Замок крови

— Магию?

— Скажи, как, по-твоему, была кровь там, в кухне? — требовательно спросил Конан.

— Не знаю… — замялся Аллек. — Я не склонен верить впечатлительным людям. Да и волшебство встречается не на каждом шагу.

— А я верю, — сказал Ловес. И, смутившись, добавил: — Несколько лет назад я видел, как маг испепелил человека. Просто направил на него палец — и человек вспыхнул, как факел, сразу! Он даже не закричал. Секунду назад был живой, даже что-то ел, по-моему, а потом — только кучка пепла.

— Что за маг? — заинтересовался Конан.

Ловес смутился еще больше, побледнел и честно признался:

— Не знаю. Я сразу убежал оттуда.

Он опустил голову. Конан хлопнул его по плечу.

— И правильно сделал. Если чувствуешь, что не в силах сразу убить мага — уходи. Твоя жизнь тебе еще пригодится. И все же мы изведем это отродье, кем бы оно ни было.

Он навалился плечом на дверь и отворил ее.

Навстречу понеслась вонь. Застоявшийся воздух нес запах горелого. Но было еще что-то. Горелая человеческая плоть и какие-то вещества, которые применяются магами для создания особенных чар. Странным показалось только то, что эти запахи были свежими, как будто здесь всего час назад опрокинули колбу.

В комнате было навалено множество вещей. Посреди стоял стол. Во время пожара он сильно пострадал, но все же сохранился.

— Это каменное дерево, — сказал Ловес. — Такое почти невозможно разрушить.

— Как же из него делают мебель? — удивился Аллек.

— Его срубают, когда оно еще молодое, — объяснил Ловес. Он чуть покраснел и добавил, глядя на Конана: — Мне об этом рассказывали.

— Кто? Краснодеревщики?

— Нет… Не совсем. В общем, да. Мастера.

— Просто взяли и рассказали?

— Я спросил… Никогда не знаешь, что может тебе пригодиться, — сказал Ловес.

— Пусть говорит дальше! — перебил Аллек. — Любознательный и умненький парнишка. Очень хочет жить — и жить хорошо. Достойное желание.

— Для кого как, — проворчал Конан. — Я хочу когда-нибудь стать королем.

— Королю тоже не помешает знать про каменные деревья, — примирительно произнес Аллек. — Пусть рассказывает!

— Эти деревья срубают, когда они достигают в ширину двух обхватов. Потом уже ни один топор их не возьмет. Да и то такая работа занимает не один день. Затем их погружают в специальный раствор, который немного размягчает древесину, — продолжал Ловес, краснея все больше и больше. Он не привык к тому, чтобы его слушали. — После того, как работа закончена — а у мастера есть всего два дня — древесина начинает затвердевать. Она выделяет особую смолу, которая сплавляет все волокла намертво. Через год такая мебель становится тяжелой, как каменная, и практически не разрушается. Древоточцы в ней не живут, плесень ее не берет. И, в отличие от каменной, она не разбивается.

Устав от длинного монолога, он перевел дыхание и замолчал.

— Очень интересно, — проворчал Конан.

— Да, это интересно, — задумчиво произнес Аллек. — Это означает, что наша задача усложняется. Такой стол не разломаешь на куски и не выбросишь в окно. Придется тащить его на руках вниз по лестнице. А он наверняка тяжелый.

Ловес безмолвно кивнул, подтверждая это предположение.

— Ладно, — решил Аллек, — сначала избавимся от прочего барахла.

А «барахла» в комнате было навалом. Колбы и реторты, почерневшие от огня и полопавшиеся, треснувшие и разбитые чашки и кувшины, запечатанные сосуды с отвалившимся донышком лежали повсюду. Осколки стекла и глиняные, черепки хрустели под ногами. Несколько обгоревших манускриптов из телячьей кожи валялись на полу. Их страницы почернели и слиплись, буквы расплылись и исчезли за жирным слоем копоти. И все же в углу одной страницы Конан разглядел рисунок, обвивающий заглавную букву — инициал: странное чудовище с человеческими глазами держало букву обеими руками, тонкими лапками с длинными острыми когтями, и вонзало в нее зубы. Пасть чудовища была широко раскрыта, и в ней виднелся шевелящийся влажный язык. А глаза глядели печально, со звериной тоской и пониманием каких-то странных, древних тайн, сокрытых от ограниченного человеческого разума. Конан не умел читать и не мог разобрать, что это за буква, которую пожирает чудовище, однако его привлек сам рисунок. Была в нем странная, завораживающая прелесть. И вот, пока варвар прикидывал, существуют ли такие чудовища в действительности и как ловчее можно было бы с ними совладать в битве один на один, рисунок как будто ожил. В нарисованных глазах загорелся огонек, челюсти чуть сжались на стволе буквы.

