Страница 15 из 20
— Все это, братец, не то, — вздохнул кузнец, посмеявшись. — А я непременно хочу увидеть и запомнить другие края, и как подумаю, что где-то далеко, быть может, ждет меня судьба, а я, будто дурак, торчу здесь…
— Брось! — отмахнулся Филин. — На весь свет только и есть, что наше село да два соседних, да селение, где жених с битой рожей. Все остальное — выдумки Ренельта и басни мимохожих менестрелей. Но если тебе и впрямь так невмоготу — собери котомку сухарей, возьми палку да сапоги покрепче — и иди себе, глазей по сторонам.
— Э! — возразил Черный Нос. — Душа — летает, а тело ходит пешком. Пешком я мало чего успею обойти. Вот если б у души моей проснулась память…
— Эх, рога Нергала, какой ты неуемный, — в сердцах сказал сторож. — Сходи, что ли, к Сычихе, старой повитухе. Она мне родня, и слышал я от деда, что умеет она разные штуки. Вот и лачуга ее — видишь, не спит Сычиха. В окне огонек так и пляшет.
Сказал так сторож Филин и ушел огород охранять. Черный Нос подумал да и зашел на двор к Сычихе. Во дворе на цепи держала повитуха огромную свинью — чуть кто зайдет без спросу, свинья визжит, из хлева выскакивает и все норовит за ногу ухватить. Злая была свинья.
Кузнец о нраве ее хорошо знал и держался осторожно, но на сей раз свинья не визжала и не бросалась кусаться — сидела и тихонько хрюкала. Черному Носу даже померещилось, будто свинья плачет.
Постучал он в дверь, Сычиха ему отворила, в дом пустила, усадила, поднесла вина, а сама ждет, что кузнец первым заговорит, и поглядывает на него вопросительно. Кузнец ей о своей тоске рассказал. Сычиха в ответ:
— И только-то! Вот тебе полотняный мешочек с сухою травой. Трава самая обычная — паслен, гусиный лук и чертополох. Ты положь мешочек под подушку да спи. Будет тебе сниться всякое, но ты ухвати то, что тебе понравится, руками и не отпускай. Проснешься, как обычно, увидишь, что из сна вытащил — тут все и вспомнишь.
Кузнец так и сделал.
Приснилось ему, что он попал на королевский двор, где-то — неизвестно где. Покои вокруг величайшей красоты, в куртинах растут невиданные деревья, сплошь усыпанные сладкими плодами. Ходят прямо по полу птицы с расписными хвостами, черные невольники их кормят. Пошел кузнец по коридору и вдруг оказался в купальне, где резвились в хрустальной купальне две юных прелестницы, две сестры. Старшая очень глянулась Черному Носу, и он, помня завет Сычихи, прыгнул в воду и схватил ее в объятия…
Утром пришел заказчик, а кузня оказалась пуста. И дома не было Черного Носа. Вся его одежда оказалась налицо, а сам он пропал.
Филин-сторож про это узнал и пришел к Сычихе.
— Признавайся, что стало с Черным Носом? — потребовал он. — Это ведь ты спровадила его невесть куда.
Сычиха рассмеялась мерзким скрипучим смехом и ответила:
— Да будет тебе! Я травки ему дала в мешочке, чтобы он крепче спал да другим не мешал. А то, что это за обычай — по ночам шляться и в гости ходить? Да я и тебе дам, если хочешь, бессонная ты неясыть.
Сторож ушел ни с чем, а ближе к ночи заглянул к Ренельту. Тот сидел за обеденным столом и тонкими костяными палочками чертил карту, обмакивая их в красную и черную кхитайскую тушь.
— Это все твои россказни! — заявил Филин. — Кузнец-то наш или голым из дома ушел, или его демоны утащили. Что делать? Пропадет дружок.
Ренельт отмахнулся от него.
— Мне нынче недосуг, приходи завтра.
Филин рассердился и пошел караулить. Лезли ему в голову всякие мысли, и не нашел он ничего умнее, как проникнуть в дом кузнеца.
Пошарил он у него под подушкой и нашел полотняный мешочек. Развязал, понюхал — трава и трава. Положил, задумавшись, его в карман, из дома вышел и дальше идет. Вдруг видит — прямо посреди деревни раскинулись прекрасные чертоги, а в них Черный Нос сидит и пирует. Рядом с ним — две красавицы.
Кузнец сторожа признал и говорит:
— Как ты кстати! Вот — жена моя молодая, а вот — сестрица ее, незамужняя. Садись-ка ты с нами пировать.
