Западня

Хотя свидание с тарифом откладывалось, Бэда Катль не особо о том сожалел. Многое он услышал из-за створок дверей, немало интересного увидел, приникая глазом к замочной скважине. Казалось, большой сбор назначен сегодня вечером в резиденции головы Либидума.

Не успел Гуго Пудолапый опорожнить наполовину ведерную братину, закусить доброй бараньей ногой и перекинуться с очнувшимся хозяином парой словечек, как со двора снова постучали, и слуга впустил двух живописных малых: смуглого горбоносого мужчину, чей облик хранил остатки былой надменности, свидетельствовавшей о высокородном происхождении, и жилистого светловолосого проныру, перетянутого широким ремнем, на котором красовалась изящная гирлянда разномастных зубов — волчьих и пиктских вперемежку.

Завидев парочку, Гуго зарычал и потянулся к мечу, подпиравшему рукоятью потолочную балку, но был столь стремительно заключен в горячие объятия и расцелован в обветренные щеки, что прослезился и сжал протянутые ему руки так, что у новых гостей затрещали кости.

— Нергал с вами,— пробасил великан,— уж коли я вас признал, убивать не стану. Ты, Гарчибальд, и ты Гриб,людишки хоть и хворые, но не совсем пропащие. Да и достойный Партер, думаю, не одобрил бы нашей ссоры.

— Истинно так, почтенный Гуго,— заверил шариф, старавшийся держаться подальше от Пудолапого с его чудовищным чесночным запахом.— Чего нам ссориться, коли дело, собравшее всех под этим кровом, касается всех нас

— Волк,— сказал Гуго, набивая рот очередной порцией жареного мяса.

— Волколак,— поддакнул Пленси, принимая из рук хозяйки полную кружку.

— Проклятый оборотень, достойный уничтожения,— заключил Гарчибальд Беспалый, подозрительно глядя на бледного фермера.

— Это Баткин,— поспешил представить сробевшего боссонского земледельца шариф, перехватив взгляд барона.— Достойный фермер, чья усадьба стоит аккурат возле Волчьих Холмов. Не далее как перед вашим приходом он рассказывал о волке, появившемся на его дворе несколько дней назад...

— Пробовал осиновое древко с серебряным наконечником? — спросил Гарчибальд.

— Или лапку кролика, убитого на кладбище в полнолуние? — вставил Пленси.

— Горбуном,— добавил Беспалый.

— И непременно чтобы волосами рыжей девственницы,— уточнил барон.

— Ну, можно и не рыжей,— солидно заключил Скурато.— Но лучше рыжей.

— Нет ничего круче чеснока,— пробасил Гуго, сплевывая на стол плохо пережеванный хрящик.— Поверьте старому охотнику на волколаков.

— С каких это пор ты записался в их ряды? — осведомился Гарчибальд.

— С тех пор, как мамки стирали твои пеленки!

— Тогда объясни, Пудолапый, зачем тебе чеснок? Ты можешь задавить оборотня своей задницей!

Великан снова зарычал, однако шариф поспешил успокоить следопытов.

— Ладно, ребята,— сказал он,— вижу, у каждого из вас есть свой метод борьбы с нечистью. Признаюсь, я послал каждому из вас по весточке не для того, чтобы вы передрались, так и не приступив к охоте на оборотня. Позвольте изложить вам суть дела. Наш друг,— тут он кивнул на фермера, судорожно сжимавшего свою кружку,— не первый, кто видел волколака. каждое полнолуние сей тать тревожит покой вверенных мне земель, воруя скот, пугая женщин и вызывая ярость мужчин...

— Отчего же ваши мужчины его не прикончили? — осведомился Пудолапый.

— Не все так просто. Волк появляется внезапно, режет скот и исчезает прежде, чем сторожа успевают позвать на помощь.

— Тогда откуда известно, что это оборотень, а не обычный зверь? — спросил Гарчибальд.

— Он слишком хитер для обычного зверя. Были случаи, когда волк проникал в жилища, пугал людей и словно растворялся в воздухе. Он ведет себя не как обычное животное, и хотя пока не убил никого из поселенцев, поручиться за безопасность людей я не могу.

— А как он пугает? — спросил Гуго, для которого само данное понятие являлось не совсем вразумительным.

