Кошачьи истории

Тристан, раскрасневшийся от охотничьего азарта и усилий, вошел во вкус, и я весь внутренне съежился, когда он восторженно скомандовал:

— Гони его, Джим! Уж теперь сукин сын от меня не уйдет!

Бориса мы так и не поймали и предоставили кости самой выбираться из его зубов, а потому с точки зрения ветеринарии этот визит назвать успешным никак нельзя. Но Тристан, когда мы сели в машину, блаженно улыбнулся.

— Ну, было дело! А мне, Джим, и в голову не приходило, что ты так развлекаешься со своими кисками.

Однако миссис Бонд, когда я в следующий раз ее увидел, отнеслась к происшедшему без всякого восторга.

— Мистер Хэрриот, — сказала она, — может быть, вы больше не будете привозить сюда этого молодого человека?

ОЛЛИ И ЖУЛЬКА. ДВА КОТЕНКА, КОТОРЫЕ ПРИШЛИ И ОСТАЛИСЬ

— Погляди, Джим! Бродячая кошка. Я никогда ее прежде не видела. — Хелен, оторвавшись от посуды, которую мыла, указала в окно.

Наш новый дом в Ханнерли стоял на склоне, и сразу за окном тянулась опорная стенка, а за ней травянистый откос поднимался к кустам у дровяного сарая шагах в двадцати от дома. Из кустов пугливо выглядывала тощая кошечка. К ней жались два крохотных котенка.

— Ты права, — сказал я. — Бродячая киска с семейством ищет чем поживиться.

Хелен поставила на верх опорной стенки миску с мясными обрезками и молоком, а сама ушла в дом. Несколько минут кошка-мать оставалась в кустах, потом осторожно подобралась к миске, набрала в рот еды и вернулась к котятам.

Набег этот она повторила несколько раз, но едва котята попробовали последовать за ней, она молниеносно ударила их лапой — назад!

Мы завороженно следили, как тощая изголодавшаяся мать сначала накормила детенышей, прежде чем сама проглотила хоть кусок. Когда миска опустела, мы тихонько открыли заднюю дверь, но, чуть только заметив нас, кошка и котята ускользнули вверх по склону.

— Откуда они взялись? — спросила Хелен.

Я пожал плечами.

— Бог знает! Тут много пустынных мест. Возможно, они прошли мили и мили. Но вообще-то кошка не похожа на бездомную. Повадки у нее по-настоящему дикие.

— Да, — кивнула Хелен. — У нее такой вид, словно она никогда не жила в доме, никогда не имела дела с людьми. Я слышала, что есть такие одичавшие кошки. Наверное, и подошла к дому только из-за котят.

— Согласен, — ответил я, и мы вернулись на кухню. — Ну, во всяком случае, они хотя бы наелись. Думаю, больше мы их не увидим.

Но я ошибся. Два дня спустя троица вернулась и жадно уставилась из кустов на кухонное окно. Хелен снова выставила миску, и кошка-мать снова яростно запретила своим малышам выходить из кустов, а наевшись, они снова убежали, едва мы попытались подойти. На следующее утро они появились опять, и Хелен сказала с улыбкой:

— По-моему, нас приняли в семью.

И действительно, троица обосновалась в сарае, и через один-два дня кошка-мать разрешила котятам спускаться к миске, старательно их оберегая. Они были еще совсем маленькими — не старше полутора месяцев. Один был черно-белый, другой — черепахового окраса. Хелен кормила их две недели, но они все так же никого к себе не подпускали. Потом как-то утром, когда я собрался ехать по вызовам, она позвала меня на кухню и указала на окно.

— Посмотри-ка!

Я посмотрел и увидел в кустах обоих котят на их обычном месте, но матери с ними не было.

— Странно! — сказал я. — Прежде она никогда их одних не оставляла.

Котята поели, и я попытался проследить за ними, но они сразу исчезли в густой траве. Я обыскал весь луг, но не нашел ни их, ни кошки.

Ее мы больше так и не увидели. Хелен очень расстроилась.

— Ну что могло с ней случиться? — пробормотала она несколько дней спустя, когда котята завтракали.

— Да что угодно! — ответил я. — Боюсь, смертность среди бездомных кошек очень высока. Ее могла сбить машина или приключилась еще какая-нибудь беда. Но мы этого, наверное, никогда не узнаем.