Сел Филин рядом с сестрицей, беседует с ней, та из его кубка вино пьет, любезно с ним разговаривает.
Девица эта взволновала сердце старого холостяка, да и он ей, как видно, понравился. Посудите сами, если б он был ей противен — разве взяла бы она его за руку, разве привела бы в опочивальню, разве сняла бы с себя покров целомудрия? Филин голову потерял от счастья.
А в деревне хватились его с утра — нет сторожа. Исчез. Люди не знали, что и подумать. У дома дубильщика, на дороге, отыскался мешочек с травами. Кто его оборонил? Никому это не было известно, кроме Сычихи, а та, понятно, об этом молчала.
Ренельту совестно стало, что так и не выслушал он друга. Забеспокоился он, а где искать пропавших — не знает. Во сне он их не встречал. Два дня ломал себе голову Ренельт, а на третий, в ночь, подлетает к его душе душа красивой юной девы и шепчет:
— Я знаю, где искать твоих друзей. Они попали в ловушку к колдунье, та держит их в зачарованном замке, а замок этот прячется в ущелье, далеко в горах. В том же замке, как в золотой темнице, заточены мои сестры. Если хочешь друзей выручить, поклянись, что и их освободишь. Забери у дубильщика мешочек с травами и на ночь возьми его в изголовье.
— Клянусь, — отвечала душа Ренельта, — но скажи мне, откуда ты меня знаешь? Я прежде никогда тебя не видел.
— Видел, Ренельт, да только тебе бы и в голову не пришло, что я — это я. А ты мне уж давно люб. Живем мы с тобой в одном селении.
— Быть такого не может! — возразила душа Ренельта. — Я там всех знаю.
— Всех знаешь, да не всех примечаешь, — расплакалась душа красивой девы и отлетела прочь.
Кинулся Ренельт за нею в погоню, да и упал со своей кровати, конечно, проснувшись при этом.
«Что за притча! — подумал он. — Может, кто-то подшутил надо мною?»
Однако же выпросил он у дубильщика мешочек, который, по счастью, тот не выкинул, а повесил на крючок в чулане, где хранилось много разного хлама. Еле дождался Ренельт ночи, да еще и уснуть долго не мог — волновался. Но сон помалу сморил его, и едва глаза его сомкнулись, как очутился он в зачарованном дворце.
— Долго же ты нас искал! — сказали ему друзья. — Три зимы прошло.
— Ну уж не три зимы, а разве — три заката, — отвечал Ренельт в удивлении.
Усадили его за стол, попотчевали едой и питьем. Жены восхитительной красоты и пригожести и были, как он догадался, сестрами той, что подсказала ему дорогу. Услышав рассказ о вещем сновидении, обе расплакались.
— Несчастная сестрица, — сказали они. — Нас проклятая старуха лишь только взаперти держит, но мы живем в холе, тепле и богатстве.
А ее, бедняжку, колдунья истязает, держит в тесной, вонючей будке и кормит всякими отбросами, из-за того, что она осмелилась посмеяться над старой каргой.
— Неужели не можете вы уйти отсюда? — спросил Ренельт. — Дворец не заперт, дорога открыта…
Кузнец ответил мрачно:
— Дорога эта никуда не ведет. Петляет меж гор, как змея, свивается кольцами, а то и разбегается на четыре стороны. Пытались мы уйти, но ничего у нас не вышло. Всякий раз обратно возвращались.
Ренельт подумал, хлопнул в ладоши и говорит:
— Подайте-ка мне пергамент, две костяные палочки и кхитайскую тушь, черную да красную.
Жены-красавицы слугам велели, те и принесли все мигом. Ренельт приказал его не беспокоить, заперся в палатах и два заката, не разгибаясь, рисовал карту.
— Готово дело! — объявил он, когда карта была готова. — Собирайтесь в поход. Идти придется долго, но домой мы попадем. Душа знает дорогу в родные места!
Сказано — сделано. Собрали в дорогу всякой снеди, прихватили украшений вместо приданого и вышли рано поутру. Ренельт первым идет и путь сверяет с картой. А ущелье между тем делается все глубже, и из-за скал солнца над головою не видно. Однако Ренельт спокоен, да и остальные тоже не боятся. Как вдруг опускается в ущелье тьма — глухая, беспроглядная. Путникам друг друга не видать и дороги не видно. У них с собою, как нарочно, ни факела нет, ни светильника. Заплакали сестры: «Это происки ведьмы! Она темень напустила, чтобы мы с пути сбились и погибли!» Филин-сторож усмехнулся и сказал: