Замок крови

А вот и дверь, за которой когда-то давно бушевал пожар. Она обгорела почти полностью, сквозь щели в досках когда-то прорывались оранжевые языки пламени. Ее захлопнули, пытаясь преградить огню путь, и залили водой. С тех пор прошли годы. И все же неприятный кисловатый запах остался.

Граф поскорее миновал эту дверь. Осмотрели несколько комнат наверху, но все они оказались непригодными для жилья, и в конце концов путешественники спустились вниз, в большой зал, где решено было устраиваться на ночь. Разложили огонь в большом камине, нашли котел и вымыли его. Затем один из крестьян отправился за водой, а женщины достали припасы и вручили их стряпухе.

Все это время маленький Дакко держался поближе к Конану и помалкивал, только вертел головой во всё стороны и сжимался при малейшем резком звуке.

Пользуясь тем, что на них никто не обращает внимания, Конан заговорил с малышом.

— Расскажи мне подробнее, что тебя напугало, — попросил варвар.

Ребенок сказал:

— Там были глаза.

— В стене?

— Да.

Конан задумался. Насколько он знал, дети бывают предельно конкретны в том, в чем они уверены. Если бы мальчик сочинял, то наплел бы разных невероятных описаний. Он не сочинял. И глаза там действительно были.

Поразмыслив немного, Конан спросил:

— А легкие шаги — их ты не слышал?

— Да, — сказал мальчик тихо. — Там ходили.

— Наверху?

— Да.

— Почему ты не сказал об этом?

— Мне бы не поверили.

— Я тоже их слышал, — сказал Конан.

— Мне страшно, — прошептал мальчик.

— Не только тебе, — успокоил его Конан. — Но ты не бойся. Мы выберемся отсюда. Сдается мне, напрасно граф затеял эту историю с возвращением.

— Может быть, он хочет их убить, — предположил мальчик.

— Боюсь, это непросто, — хмыкнул Конан.

— Вы ему поможете, — сказал ребенок. — Ведь вы поможете ему?

— Да, — кивнул варвар.

И тут их позвали ужинать.

Ночь прошла спокойно, только под утро одному из охранников показалось, — что кто-то прикасается к его лицу ледяными руками. Прикосновение было нежным, почти невесомым, словно его ласкала какая-то женщина. Открыв глаза, он мгновение видел перед собой полупрозрачную тень, которая тотчас растворилась в утреннем сумраке. Он решил, что это ему приснилось, и потому никому не стал рассказывать. Подобные сновидения, полагал наемник, не к лицу взрослому мужчине, который умеет держать свои чувства в узде и вполне владеет собственным воображением.

Он выбросил призрак из своих мыслей сразу и так решительно, что не вспомнил о нем даже тогда, когда из кухни донесся отчаянный вопль стряпухи:

— Кровь! Кровь!

От этого крика сразу пробудились остальные. Первым бросился на кухню граф Леофрик. Он не стал тратить времени на одевание — просто набросил на плечи старое одеяло и побежал босиком по холодным каменным плитам. Вернулся он вместе со стряпухой. Оба были одинаково бледны, и губы их дрожали. Женщина всхлипывала.

— Везде… везде кровь, — бормотала она. — Мой чистый стол, я сама его вчера отмыла… Пол, стены — все забрызгано… Такая свежая, алая… Откуда бы ей взяться? Откуда? Кто мог сделать это?

Граф Леофрик молчал. Все обступили его и женщину, однако вопросов пока что не задавали. Одна из крестьянок, мать маленького Дакко, протянула перепуганной стряпухе чашку с водой.

— Выпей, почтенная госпожа Танет, — проговорила она ласково, как будто разговаривала с прихворнувшим ребенком.

Стряпуха послушно поднесла чашку к губам, сделала несколько глотков и поперхнулась. Конан пристально посмотрел в глаза графу Леофрику и, сумев поймать его взгляд, содрогнулся: женщина ничуть не преувеличивала. На кухне действительно произошло нечто страшное. И граф это видел.

— Давайте заглянем и посмотрим, что там, в конце концов, делается, — предложил один из охранников, молчаливый наемник из Немедии по имени Аллек. — Кто со мной?

Вызвался его товарищ Элваэл, а третьим, не сказав ни слова, пошел Конан. Варварское чутье подсказывало ему, что в замке творится неладное, и чем больше он будет знать о происходящем, тем лучше.

