Страница 4 из 22
— Что это, месьор Поулло? — испуганно воскликнула зингарка.
— Это они! Это корсары, барахские псы, порождение преисподней… О, Митра! Разве мог я ждать их здесь, возле зингарского берега?
Капитан ломал руки. Лабардо схватился за эфес шпаги.
— Вооружайте людей, месьор Поулло! Мы будем защищаться!
— Защищаться? Чтобы нас всех перерезали, как овец? На этой галере их не меньше сотни! О боги, какой несчастный день!
Темный силуэт быстро увеличивался в размерах. Двадцать пар весел равномерно поднимались и опускались по ее бортам. На палубе, размахивая кривыми саблями, пиками и абордажными крючьями, метались темные фигуры.
На лестнице мостика появился курчавый Джакопо.
— Что прикажете, капитан? — спросил он, лязгая зубами.
— Что прикажу? Что прикажу! Молиться!
— У ваших матросов есть оружие? — спросил Лабардо.
— Только ножи и несколько сабель…
— Нергал вас задери, как же вы пускаетесь в плавание с пустыми руками? Или вы собираетесь драться веслами?!
— Не безумствуйте, умоляю, — дернул его за рукав Поулло. — Если мы будем благоразумны, гарзейская морская гильдия выкупит нас у барахцев через месяц.
— А если нам перережут глотки или заставят пройти по доске?
— На «Ласточке» не так уж много ценностей, чтобы пренебречь командой. Наш вымпел заставит пиратов подумать о выкупе: Гарзея — вольный город и уважает морские законы. — Задница Нергала! Может, ваши купцы и уважают морские законы, но что вы скажете о даме, которая находится у вас на борту?
Поулло смущенно отвернулся: он ничем не мог помочь донне Эстразе и ее старому воспитателю.
— Не беспокойтесь обо мне, — неожиданно твердо заявила девушка. — Мой дядя достаточно богат, чтобы заплатить за мою свободу. Грязные псы не посмеют…
В этот миг с палубы раздался вопль, полный ужаса.
Матросы, сгрудившиеся у борта, отпрянули, многие кинулись в трюм, несколько человек прыгнули в воду.
— Что еще? — обернулся к капитану Лабардо.
Бледный Поулло, судорожно вцепившись в перила мостика, вылезшими из орбит глазами смотрел на приближающуюся галеру. Рот его был раскрыт, лоб покрыт мелкими бисеринками пота, на бритом подбородке поблескивала струйка слюны.
— Это Амра, — выдохнул в ухо пуантенцу Джакопо, хватаясь за горло, — Черный Лев Западного моря… Нам конец!
Борт галеры ударил в левый бок «Ласточки». Полетели абордажные крючья, с диким гиканьем на палубу хлынула толпа пиратов…
Ничего этого донна Эстраза уже не видела: ноги ее подкосились, и зингарка опустилась на еще теплые доски капитанского мостика.
Она кричала и вырывалась, пускала в ход ногти, извивалась змеей, пытаясь выскользнуть из сильных рук, потом смирилась и затихла, и только стонала, когда он овладел ее беспомощным телом — безжалостно, грубо и неотвратимо.
И был огонь, пожирающий ее тело, и был вихрь, подхвативший ее душу на вершины блаженства…
И еще была боль и ярость — бессильная ярость побежденной самки…
Потом она услышала плеск волн за бортами галеры и тихо застонала, одергивая разорванный подол платья непослушными пальцами. Тело сводила судорога, отвращение переполняло все ее существо, женщина бессильно откинулась на потертые подушки, лежащие в изголовье, и тихо застонала.
Судно покачивалось на волнах мертвой зыби. Тошнота, мучившая ее в течение всего плавания на «Белой ласточке», снова подкатила к горлу. Эстраза поднесла ладонь к глазам: светлые полоски охватывали тонкие пальцы в тех местах, где еще недавно красовались кольца, многочисленные кольца с изумительными камнями. Все ее драгоценности — перстни, подвески, ножные и ручные браслеты — лежали теперь в сундуках варвара, который только что получил последнюю дань со своей пленницы.
