Страница 2 из 7
Вот тут в голове Камня начинают выть сирены. Тревога! Работа, о которой они даже не могут объявить публично? Наверное, дело настолько скверно, что не укладывается в обычную шкалу разрядов.
— Спасибо, нет, миз. Моя жизнь стоит недорого, но другой у меня нет. — Он поворачивается, чтобы уйти.
— Я не могу посвятить вас в детали, пока вы не согласитесь, однако мы сию минуту можем зарегистрировать контракт, который убедит вас, что это работа первой категории.
Камень останавливается. Какая злая шутка… А вдруг правда?
— Контракт?
— Будьте любезны, — приказывает чиновнику женщина.
Писк утомленной клавиши, и механический голос произносит текст контракта. Для Камня, непривычного к длинным словам, все это звучит довольно прямолинейно, без экивоков и всяких там ловушек. Работа первой категории на неопределенный период времени, каждая из сторон имеет право разорвать контракт, описание обязанностей пойдет отдельным приложением.
Камень несколько секунд медлит. В голове у него проносятся воспоминания обо всех полных ужаса ночах и полных боли днях в Джунксе, а за ними — жаркая волна удовольствия: он выжил. Вопреки голосу разума он испытывает краткое сожаление, что ему уже, видимо, не потребуется тайный городской источник, так ловко обнаруженный…
— Полагаю, для заключения контракта вам нужно вот это, — говорит он, протягивая свою только что обретенную карту.
— Пожалуй, да, — со смешком соглашается женщина.
Бесшумная, герметизированная машина движется по запруженным улицам. Несмотря на отсутствие шума, шофер комментирует уличное движение, и останавливаются они достаточно часто, чтобы возникло ощущение деловито бурлящего города.
— Где мы сейчас? — в десятый раз спрашивает Камень. Он не просто жаждет информации, ему нравится слушать голос женщины. Голос у нее, думает он, как весенний дождь, когда сам ты подыскал себе укрытие, и тебе ничего не грозит.
— ЗСП Мэдисон-парк, едем на другой конец города.
Камень признательно кивает. С тем же успехом она могла бы сказать: «На орбите, направляемся к Луне» — перед его мысленным взором все равно плавают какие-то расплывчатые пятна и обрывки картинок.
Прежде чем его отпустить, Иммиграционная служба кое-что для него сделала: сбрила волосы по всему телу, вывела вшей, заставила простоять десять минут под душем и несколько раз намылиться слегка шероховатым абразивным мылом, дезинфицировала, провела несколько мгновенных тестов, ввела шесть доз чего-то и выдала нижнее белье, чистый комбинезон и ботинки (ботинки!).
От собственного — мыльного! — запаха духи женщины становятся лишь привлекательнее. В тесной близости на заднем сиденье Камень просто упивается ее запахом. Наконец он уже не в силах сдерживаться.
— Э-э-э, ваши духи… что это такое? — Ландыш.
От сладкозвучности этого слова Камню кажется, что он попал в другой, более добрый век. Он клянется никогда этого не забывать. И не забудет.
— Эй! — Цепенея от страха. — Я даже не знаю, как вас зовут.
— Джун. Джун Тангейзер.
Джун Камень. Джун и Камень. И ландыши. Джун с Камнем в июне среди ландышей. Это как песня, которая все крутится и крутится в голове.
— Куда мы едем? — спрашивает он наперекор песне.
— К врачу, — отвечает Джун.
— Я думал, все улажено.
— Это специалист. Окулист.
После всего, что с ним сегодня случилось, это последнее потрясение выбивает у него из головы даже счастливую песню…
— Вот полномасштабная модель того, что мы вам имплантируем, — говорит врач, вкладывая в руку Камня прохладный шарик.
Боясь поверить, Камень сжимает его.
— В основе системы глаза — приборы. Каждый фотон — это такая частица, — ударяя в мембраны, выбивает один или более электронов. Электроны собираются в непрерывный сигнал, который через интерпретирующий чип поступает в ваши оптические нервы. Результат — стопроцентное зрение.
Камень сжимает модель так крепко, что больно руке.
— С точки зрения пластической хирургии, они несколько шокируют. Для такого молодого человека, как вы, я порекомендовал бы органические имплантаты. Однако заказчик распорядился, чтобы вы получили именно эти. Разумеется, у них есть несколько преимуществ.
