Страница 12 из 13
— Обо мне не заботься — я сам сумею позаботиться о себе, — бормотал колдун, увлеченный своими изысканиями.
— Почему ты не дал себе труда изучить кхитайские письмена, гнусный невежда? — вопил Саламар, исходя пеной. — Чему тебя обучали в Стигии? Лемурийскому языку? Боги, оставь же меня!
Расширенными от ужаса глазами гирканец смотрел, как Велорнис помешивает в прозрачном сосуде какую-то шипящую субстанцию, над которой поднимался желтоватый парок.
— Что это? — орал он. — Яд? Ты решил убить меня? Учти, тебе это не сойдет с рук! Конан! Конан! Спаси меня! Будь ты проклят, колдун! Будьте прокляты вы все! Будь проклята моя глупость! Зачем я согласился? Зачем я обокрал Магринту? Лучше бы я жил с родителями и унаследовал отцовское дело… Не делай этого, Велорнис, клянусь — ты пожалеешь!
Велорнис, не слушая, взял палочку с намотанным на ее конец лоскутком, окунул в адское варево и смазал один из иероглифов на коже Саламара. Поднялась отвратительная вонь, кожа на месте мазка пошла пузырями и лопнула, обнажив мясо. Гирканец сипел и закатывал глаза, он бы упал, если бы заклинание не удерживало его на ногах. Тем не менее он потерял сознание.
Но и под лопнувшей кожей, прямо на голых мышцах видны были иероглифы.
— Странно, — бормотал Велорнис. — Похоже, тот проходимец — как там его называют? Конан? — не солгал. Парень действительно просто пропитан магией. Следовало бы свериться с книгами и выяснить, какого рода эта магия. Жаль, что она связана с хрупкой человеческой плотью. Впрочем, возможно, если его убить, то магия отделится от своего ненадежного носителя — и тогда я смогу пользоваться ею более свободно. Стоит попробовать, ведь я ничем не рискую.
С этими словами Велорнис взял кривой, острый, как бритва, нож, которым он обычно совершал жертвоприношения, когда того требовал обряд, и поднес лезвие к горлу пленника.
В тот самый миг Саламар очнулся. Он увидел лезвие и понял, что сейчас произойдет. Гирканец раскрыл рот, чтобы крикнуть, однако не смог произнести ни звука — ужас сковал его горло железным обручем. Саламар мог лишь хрипло сипеть.
И тут случилась весьма странная вещь. Колдун ощутил сопротивление: нож касался как будто не податливого человеческого горла, а твердого камня. Спустя миг сталь рассыпалась на множество осколков, и каждый из них впился в колдуна.
Сковывающая магия отпустила Саламара, и гирканец повалился на пол комнаты. Ноги отказывались держать его, каждая рана, нанесенная колдуном, горела и саднила. Кроме того, как понял вдруг Саламар, болели все иероглифы, которыми было исписано его тело. Он ощущал каждый из них в отдельности. Они как будто жили собственной жизнью, двигались, рвались на волю.
«Мне стало так плохо, что хуже уже некуда, — сообразил Саламар. — Вот в чем дело. Когда он взял нож, чтобы убить меня, магия взбунтовалась против меня самого. Неужели сейчас моя судьба наконец-то изменится?»
Так оно и было. Прямо на глазах происходили странные изменения в естестве гирканца. На коже вздувались пузыри, но они не лопались, а превращались в плотную оболочку, обволакивающую каждый иероглиф в отдельности. Затем все как будто взорвалось, в глазах у Саламара почернело, и от страшной боли он потерял сознание.
Очнулся он спустя несколько часов. Кто-то вылил на него ведро холодной воды. Открыв глаза, Саламар увидел незнакомого человека, а за его плечом — встревоженную Ульбану.
Гирканец чуть пошевелился, лежа в луже, и девушка вскрикнула:
— Он жив!
Незнакомый человек обернулся к Ульбане:
— Сдается мне, так, госпожа, он не помер, так что напрасно ты волновалась.
— Ступай, — велела ему девушка, и человек, видимо, один из слуг Ульбаны, вышел, унося с собой ведро.
Ульбана по-прежнему стояла в дверях, не решаясь войти в комнату, занятую колдуном.
— Что здесь произошло, Саламар? — спросила она. — Ты можешь говорить?
— Кажется, — просипел он.
— Сядь. Ты лежишь передо мной, а это выглядит непристойно.
