Страница 72 из 74
Увидела экс-президентшу на коробке — что-то в лице мелькнуло, смесь вожделения и удивления. Да, говорит этот взгляд. Это то, чего я ждала!
Открывает.
Взгляд исподлобья.
— Что это?!
— Среди этих конфеток есть та, что вам нужна. Разворачиваю обертку, вынимаю жемчужину, кладу на
пустующее место от съеденной Стасиком конфетки почти двадцатилетней давности.
— Что это?
— Жемчужина Магеллана. Подарок Ими Григорию Карасину. Вы же этого от меня добивались!
Еще утром я решила отдать жемчужину. Даже Оленю не сказала, что встреча назначена на сегодня, чтобы он не стал отговаривать или его люди не блокировали все раньше времени. В таком случае те, кто все затеял, останутся неудовлетворенными и фантасмагория продолжится. А зачем мне жемчужина, которая, по словам Араты, приносит несчастья? Была она у Магеллана, и что? — убили. Была жемчужина у Ими, но и ее любовь не спасла. Была у Григория Александровича, и его жизнь в последние годы не скрасила. На меня почти девять лет незримо давила, и что? Это были не лучшие годы моей жизни. Не нужно мне это чудо. Свят-свят-свят!
Лилия покрутила редкую жемчужину, но в ее взгляде не было ничего, кроме удивления. Даже элементарного женского любопытства к уникальной драгоценности не наблюдалось.
— Ты что… — от ярости она перешла на «ты». — Из-де-ва-ешь-ся?!. Самая богатая женщина мира приезжает к любовнику, в которого влюблена как кошка, — отец мне рассказывал, как она его глазами пожирала… И привозит эту засохшую какашку?! Ты в своем уме?! Кого обмануть хочешь?! Ты думаешь, я сделала все, что сделала, и свила вокруг тебя паутину, которую ты при помощи всех своих бедных и небедных друзей не смогла разрубить, думаешь, мои люди перерывали твою сраную квартиру и взрывали твою, с позволения сказать, машину ради этой побрякушки?! Редкой, спору нет, но бирюльки?! Счет где?!
— А мальчика, который был в куртке сына, тоже вы?.. — ее вопросов я не слышу, думаю только о том, что из свитой вокруг меня паутины оказалось случайностью, непониманием соседей из «Связьтраста», а что Лилиным коварством. До какого предела ее жестокость дошла?
— Мальчика? Какого мальчика? При чем здесь мальчик? А, тот… Сам виноват. Его только просили помочь, сына твоего вытащить из дома, а тебя разыграть, будто его убили. А он стал орать на всю Лубянку! Я спрашиваю, счет где?
— Какой счет? — мой черед не понимать.
— Где номер счета, который Ими оставила Карасину?! Швейцарский счет. На ее имя, на его имя. На имя Джейн Райн в конце концов — она так в швейцарских банках кодировалась. На любое из этих имен, или на предъявителя. Номер счета, доверенности, кодовые цифры?!
Джейн Райн. Jane Ryan. Детская игралка с молоком и проявляющимися цифрами. Тонкая бумага с проступающими знаками поверх конфет… Коробка оставалась запечатанной… Григорий Александрович и сам не знал, чем владеет…
Прозрение столь очевидно проступает на моем лице, что бывшая, но не растерявшая форму серая кардиналына начинает наступать на меня. Оглядываюсь на дверь в приемную, через которую вошла. Там уже стоит внешне знакомый человек, который, помнится, на каком-то из съездов случайно попал мне в кадр в компании все с той же Лилей. Дядя Женя говорил, что при советской власти он был в большом гэбэшном чине. Как бишь его звали? Виктор. Виктор Андреевич. Постарел. Но с тем же рысьим взглядом.
Они оба как-то странно двигаются на меня, словно Лиса Алиса и Кот Базилио в старом детском фильме наступают на Буратино с его пятью золотыми. Эти явно загоняют меня вглубь кабинета, туда, где дверь в комнату отдыха.
Что делать? Сейчас они выбьют из меня показания. Я расколюсь, Jane Ryan — написано на листке, отделявшем конфеты от коробки. И цифры, ряды цифр. Номер счета или код — ни хрена в этом не смыслю. Они схватят помятую, но не потерявшую ценности бумажку и исчезнут.
