Долина дикарей

С недоумением Гизелла проследила за кнутом и вдруг догадалась, что на самом деле это хвост Тахора, и никакой благородный рыцарь не пришел ей на помощь.

Тахор сражался с летучими мышами. И убивал их десятками, но они не отступали. Жажда мести и смерти охватила их. Безумная жажда, из-за которой гибнут мелкие царства и приходят в упадок большие.

Тахор был быстр и силен, но мышей было слишком много — и некоторые из них добиралась до демона, несмотря на все его четыре великолепных инструмента для убийства. Несмотря на то, что он подключил к этой тяжелой работе еще и ноги, давя недобитых летучих тварей.

Писк стоял невообразимый. Пещера наполнилась запахом крови. И это была не только мышиная кровь. Кровь зеленокожего демона оказалась черной.

Смешиваясь с кровью мышей, она начинала дымиться, меняя цвет на красный, и подниматься вверх колеблющимися испарениями. И вскоре пол пещеры словно покрылся сетью кровавых ручьев. Гизелла взобралась на камень с краю и прижалась к нему, не смея от ужаса двигаться дальше.

На самом деле битва длилась недолго. За это время даже лучший мясник не успел бы разделать тушу даже самого маленького поросенка. Но принцессе казалось, что прошла целая ночь. И ночь, наполненная кошмаром!

Она пришла в себя только тогда, когда Тахор тронул ее плечо кончиком хвоста.

— Ты жива, принцесса?

— Где мы? — пробормотала сквозь не до конца сброшенное оцепенение принцесса и лишь потом окончательно очнулась. Она задрожала от отвращения, увидев черную кровь, вытекающую из рваных ран Тахора. Но еще отвратительнее была запекшаяся кровь, к которой прилипли куски кожистых мышиных крыльев.

— Жаль, что ты не ранена, — пророкотал Тахор. — А то бы я не удержался и сам откусил от тебя кусочек, как хотела мышь! — Он зарычал и, протянув черный волосатый хвост с голым кончиком, погладил принцессу по плечу, отчего та вздрогнула, словно от удара бича. — Ты такая аппетитная! Но тебе холодно! Твоя кожа уже как мрамор! Нам надо спешить, а то ты умрешь раньше времени! К тому же, где-то здесь неподалеку живет одна тварь с очень дурным характером, и она наверняка уже почувствовала запах крови. А я бы не хотел с ней встречаться, хоть она и приходится мне дальним родственником. Потому что я уверен, что она об этом не знает!

Тахор снова расхохотался, потом схватил Гизеллу, грубо забросил ее на плечо, словно она была мешком с зерном, а не живой прекрасной девушкой, и двинулся дальше, вниз, во тьму.

Обезьяна, которая вела Конана за собой, устала быстрее, чем он. Чего и следовало ожидать. Зверек с такими глазами — добыча хищников, а не мечта самок. Пришлось посадить его на плечо. Обезьянка, казалось, заснула. Конан не стал нарушать ее покой. В конце концов, он и сам неплохой следопыт, и его нос, хоть и не сравнится с носом животного, но тоже способен указать путь. А здесь путь чувствовался весьма сильно. Красавица, потерявшая изящный серебряный браслет пользовалась благовониями, оставившими ароматный след в пещере, где не было ветра, чтобы развеять его.

Но, в конце концов, и Конан устал. Устал от темноты и неизвестности. Ожидание опасности тоже требует немало сил. Поэтому, когда они вышли на свет, в большую пещеру, киммериец вздохнул с облегчением. Но оно длилось ровно столько, чтобы закончить вдох, с выдохом пришлось задержаться.

В красном свете, который не был ни лунным, ни солнечным, было видно, что пол пещеры устлан мертвыми летучими мышами. И залит кровью. Мыши были обезглавлены, раздавлены, разорваны, у кого-то не хватало крыла, у кого-то лапы. А над побоищем клубился странный красный туман — и стоял отвратительный запах.

Обезьянка задрожала всем телом и уткнулась в человеческое ухо.

— Да, мне тоже это не нравится, — сказал Конан, но зверек, конечно, ничего не мог ответить.