Признавая правоту ее слов, Саламар попробовал сесть — и это ему удалось, к великому его удивлению. Вся кожа его горела, голова раскалывалась от боли, позвоночник ныл так, словно гирканца недавно избили дубинкой.
— Прости, госпожа. Где колдун?
Он огляделся по сторонам, но никого не увидел.
— Я сама хотела спросить тебя о том же, — сказала девушка. — Что здесь произошло? Ты помнишь хоть что-нибудь? И куда подевался Велорнис?
— Боги, госпожа! Неужели ты так жаждешь увидеть его?
— Я жажду увидеть его труп! — жестко оборвала девушка. — Пока остается хотя бы малая опасность, что он жив и затаился, я не буду знать покоя!
— Я попробую встать, — сказал Саламар. — Уйдем отсюда.
Он честно сделал попытку подняться на ноги, но это ему не удалось, и он выбрался из комнаты на четвереньках. Дальше, опираясь на руку Ульбаны и хватаясь за стены, Саламар кое-как прошел за ней в большой пиршественный зал Там он без сил повалился на скамью и тут только обнаружил, что из всей одежды на нем осталась только набедренная повязка, да и та промокла насквозь и слабо прикрывала то, что ей полагалось прикрывать.
Гирканец сдернул со стены какой-то старый гобелен и завернулся в него. Ульбана слабо улыбнулась.
— Вижу, ты получил хорошее воспитание. Впрочем, — добавила девушка, — я успела рассмотреть тебя.
— Вряд ли зрелище тебе понравилось, — пробормотал он.
— Вообще-то, если уж говорить совсем откровенно, интересовали меня не твои мужские достоинства и не твоя телесная красота, — сказала Ульбана храбро, — но значки на твоей коже.
— А что с ними?
— Они исчезли.
Саламар в панике провел по бокам ладонями, как будто мог почувствовать наличие или отсутствие иероглифов путем простого прикосновения.
— Говорю тебе, их нет, — повторила Ульбана.
— Нужно искать! — лихорадочно блуждая глазами по зале, произнес Саламар. — Пока мы не отыщем эту штуку и не поймем, куда делся колдун, нам не знать покоя. Замок… Он все еще висит в воздухе?
Ульбана кивнула. Саламар откинул голову назад и обессиленно закрыл глаза. Не поднимая век, он повторил:
— Ищи. Прикажи слугам. Осмотрите весь замок. Это очень важно.
— Но что мы должны найти? — спросила Ульбана, недоумевая. — И что происходит? Ты можешь объяснить?
— Нет, — сказал Саламар. — Поверь мне, если бы я мог, я бы рассказал тебе все, но я не понимаю и трети из случившегося со мной и со всеми нами… Я даже не знаю, как выглядит предмет, который следует отыскать. Единственное, что мне известно: на нем должны быть кхитайские значки, такие, как были на мне. А теперь, госпожа, если в тебе есть хоть капля сострадания к несчастному дураку, — оставь меня. Дай мне просто прийти в себя.
— Во мне есть не капля сострадания, а целое море! — возмутилась Ульбана. — Я могу даже прислать к тебе слугу. Он подаст питье и, если хочешь, принесет одежду…
— Питье, одежду, и еще хорошо бы — кровать… — пробормотал Саламар.
Он опять провалился в небытие.
Ульбана отдала соответствующие распоряжения и принялась бродить по замку. Время от времени она выглядывала наружу, но ничего нового из окон не видела: замок все еще находился в воздухе, внизу до сих пор вздувались пузыри, и трясина оставалась такой же зловонной и ядовитой.
Наконец она наткнулась на нечто, вызвавшее у нее ужас и отвращение: это был полупрозрачный мутный шар, размером приблизительно с человека. Предмет этот лежал на полу под лестницей, возле самого порога, за которым не было больше ничего — там начиналась пустота, обрывающаяся в пропасть. Ульбана никогда прежде не видела ничего подобного.
Шар этот вдруг напомнил ей икринку, из которой должна вывестись рыбка. Желеобразная масса подрагивала при малейшем сотрясении воздуха, так что Ульбана приближалась к шару очень осторожно: она боялась, что тот может лопнуть и забрызгать ее лицо — одним богам ведомо, что тогда случится!
«Икринка» — это слово оказалось наиболее точным сравнением, потому что когда Ульбана наклонилась над шаром, она увидела, что внутри мутного, поросшего редким жестким черным волосом «желе» лежит человек.