Шариф велел Баткину рассказать, как напугал его волк. Баткин помялся, но все же рассказал. Пудолапый зашелся в громовом хохоте. Гарчибальд презрительно скривил губы. Пленси Скурато принялся что-то перебирать в своей торбе.

Шариф подвел итоги:

— Как видим, ни одно дикое животное не способно на подобные осмысленные действия. А значит, мы имеем дело с волколаком, оборотнем. Окрестности Либидума полнятся слухами, и фермеры готовы взяться за оружие, чтобы положить конец бесчинствам нечисти, явившейся из болот...

— Из-за Черной реки,— уточнил Гуго,— там много подобной мрази.

— Я как лицо, несущее ответственность за безопасность сих мест,— продолжал шариф,— обязан не допустить самочинной охоты, чреватой ненужными жертвами, потому и вызвал вас, специалистов.

Гарчибальд и Пленси полыценно зарделись. Цвет лица Гуго не изменился, ибо был и так достаточно багров, чтобы краска чувств могла на нем отразиться. Если у Пудолапого, конечно, были какие-нибудь чувства.

— Не хотелось бы отнимать слишком много времени у столь занятого человека, как наш шариф,— светским тоном молвил Гарчибальд Беспалый,— но все же хотелось бы войти в курс дела. Ибо, если мне не изменяет память близится очередное полнолуние.

— Есть наводки? — спросил Скурато.

— Кого и где будем давить? — пробасил Гуго.

— Позволь, тариф, я расскажу о бандите с Волчьих Холмов,— робко вставил Баткин.

И он поведал следопытам историю, которая уже была известна тарифу и подслушивавшему под дверьми Катлю.

— Что скажете? — спросил Партер, когда фермер кончил излагать свою историю.

— Чушь! — гаркнул рыжий верзила.

— Очень может быть,— осторожно молвил Пленси.

— Даже если Черный Джок воскрес...— начал Гарчибальд, но шариф прервал его, энергично ударив кружкой по столешнице:

— Джок! Ерунда! Джок мертв с тех пор, как получил клинок в свою дурную башку! Послушайте, месьоры, если я могу вас так называть, все это чушь. Только я доподлинно знаю, кто этот волк-оборотень! Я знал его, я верил ему, как сыну, он любил мою дочь. Он обманул меня, и я отправил его на каторгу, откуда этот прохвост недавно бежал, а потом набрался наглости явиться ко мне, дабы заверить в своей невиновности, Я заключил его в яму, откуда в ночь полнолуния сей сын тьмы исчез, задрав когтями охранника. С тех пор он наводит ужас на мирных поселенцев Тандхары! Увы мне, увы, сколь близорук оказался я, избранник народа, сколь недальновиден...

— И кто же сей тать? — негромко осведомился Гарчибальд.

— Назови нам его имя, дабы мы смогли помешать злодею совершать дела черные,— вкрадчиво молвил Скурато.

— Кто этот ублюдок?! — взревел Гуго.

Шариф понурил голову, отер со лба крупный пот и молвил:

— Бежал из ямы, обратившись зверем лесным и задрав моего человека, не кто иной, как Бэда Катль, убийца Черного Джока!

Заходи, Партер, садись. — Катль? Это ты? Сынок... — Кресло возле камина, шариф. Садись.

Шариф сел.

— Ты ведь не думаешь меня убивать, Бэда? Согласись, мало чести прикончить старика, сидящего в кресле...

— А много ли чести натравить убийц на человека, который этого не заслуживает?

— Так ты все слышал?

— Догадливый. Почему ты сделал это, шариф?

Партер хотел подняться, но, завидев тускло блеснувший хассак в руке Катля, остался сидеть.

— Сначала ты обманул меня, когда я убил Черного Джока. Я убил его по праву поединка и по просьбе людей, которых он обидел. Ты схватил меня и отправил на каторгу.

— Я отправил тебя к губернатору, а уж он решил...—

Губы тарифа пересохли, и он облизнул их, чувствуя, что и язык стал подобен сухой пемзе.

Катль смотрел ему в глаза с тем странным, оскорбительным презрением, благодаря которому он получил свое прозвище. Щеколда, опустившаяся на дверь за спиной тарифа, вынуждала Партера принимать этот взгляд, не суливший ничего доброго.