорбачевскую эпоху южнокорейским пассажирским лайнером, то Руста можно было бы шутя заставить совершить посадку, «прижав» его сверху военным вертолетом). Несколько раз советские истребители подлетали к самолету Руста.
Об этих встречах в небе нашей Родины он, кстати, и сам давал показания и во всеуслышание говорил на процессе, причем в присущем ему непонятно и неуместно ироничном (если только не предположить, что ему заранее было известно о достаточно безобидном для него исходе процесса — Руста приговорили к 4 годам лишения свободы, из которых он в действительности отсидел менее года, причем «кремлевский летчик» не валил лес, а работал в мебельном производстве в мордовской колонии общего режима) и порой граничившим с издевательством тоне.
Так, когда прокурор спросил Руста на процессе, встречал ли он в полете советские самолеты, Руст ответил, что встречал и даже видел пилотов в кабине, одетых в белые шлемы и оранжевые комбинезоны, а на вопрос прокурора, не испугался ли он при виде советского самолета, спросил: «Почему?»
— «Ну как же, разве Вы не боялись, что Вас могут сбить»?
— «Нет, я не боялся. Я же был в защитном шлеме» (нем.: Ich hatte ja meinen Schutzhelm auf).
Этот крайне нелепый — если не неприкрыто издевательский! — ответ (как и многие другие) был оставлен обвинением безо всяких комментариев.
На вопрос, зачем он, собственно, прилетел в Советский Союз, да еще таким необычным и опасным способом, Матиас Руст отвечал, что хотел лично встретиться с главой СССР Михаилом Горбачевым, с которым вряд ли смог бы встретиться, если бы приехал обычным порядком, в качестве туриста по заграничной визе, ибо опасался, что в этом случае его бы до Горбачева не допустили.
С Горбачевым же Руст, якобы глубоко уважавший и почитавший его, как величайшего политика «новой эры», хотел встретиться лично, чтобы передать ему изложенный на 20 страницах набранного на компьютере текста план создания всемирного экологического государства под названием «Лагония» (с центром в Гималаях — Тибете, Непале и Афганистане), в качестве важнейшей предпосылки к созданию которого Руст рассматривал вывод Горбачевым советских войск из Афганистана. Со временем «Лагония» должны была разрастись до глобальных масштабов, охватив весь земной шар.