Любой туман таит в себе опасность, но красный туман, образовавшийся из крови, вдвойне опасен. Особенно здесь, в глубине Карпашских гор. И хуже всего, что одним жутким видом не ограничивалось. Уши улавливали тихое, но постоянное шипение, как будто выдох старца. Конан непроизвольно напрягся и сжал меч. Внутри красного тумана словно шевелились тени. Или это всего лишь игра воображения!

Шипение стало нарастать. Обезьянка вцепилась в плечо Конана, глубоко вонзив когти. Но он едва замечал это, почти не чувствуя боли, настолько сосредоточился на другой задаче. Он пригнулся и полуприсел, перехватив поудобнее меч.

Обезьянка вдруг резко взвизгнула, и в этот момент Конан тоже увидел это. На него во всю прыть, высоко поднимая ноги, неслось самое жуткое существо, изо всех виденных им прежде.

Двуногое, но с коленями, обращенными назад, с вытянутой головой крокодила и четырьмя передними ними конечностями размером оно было со слона, вставшего на задние лапы, а красная чешуя, покрывавшая кожу почти полностью, явно служила неплохой защитой от меча. Чешуя отсутствовала только на голове, но, судя по остальному, череп у твари мог соперничать по крепости с самой лучшей броней. Чудовище бежало, как боевой петух навстречу врагу — чешуя у него встопорщилась как перья. Оно слегка пригнулось, как раз, чтобы мигом откусить Конану голову. Зверек на плече киммерийца возопил, что было мочи.

Конан отступил на шаг назад, обернулся и заметил большой камень у стены. В один прыжок он оказался на его верхушке, и теперь был вровень с головой атакующего чудовища. Плечо Конана опустело, но некогда было выяснять, куда делась обезьянка. Колени атакующего чудовища подогнулись, и оно повернулось боком, пытаясь замедлить бег. Конан дождался, когда оно окажется в нескольких шагах от него, и прыгнул. Он уже приметил короткий толстый рог на голове жуткой твари и собирался ухватиться за него, но тварь тоже обладала неплохой реакцией. Она мотнула головой, и Конан очутился у нее на спице. Одной ногой на встопорщившейся пластине чешуи. Упершись мечом в другую пластину, Конан сумел развернуться и прижаться к чудовищу, закрепившись на нем. Так что когда оно попыталось достать врага передними конечностями, раскачиваясь на задних, это у него не вышло. Еще одно усилие — и Конан все-таки сделал то, что планировал. Ухватился за рог.

Тварь зарычала, словно самец крокодила в верховьях Стикса и, вытянувшись на ногах, почти достав потолка пещеры, запрокинула голову.

Конан оказался спиной вниз, едва ли не висящим на толстом роге. Держаться особенно было не на чем. Рог был слишком большого размера, к тому же совершенно гладкий. Конан изловчился и ткнул мечом в глаз чудовища, но оно успело вовремя закрыть нижнее веко, и удар острия пришелся по нему, а не в относительно податливую роговицу. Раздался щелчок. Конан чуть отвел меч, ожидая, когда чудовище приоткроет глаз, но оно было достаточно умным, чтобы этого не делать. Из-за предательской гладкости рога Конан соскальзывал; медленно, но неотвратимо.

В действительности прошло всего несколько мгновений, но Конану показалось, что не меньше колокола. А потом он увидел обезьянку. Она висела вниз головой, одной рукой цепляясь за щель в потолке, а в другой руке у нее был увесистый камень. дождавшись удобного момента, обезьянка швырнула камень вниз. И камень попал прямо в дыхательную глотку чудовища.

Оно глухо захрипело, покачнулось и открыло глаз. Конан тотчас воткнул в него меч. Хрип стал еще более пронзительным. Все четыре передние конечности жуткой твари принялись быстро, но беспорядочно молотить воздух. А затем тварь повалилась на спину.

Конан успел вовремя соскочить. Чудовище упало и принялось кататься на спине, изгибаясь в конвульсиях, не в силах вдохнуть. Меч все еще торчал у него из глаза. Конан подпрыгнул и ногой вогнал меч еще глубже, потом еще раз. Чудовище дернулось последний раз — и затихло.

Конан выдернул меч. Обезьянка потянула его за плащ.

— Кром меня побери, — сказал Конан. — Теперь я тебе обязан жизнью! А ведь недавно я собирался тобой поужинать! — Он присел и обезьянка снова взобралась ему на плечо, вид имея гордый и довольный.