— Что за глупости! — Конан выронил книгу. Аллек быстро обернулся к нему.

— Что ты там увидел?

— Ничего, — проворчал варвар, стыдясь собственной впечатлительности. — Проклятая книга. Наверняка содержит заклинания черной магии. Может быть, стоило бы ее сжечь?

— Нам было велено все выбросить. Выбросить, а не уничтожить, — напомнил Аллек. — Господин граф сам разберется, что к чему. Может быть, сжигать такие книги опасно. Откуда мы знаем?

— Пожар тут и без нас потрудился, — добавил Ловес. Ему нравились книги и жаль было их бросать в печку.

Кроме полусгоревших книг и разбитой посуды, в комнате имелись кресло с ножками в виде лап фантастического чудовища и несколько светильников — висячих ламп и канделябров, сделанных в том же стиле. Когтистые лапы держали подставки для свечей или сжимали кольцо, в котором качалась лампа. Все эти вещи были закопчены, но Конан поскреб ногтем и увидел, что они бронзовые.

— Красиво, — оценил он. — И дорого стоит.

— Хватит! — рассердился Аллек. — Сперва Элваэл набивает карманы жемчугом, потом Ловес начинает интересоваться книгами, а теперь тебе нравятся светильники.

— Когда все закончится, я, может быть, прихватил бы парочку, — согласился Конан. — В счет оплаты. Видишь, какой я честный.

Аллек покосился на него с недоверием.

— Что-то мне подсказывает, киммериец, что ты надо мной смеешься.

Конан захохотал.

— Может быть, и так! Но это все потому, что ты мне нравишься. А вот эта комната мне совершенно не по нраву. Давай тут все разберем поскорее.

Он поднял книгу и выбросил ее в окно. На этот раз он не следил за ее падением и потому не видел, как чудовище с печальными глазами вырвало букву из страницы, высвободилось само и с тихим криком вылетело прочь. Голубое небо подхватило его, и мгновенно крылатое существо скрылось среди облаков. Только птицы, всполошившиеся было на соседних деревьях, выдали его, но они скоро успокоились.

Вернулся Элваэл. Он не смотрел ни на кого из товарищей. Прислонился к стене, глядя в окно.

— Помоги собрать осколки, — обратился к нему Аллек как ни в чем не бывало. — Привел женщину?

— Да. Это Петрейда.

— Петрейда?

— Крестьянка. Сестра матери Дакко, — пояснил Элваэл.

— Смотри ты, уже с Петрейдой знакомство свел, — пробормотал Аллек. — Ты времени не теряешь…

— В отличие от тебя, братец, — отрезал Элваэл, принимаясь за работу.

— Это не та ли женщина, которой не было во время завтрака? — спросил Ловес.

— Может быть, — ответил Элваэл. — Тебе-то что?

— Не знаю, — смешался Ловес. — Просто спросил.

Конан вдруг задумался. Почему Элваэл выбрал именно ее? Все утро она вела себя странно. Да и Элваэл держится не вполне привычным образом. Хотя, возможно, все можно отнести на счет непривычной обстановки. Граф Леофрик явно знает больше, чем говорит. И он напуган. Соответственно, напуганы и его спутники. При этом каждый старается не показывать своего страха и справляется с этим в одиночку, кто как умеет. В принципе, ничего странного не происходит. И все же, если вдуматься…

Они собрали осколки, сняли со стены ковер и, завернув в него мусор, завязали узлом. Затем поснимали лампы и свалили в углу вместе с канделябрами. Со столом пришлось повозиться. Как и говорил Ловес, эта мебель оказалась тяжелее каменной. Мышцы на руках и ногах Конана вздулись, когда он подталкивал стол к двери, а затем выволакивал на лестницу. Прочие помогали ему, как могли. Прошло не менее получаса, прежде чем стол оказался там же, где остальные предметы из сгоревшей лаборатории.