Страница 14 из 15
— Я хотел спасти ее! — опять запротестовал граф. — Я столько сил и средство потратил на то, чтобы найти снадобье, которое ей поможет…
— Поможет ей сойти в могилу, — оскалился юноша. — Лучше не перебивай, не то я оторву тебе голову прежде, чем закончу свою историю, и ты умрешь, не узнав, как же я спасся. И почему я больше не урод. Молчи! — Он лязгнул зубами совсем близко от горла своего воспитателя. — Молчи! Молчи, пока я не позволю тебе говорить!
Ты пичкал мою мать какой-то отравой, отчего она умерла. А я, вскормленный ядами еще в материнской утробе, родился уродом. Но при этом — чрезвычайно живучим уродом, потому что ядовитые пары, убившие твоих слуг, оказались бессильными, когда дошла очередь до меня.
Я не умер. Я спустился вниз и увидел, что прочие мертвы. Это огорчило меня. Ты даже представить себе не можешь, как! Я ведь решил, что и ты погиб. О, как я рыдал, сидя над трупом моей доброй кормилицы и боясь спуститься вниз, чтобы не увидеть трупа моего благодетеля, графа Леофрика!
И все же мне пришлось спуститься. Я обошел весь замок. Я надеялся, что ты также невосприимчив к ядам. Ведь ты алхимик! Но… Как ты понимаешь, любезный мой господин, тебя я так и не нашел. Зато обнаружил, что все двери замка заперты, окна первого этажа, как мы с тобой уже вспоминали, заложены камнями… словом, я в ловушке.
Ты запер меня здесь, ты пытался извести меня ядом, а потом обрек на голодную смерть! А сам сбежал в безопасные края, не так ли? Отвечай!
— Не совсем так, — отозвался граф Леофрик. Ему больше не было страшно. Только больно и горько. — Я хотел, чтобы то зло, которое я выпустил наружу по неведению и неловкости, осталось замурованным внутри замка. Я расстался с родовыми землями и переселился в другие места. Там все было по-другому. Я тосковал по тебе, Килдор. Я никогда не предавал ни тебя, ни твоей матери.
— Закончил? — прищурился Килдор. — В таком случае, я продолжаю.
Я съел всех крыс, каких нашел. Правда, это были отравленные и дохлые крысы, но я их съел. Я обглодал трупы. Да, да, это я сделал тоже! Невкусно, но есть можно. Я не хотел умирать. Я пытался выбраться наружу. Кроме того, я предполагал, что рано или поздно сюда придут люди. Ну давай, спроси, приходили ли сюда люди?
— Приходили… люди? — спросил граф Леофрик послушно.
— Ага! — торжествующим голосом выкрикнул юноша. — Приходили, можешь не сомневаться! Еще как! Но сначала мне пришлось довольно туго. Когда закончилось все, что можно было худо-бедно употребить в пищу, я принялся за несъедобное. Я пил снадобья в твоей лаборатории, надеясь, что они прекратят мое земное бытие. Или, возможно, я надеялся, что сумею обмануть голод и все-таки останусь в живых.
Не знаю, сколько времени прошло. Я больше не хотел есть. Я не испытывал страха, тоски от одиночества, я даже не скучал по моей доброй кормилице и по тебе. Я просто существовал, окруженный странными сумерками. Умер ли я? Остался ли жив? Даже этого я не мог сказать с определенностью.
Все предметы утратили материальность. Все, что я видел вокруг себя, сделалось плоским, серым, расплывчатым, как будто его нельзя даже потрогать рукой.
Мои пальцы то проходили сквозь стену, то натыкались на твердый камень. Я как будто замер на границе двух миров и не знал, в какую сторону мне податься.
И вот однажды сюда пришли люди! Какие-то несчастные мародеры. Они разобрали камни в одном из окон первого этажа и забрались в башню. Видимо, хотели поживиться твоим барахлом. Не знаю уж, на что они рассчитывали. Наглецы. Едва увидев первого из них, я уже знал, что мне следует делать. Я набросился на него сзади и перекусил ему артерию на горле. Вот здесь, под ухом.
Тонкий палец коснулся шеи графа Леофрика. От этого прикосновения, влажного и холодного, Леофрик содрогнулся всем телом, как будто ощутил на себе руку трупа.