Стряпуха — госпожа Танет, как назвала ее крестьянка, — глядела вслед уходящим с ужасом и тихо всхлипывала.

Кухня не блистала чистотой — за тот час с небольшим, что Танет провела здесь вчера, конечно, невозможно было привести ее в идеальное состояние. Но вот никакой крови ни на полу, ни на столе, ни на стенах охранники графа не увидели. Обыкновенная засаленная и покрытая пылью комната со старым очагом, где скопилось много копоти. Обыкновенный дубовый стол, старый и во многих местах поцарапанный ножом.

Крови не было. Старое пятно, оставшееся с незапамятных времен на полу, когда здесь зарезали курицу и плохо отмыли следы, — не в счет. Танет говорила о свежей крови.

— Этой дуре везде мерещится, — проворчал Элваэл. — Слушать баб — только позорить себя. Помните, как вечером ей что-то там послышалось?

Конан насторожил уши. Ему об этом ничего не было известно.

— Послышалось? — удивился и Аллек.

Элваэл чуть смутился.

— Ну, когда мы легли спать, — пояснил он нехотя. — Она лежала рядом.

Несмотря на жутковатую обстановку и невеселые обстоятельства, Аллек громко захохотал.

— Рядом? — переспросил он сквозь смех. — Ну хорошо, назовем это «рядом».

— Называй как хочешь, — обиделся Элваэл. — Словом, Танет была со мной. И вот я засыпаю, а она вдруг как толкнет меня в бок! Я было решил, что ей показалось мало — ну, всего, что между нами было, — и говорю: «Отстань от меня, неугомонная! Дай поспать!» Хотя про себя еще подумал: лестно, мол, такой горячей женщине глянуться. А она отвечает: «У тебя, я погляжу, только одно на уме». Тут я, честно сказать, обиделся на нее. И проснулся, хотя уже дремал. Я почему это рассказываю с подробностями — чтобы вы поняли, ребята, что мне ничего не приснилось. Она говорит: «Слышишь?» Я прислушался. Ничего. Полная тишина, если не считать, конечно, общего храпа. Я ей так и сказал. А она: «Нет, ты прислушайся как следует». Я опять прислушался. И опять — ничего. А она: «Там, наверху, кто-то смеется».

— А ты что сделал? — спросил Аллек.

— Да ничего. Назвал ее дурой и заснул. Очень уж обидела она меня.

— Ясно, — пробормотал Аллек. — Надо бы с госпожой Танет потолковать. Сдается мне, не такая она дура. Что-то ей явно виделось и слышалось.

— Одной ей, значит, и видится, и слышится, а прочие — и глухие, и слепые! — рассердился Элваэл. — Особенная она, что ли?

— Да нет, просто более чуткая. Есть же люди, которые стреляют из лука более метко, чем остальные, — объяснил Аллек. — Это, брат, называется талант. Талант. Не всякому дано, понял?

Элваэл плюнул и вышел из кухни. Конан поднял голову и встретился глазами с Аллеком.

— А ты что считаешь, киммериец? — спросил Аллек.

— Думаю, женщина действительно что-то видела. Может быть, даже и кровь.

— Она нервная, — задумчиво проговорил Аллек. — Они с Элваэлом иногда так ругаются, что даже страшно становится. Хотя знакомы недавно и, вроде бы, надоесть друг другу не должны. Но вот сидит у нее какая-то заноза в печени, и толкает на разные выходки. Вздорная, словом, бабенка.

— Госпожа Танет, возможно, и вздорная, — спокойным тоном произнес Конан. — Но вот как быть с его светлостью графом Леофриком? Ты видел его лицо? Он заходил сюда вместе с нею и тоже видел что-то странное. Нечто такое, что его напугало. А граф, сдается мне, не трусливого десятка.

— Это ты, брат, правильно рассудил, — признал Аллек. — Граф хоть и выглядит забавным толстячком, а на самом деле — человек железный. Во время путешествия ни разу не пожаловался, а ведь он, знаешь, избалованный и не очень здоровый человек. Привык жить в роскоши, а вот гляди ты: ехал верхом, и в дождь, и в ветер; на постоялых дворах первым делом заботился о лошадях, потом — о слугах и только после этого — о собственном удобстве… Да и прочее. Ты приглядись к нему повнимательнее, когда будет случай, сам поймешь.