Камень не спрашивает, в чем они заключаются, но доктор все равно разъясняет:
— Если вы мысленно произнесете ключевые слова, на которые запрограммирован чип, то сможете заставить его выполнять ряд дополнительных функций.
Во-первых, хранить оцифрованные копии конкретных изображений в RAM чипа для последующего просмотра. Когда вы ключевым словом вызываете копию, возникает эффект повторного непосредственного видения, причем неважно, на что вы по-настоящему смотрите в данный момент. Возвращение к реальному зрению наступает после произнесения другого ключевого слова.
Во-вторых, уменьшив пропорциональное соотношение фотонов и электронов, вы безо всякого для себя урона можете смотреть прямо на солнце или на пламя сварочной горелки.
В-третьих, увеличив это соотношение, вы способны значительно усилить разрешение: в безлунную ночь это весьма полезно.
В-четвертых, вы можете поменять цвета. Например, черное ваш мозг начнет воспринимать как белое. Словом, старые добрые «розовые очки».
Думаю, я ничего не пропустил.
— Сколько на все это потребуется времени, доктор? — спрашивает Джун.
— День на саму операцию, два — на ускоренное выздоровление, неделя на тренировки и окончательное выздоровление. Скажем, две недели самое большее.
— Отлично, — говорит Джун.
Камень чувствует, что она встает с кушетки, где сидела рядом с ним, но сам остается сидеть.
— Камень, — говорит она, положив руку ему на плечо. — Нам пора. Но Камень не может встать, потому что слезы никак не останавливаются.
Железно-стальные каньоны Нью-Йорка, этого гордого и процветающего союза Зон свободного предпринимательства, тянутся вдаль на юг десятком оттенков холодно-голубого. Улицы, идущие с геометрической точностью, словно далекие потоки по днищам каньонов, артериально-красные. К северо-востоку от Центрального парка — черная пустошь Джункса.
Камень упивается зрелищем. Любая картинка, даже самые размытые пятна всего несколько дней назад были немыслимой драгоценностью. И вот ему преподнесли такой дар, чудесную способность превращать повседневный мир в сверкающую страну чудес — в это до сих пор не верится.
Ненадолго насытясь, Камень усилием воли переключает зрение на нормальное. Город тут же возвращается к своей обычной окраске из серо-стальной, небесно-голубого и древесно-зеленого. Тем не менее зрелище остается великолепным.
Камень стоит у стеклянной стены на стопятидесятом этаже Небоскреба Цитрин, в ЗСП Уолл-стрит. Две недели здесь был его дом, из которого он не ступил ни шагу. Навещали его только медсестра, кибертерапевт и Джун. Изоляция его не тревожит. После Джункса тишина кажется благословением. И не мешает с головой погружаться в чувственную паутину красок.
Первое, что он увидел, очнувшись от наркоза, задало чудесный тон всем его вылазкам в мир зрячих: над ним склонилось улыбающееся женское лицо. Прозрачная светло-оливковая кожа, сияющие карие глаза, каскад волос цвета воронова крыла.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Джун.
— Хорошо, — ответил Камень, а потом произнес слово, в котором прежде не было надобности: — Спасибо.
Джун только небрежно взмахнула узкой рукой.
— Не благодарите меня. Не я за это плачу.
Вот тогда Камень узнал, что Джун не его «хозяйка» — она сама работает на кого-то другого. И хотя тогда она не сказала, кому Камень обязан счастливыми переменами, он вскоре догадался. Это произошло, когда из больницы его перевезли в здание, которое имело имя.
Элис Цитрин. Даже Камень о ней слышал.
Отвернувшись от окна, Камень делает несколько шагов по толстому кремовому ковру, устилающему пол в его комнатах. (Как странно двигаться так уверенно, не останавливаясь, не нашаривая, куда ступить!) Последние пятнадцать дней он провел, фанатично практикуясь с обретенным зрением. Все обещания доктора сбылись, и это казалось чудом. Сплошное упоение. К тому же его окружала истинная роскошь. Любая еда, какую он пожелает. (Хотя он удовлетворился бы и фрэком — переработанным планктоном.) Музыка, головидение и — самое ценное — общество Джун. Но ни с того ни с сего сегодня он испытывал легкое раздражение. Что же это за работа, которую он должен будет выполнять? Почему он еще не встретился с нанимателем? Он уже начинал спрашивать себя: а вдруг это какой-нибудь сверхсложный обман?