Эстраза смотрела из-под полуприкрытых век, стараясь не шевелиться и не привлекать внимания сурового черноволосого разбойника, который, возлежа на свертках шелка, еще недавно составлявших груз быстроходной «Ласточки», попивал теперь вино из потертого меха, порыгивая и почесывая могучую голую грудь, покрытую отвратительными шрамами.
Амра… Да, так называли его пираты, напавшие на их корабль. Безжалостный корсар, наводящий ужас на все побережье от Пустошей Пиктов до Островов Сиптаха. Его черная галера, именуемая «Белит» в честь подруги-пиратки, сгинувшей неведомо куда, являлась мореходам предвестницей верной гибели. Амра не щадил никого: ни купцов, суливших богатый выкуп, ни пассажиров — знатных, незнатных ли, все равно… Его именем пугали детей, наместники портовых городов сулили за его голову до трех тысяч золотых. Многие пытались заработать эти деньги, да сгинули в морских пучинах. Амра же продолжал разбойничать, перехватывая корабли там, где его меньше всего ждали.
Когда «Белит» ударила своим высоким бортом в борт фазелы, на палубе «Белой ласточки» началась паника. Иные бросались за борт, чтобы стать легкой добычей многочисленных акул, шнырявших вокруг кораблей: смерть в пасти морских чудовищ они предпочитали жестокой расправе.
Другие упали ниц и возносили отчаянные молитвы к богам, надеясь вымолить спасение. Все, начиная от капитана Поулло и месьора Лабардо, до самого последнего человека на борту побросали в воду все, что могло напоминать оружие — таким образом, они надеялись заслужить хотя бы толику снисхождения и спасти свои жизни.
Абордажные крючья вонзились в борта обреченной фазелы, поток полуголых, бронзовых, размахивающих кривыми саблями людей с гортанным клекотом растекся по палубе.
Не успела бы сгореть и половина самой тонкой свечи, как все было кончено. Многие матросы были убиты, хотя и не оказывали никакого сопротивления. Других жестоко избили, связали и бросили в трюм. Капитан лишился своего корабля, товаров и всех ценностей, юный пуантенец был ограблен до нитки. Оба они вместе с уцелевшими остатками команды оказались на мокрых досках, крепко связанные по рукам и ногам. Набожный Кроче богохульствовал, словно портовый грузчик.
Галера взяла на буксир «Ласточку» и пошла на северо-запад, в сторону Барахских островов. Так шли всю ночь, и на палубах обоих кораблей пираты справляли празднество в честь легкой победы. Вино лилось рекой, громкие вопли оглашали пустынные морские просторы, и лишь равнодушная к людским делам луна взирала с небес на эту дикую оргию. К утру главарь пиратов решил, что достаточно отошел от зингарского берега, чтобы не опасаться кордавских военных галер, патрулировавших побережье, и приказал остановиться на отдых.
На мачты полезли дозорные, остальные корсары, утомленные возлияниями и плясками при луне, вповалку заснули на палубе. Сам Амра отправился в капитанскую каюту своего судна, чтобы сполна возблагодарить себя за труды и насладиться обществом прекрасной пленницы.
Он изнасиловал ее жестоко и яростно и теперь отдыхал, откинувшись на тюки шелка, попивая вино из кожаного меха и поглядывая на зингарку холодными синими глазами.
Его лицо не было лишено привлекательности, правильные черты невольно притягивали взор женщины, могучая грудь ровно вздымалась, бугры мускулов ходили под кожей, и весь он был олицетворением неукротимой, неодолимой и жестокой силы. Корсар был наг, капли пота поблескивали на смуглой коже, черные волосы, схваченные на затылке красной лентой, напоминали вороново крыло. Эстраза старалась снова вызвать в себе отвращение, накатившее, когда этот человек грубо подчинил ее своей воле, но вместо этого поймала себя на том, что смотрит на варвара с восхищением. И новое, неведомое еще чувство поднялось в ее груди: щемящее, жгучее и сладостное…
Эстраза невольно застонала и приподнялась на локте.
— Ты — Амра? — с трудом произнесла она пересохшими губами.
Он криво ухмыльнулся и молча кивнул.
— Что ты сделаешь со мной?
— Я уже сделал.
Голос пирата был спокоен, в нем не чувствовалось злобы.
— Теперь… ты убьешь меня?
Он снова кивнул.