Отдать им существующий или несуществующий счет? С какой стати?! Никто не говорил, что этот счет приносит несчастья. Про жемчужину несколько веков подряд говорили, а про счет Джейн Райн нет. По крайней мере я не слышала. И счета самого, может, не существует. И пережившая любовника мадам могла давно все оприходовать. И до Швейцарии мне никогда не добраться… Но не отдавать же эту тайну Лисе Алисе и Коту Базилио…
Лифт!
В тот день, когда дядя Женя во время первого августовского путча водил меня к Руцкому, мы прошли не через общую приемную, где толкалась прорва народу, а через отдельный лифт, который был…
Да! Лифт был в комнате отдыха. То есть не в самой комнате, а в ее предбаннике. Если, ремонтируя обгоревший Белый дом в 93-м, турки перестраивали его не слишком основательно, то лифт должен быть почти сразу за той дверью, к которой меня теснят. Там, за дверью, левее комната отдыха, в которую меня и хотят втолкнуть. А лифт правее. Если сделать рывок…
Пячусь к столу. И, будто собираясь рассматривать жемчужину, беру конфетную коробочку вместе с вложенным в нее заветным листком. Достаю жемчужину. Задумчиво подношу к глазам, якобы намереваясь рассматривать. И… резко бросаю.
Жемчужина снова, как и после плевка подавившегося Стасика, скачет пред глазами. Алиса с Базилио невольно поворачиваются в ее сторону, а я с заветной коробкой бросаюсь в дальнюю дверь и быстро закрываю ее на оказавшийся с обратной стороны ключ.
Лифт! Лифт! Здесь он! На месте. Только бы он работал! Только бы скорее! Куда приведет меня лифт и как выбираться из этой западни, не знаю, но лифт это шанс…
В дверь колотят, почти вышибают дверь эту. Лифт спасительно отрывается. Влетаю в него, наугад тычу во все кнопки. И в момент, когда створки плавно закрываются, дверь в комнату отдыха торжественно распахивается. Сломали-таки…
Лифт ползет вниз. На следующем этаже так некстати останавливается. И, взирая на меня с некоторым удивлением, в кабину заходит вице-премьер.
— Добрый день, — тон, каким в программе «Очевидное — невероятное» здоровался Капица. Факт наличия меня в секретном лифте для него и очевидное, и невероятное. — Вы вниз?
Додумался, о чем спрашивать. Судорожно киваю. Лифт со мной и вице-премьером ползет дальше и снова останавливается. А что если они уже ждут меня внизу?
— Выходите? — спрашивает вице-премьер.
Снова киваю. Плохо соображаю, где нахожусь. Дом этот и в более открытые времена не был простым и понятным. В пору, когда здесь размещался Верховный Совет и кипела всяческая жизнь, в том числе и журналистская, мне приходилось бегать из одного его края в другой, из «охраняемой» зоны в библиотеку в башне, оттуда немыслимыми переходами к залу заседаний. И всегда хотелось кричать, как Фараде в «Чародеях»: «Люди! Ну кто ж так строит!» Один лифт работает, другой, для простых людей, не работает, только для спецезды, после третьего этажа начинается пятый, а третий этаж в четырнадцатом подъезде не совпадает с третьим этажом в подъезде первом. Здесь пройти, здесь не пройти. Даже если нужный тебе кабинет — следующий по счету, чтобы добраться до него, приходится снова весь Белый дом по периметру обойти, спускаясь и поднимаясь на лифтах и путаясь в переходах, которые все время ведут куда-то не туда. А теперь, когда внутри суперохраняемого дома правительства все разбито на еще более охраняемые зоны, схемы которых у меня нет, я понятия не имею, как выбраться наружу.
Иду следом за вице-премьером. Снова лифт. Коридор — поворот — три ступеньки вниз — снова коридор с парадным освещением. Холл. Какая-то невнятная толпа. Экскурсантов привели, что ли. Тетушки прогрессивно-регрессивного вида. Встреча руководителей кабинета министров с женщинами-предпринимательницами. Откуда знаю? Из другой жизни… Ленка. Ленка еще до моего отъезда к медведям говорила, что заслужила приглашение в Белый дом на встречу с малым и средним бизнесом по случаю Дня независимости. Вон она, Ленка, среди таких же средних бизнесвумен.
Бегу за вице-премьером. Тот чарующе улыбается, не забывает работать на публику. Дамы почти аплодируют. Я вместо свиты. Поравнялась с Ленкой. Полшага в ее сторону.