— Кровь брызнула во все стороны, — продолжал юноша с лихорадочной быстротой, то и дело оглядываясь по сторонам и слизывая быстрым длинным языком капли со стены. — Я припал к разорванному горлу и пил, как сумасшедший. Я не мог остановиться. Меня мучила жажда, и чем больше я пил, тем сильнее она меня мучила. Мир вокруг меня начал меняться. У предметов появились объем и цвет. Я больше не был погружен в бесплотный серый мир. Нет, я жил — более чем жил! — никогда еще я не чувствовал себя таким живым! Меня переполнял экстаз.
Я вскочил и бросился искать второго бедолагу. Тот как раз выковыривал из стены какой-то серебряный светильник. О боги Лемурии, какой глупый у него был вид! Чем только занимаются люди! Увидев меня, он попытался бежать, но я настиг его и сожрал живьем. Я начал с артерии на ноге. Как он орал и отбивался! Эти крики наполняли меня радостью, слышишь ты, бледный червяк? Я радовался! Впервые в жизни я радовался по-настоящему! А потом… Знаешь, что произошло потом? Ну, отвечай!
Леофрик отрицательно покачал головой.
— Потом я увидел свое отражение в зеркале! — торжествующе объявил юноша. — Я больше не был уродом! Меня преобразила кровь… Продолжать рассказ?
— Да, — глухо проговорил Леофрик.
— Время от времени я выбирался на охоту, — теперь Килдор задумчиво тянул слова, словно припоминая какие-то малозначительные, но приятные эпизоды. — То тут, то там. Ловил каких-то путников, которых все равно никто не стал бы искать. Мне не требовалось часто пить кровь. Я просто хотел дожить до того дня, когда ты вернешься в свой замок. А я знал, что ты сюда вернешься. Тут осталось слишком много воспоминаний. Ты непременно захотел бы покончить с ними. Ты всегда подчищал за собой любую грязь. Наверное, хочешь жениться, завести детей и завещать им свою безупречную репутацию?
И откинув назад голову на длинной тонкой шее, Килдор громко, визгливо расхохотался. Леофрик глядел на него и дивился сам себе: он не испытывал сейчас ровным счетом ничего. Даже страха. Даже досады. Ему даже не было интересно. Все встало на свои места, вот и все.
В этот момент краем глаза граф увидел, что на пороге появилась гигантская фигура киммерийца. Увлеченный своим рассказом и упоенный мгновениями сладкой, долго лелеемой мести, Килдор не заметил нового врага. Он смеялся, и из угла его рта текла кровавая слюна.
— Кром! — взревел Конан, бросаясь вперед и занося меч над головой упыря.
Килдор обернулся, гибким движением отскочил в сторону — но киммериец, казалось, знал заранее, где окажется его противник спустя мгновение, и нанес удар именно туда. Голова как будто сама собой подпрыгнула над плечами, затем зависла в воздухе, отделенная от тела доброй сталью, завизжала и покатилась по полу, бессильно лязгая зубами. Конан отпрыгнул и нанес еще несколько рубящих ударов. Рассеченная надвое, голова стихла. Ненависть в горящих глазах погасла, а затем они помутнели и подернулись пеленой.
Тело исходило кровью. Оно лежало на полу, дергаясь, как шланг, вырванный из полной бочки. Во все стороны хлестала густая, черно-красная кровь. В комнате стоял невыносимый запах тления.
— Бежим! — крикнул Конан, хватая Леофрика за руку, но тот не двинулся с места.
— Я вызвал это чудовище на свет, я должен и отправить его во тьму, — проговорил он.
— Я уже отправил его во тьму, — возразил киммериец. — Уходим отсюда! Мы уже и без того запачкались. От волос теперь целый месяц будет смердеть тухлятиной.
Он силком потащил графа к выходу.
Башня начала оседать. Уворачиваясь от падающих камней, Конан и остальные бежали прочь. Граф задыхался — киммериец почти силой тащил его за собой. Маленький Дакко вцепился в одежду Аллека и верещал, как обезьянка. Танет удирала, подхватив длинные юбки и бесстыдно сверкая округлыми ляжками, однако сейчас ее прелести ни на кого не производили впечатления, да и сама она вряд ли об этом думала.
Они успели отбежать от башни на несколько шагов, когда откуда-то из земных глубин, пробивая каменную кладку подвала, вырвалась сильная огненная струя. Она пронзила башню снизу доверху, как гигантская игла, и в столбе ревущего пламени пронеслись, вихрясь, фигуры мужчин с раскинутыми руками, женщин с развевающимися волосами. Они вертелись и трансформировались, растягиваясь, скручиваясь и превращаясь в чудовищ, а потом и вовсе теряя форму и расточаясь в пламени.