Хелен посмотрела на котят, бок о бок припавших к миске.

— А не могла она просто их бросить, как по-твоему?

— Не исключено. Она была заботливой матерью и, мне кажется, искала для них надежный приют. Она не уходила, пока не убедилась, что они сами могут о себе позаботиться, и тогда вернулась к обычному образу жизни. Она ведь по-настоящему дикая.

Ее судьба так и осталась тайной, но одно было ясно: котята никуда уходить не собирались. И еще было ясно, что домашними они не будут никогда. Как мы ни пытались, они не позволяли дотронуться до себя, и все усилия заманить их в дом были тщетными.

Как-то утром лил дождь, и котята, сидевшие на стенке в ожидании завтрака, совсем вымокли, а глаза у них щурились от косых струй.

— Бедняжки! — сказала Хелен, выглянув в окно. — Просто смотреть страшно. Мокрые, замерзшие. Нет, надо их забрать в дом!

— Но как? Мы же уже все перепробовали.

— Я знаю. Но надо попытаться. Может, им захочется укрыться от дождя.

Мы намяли в миску сырой рыбы — неотразимое кошачье лакомство. Я дал котятам понюхать — они сразу встрепенулись, — а потом поставил миску за порогом внутри двери и ушел на кухню. Однако они все так же сидели на стенке под ливнем, не спускали глаз с рыбы и не желали войти в дверь. Явно для них это было нечто немыслимое.

— Ну ладно, ваша взяла! — буркнул я и поставил миску на стенку, где она тут же была атакована.

Я смотрел на котят, чувствуя себя бессильным. Вдруг из-за угла дома вышел Херберт Платт, местный мусорщик. Котята тут же улепетнули, а Херберт засмеялся.

— Так вы их привечаете! Корм что надо.

— Да, но они даже за ним в дом не идут.

— Ага! — Он снова засмеялся. — И не пойдут. Я их семейку много лет знаю. Всех ихних предков. Мамашу видел, когда та сюда только пришла. Прежде-то она жила за холмом на земле старой миссис Кейли. И ее мать тоже помню — она на ферме Билли Тейта крутилась. Я их семейку не один десяток лет знаю.

— Неужели?

— Право слово. И ни разу не видал, чтоб хоть одна в дом вошла. Дикие они. Как есть дикие.

— Спасибо, Херберт. Теперь понятно.

Он улыбнулся и ухватил мусорный бак.

— Ну я поехал. Пусть себе доедают рыбку.

— Вот так, Хелен, — сказал я. — Все ясно. В доме они жить никогда не будут, но зато устроить их поудобнее можно.

Сооружение, которое мы называли дровяным сараем и где я настелил для них соломы, на самом деле представляло собой крышу, подпираемую тремя стенами из досок, далеко отстоящих друг от друга. Четвертая стена отсутствовала вовсе. Там всегда гулял ветер, отлично подсушивая дрова, но не способствуя уюту. Не жилище, а одни сквозняки.

Я поднялся по склону и приколотил к доскам лист фанеры, затем соорудил вокруг соломенного ложа заслоны из поленьев и выпрямился, слегка отдуваясь.

— Ну вот, — сказал я. — Теперь у них есть удобное гнездышко.

Хелен согласно кивнула и тут же внесла улучшение. К фанере приставила открытый ящик с подушками внутри.

— Это получше соломы. В ящике будет тепло и уютно.

Я потер руки.

— Отлично. Теперь в ненастье можно не волноваться за них. То-то они обрадуются!

С этого момента котята подвергли сарай полному бойкоту. Они все еще ежедневно приходили подзакусить, но мы ни разу не видели, чтобы они хотя бы подошли к своему недавнему обиталищу.

— Просто им непривычно, — предположила Хелен.

— Х-м-м… — Я снова взглянул на ящик с подушками в центре дровяного заслона. — Либо это, либо им он не нравится.

Мы выждали несколько дней, печально гадая, где теперь спят котята, а затем сдались. Я поднялся в сарай и разобрал поленья. И сейчас же туда заглянули котята. Они потолкались возле ящика, обнюхали его и ушли.

— Боюсь, твой ящик их тоже не прельщает, — проворчал я, стоя рядом с Хелен у нашего наблюдательного поста.

Хелен страдальчески сморщилась.

— Глупенькие! Он же для них идеален.