Страница 45 из 47
— Что хоть за человек?
Вздохнув, прикрыть глаза. А ничего человек. Очень ничего даже. Седой и крепкий, как вековой дуб. Немногословный и надежностью веет от каждого жеста и слова. Нормальный, обычный человек. Благодаренье небесам — не вывелись еще такие. Прав Хаттами, лучше — будешь искать и то не найдешь.
— Там увидишь. Или не пойдешь? Так что, со мной на Рэну, виночерпием?
И вновь ядовитая усмешечка на губах и поклон — дерзко-низкий. Полный нарочитого почтения, но так кланяются не хозяину — его шуту.
— Нельзя мне на Рэну, господин хороший. Неровен час, отравлю. А я Таганаге обещал… клялся, что убивать не буду. Нехорошо слово нарушать.
Рассмеяться б вместе с юнцом только не до смеха. Горечь подкатывает к губам. Отплакать бы слезами всю тоску свою, всю горечь выплеснуть солью из души, но как назло — сухи глаза, воспалены, словно песку в них насыпали. Нет слез. Только трясет и лихорадит, словно ломает его болезнь, выворачивает не суставы — душу наизнанку.
Отдать. А как расстаться? Как ножом — по живому. Отдать своего — чужому. И только молиться. Как когда-то в детстве, пока еще умел молиться — духам межзвездных трасс, что б берегли они, скрывая от бед того, кто так дорог.
Сгрести б мальчишку в охапку, обнять, прижав к себе. Никому не отдать! Никому!
— Значит, ты решил остаться с контрабандистами, Рокше?
— Да, господин. Если, конечно, мое мнение что-то значит.
Сказать бы — «нет». Рассмеяться в лицо, передумав. Но смотреть, как каменеет в ненависти лицо того, кто так дорог — не большая ли пытка? Не вернуть доверия, единожды солгав.
И как жить потом, чувствуя лопатками недобрый, тяжелый взгляд? Как жить, воздвигнув ложью не каменную — стальную стену!
— Если б мне было безразлично твое мнение, юноша, я бы тебя не спрашивал.
Держать светски-равнодушный тон, сидя в кресле. Ломать комедию, вести игру, надеясь, что не видно будет из-под маски окровавленных клочков пораненной души. Что по сравнению с этим заточение в ледяных стенах старого форта? Ничто, всего лишь веха бытия.
— С чего такая забота? — уже без насмешки, внезапно и врасплох.
А ответ… не идет ничего на ум. Ответом — растерянная улыбка и внезапно, предательски, подкатившие к глазам слезы.
— Тебе — жить. Не хочу жизнь ломать, раз уж ты вырвался с Эрмэ.
— Хорошо. А остальные? Вы ко всем такой добренький? Всех пристроите? Или — завтра на рынок? После той же Эрмэ?
— В кого ты злющий такой?
— Не знаю, господин, не помню.
Дерзкий ответ. Но дрожат губы.
Хороший вопрос, и нет на него ответа.
Встав, Да-Деган прошелся по комнате, потирая замерзшие ладони. Стыло, холодно на душе, всех мерзостей одним добром не исправить! В стенах форта было теплее!
Отвернуться к окну, смотреть, как по проспекту перед гостиницей фланирует праздный люд. Просто созерцать, не думая ни о чем, отмечая элегантность туалетов дам и роскошную строгость одеяний мужчин. Респектабельность, умноженная на элегантность и возведенный в ранг закона прекрасный вкус — вот что царит в Центральных кварталах Аято.
— Вы мне не ответили…. - тихий, но дрожащий от ярости голос.
— А что прикажешь ответить? Сказать тебе «да»? Так я еще не решил.
И вновь молчание.
Подушечками тонких пальцев по стеклу… По отражению, такому же четкому, словно в зеркале, гладя сияние волос и четкий очерк щек.
— А что хочешь ты? — без вызова, без злобы. Не просто вопрос — просьба о помощи.
— Отпустите их. Вам ведь не трудно. Пусть вернутся домой. Они-то помнят, куда возвращаться….
Обернувшись, смотреть на просьбу в глазах. Смотреть и только качать головой.
— Думаешь, о чем просишь!?
— Думать можно по-разному, господин. Кто-то думает головой, кто-то телом, а кто-то душой. Отпустите…. С них довольно. И так досталось….
А в ответ, только смотреть широко распахнутыми глазами, кусая губу изнутри, чувствуя, как наполняется рот соленым привкусом крови. И не удержаться, нет, не удержаться!
Подойдя, притянуть к себе, прижать рыжую голову к плечу, обхватить руками плечи, словно желая укрыть от всех бед. Гладить рыжий шелк волос, как хотелось давно, не образ, не мечту держа в руках.
— Дурной ты, Рокше. Разве ж можно…. Отпущу я их, куда им идти, дурень ты рыжий…. Пешочком по звездам? Чудо ты мое, непутевое! Чем на дорогу до дома зарабатывать прикажешь? Телом? Так некоторым в жизнь столько, сколько нужно не собрать. Дурная у тебя голова, чертенок. Сердце, правда, доброе….
И в ответ, диссонансом, рваной, нотой, злое, горькое:
— Уберите руки, господин!
Только покачать головой ответ, еще крепче стиснуть плечи в объятьях, словно синюю птицу счастья держать в руках — зримое, яркое, свое продолжение.
— А если сделаю, по-твоему, как просишь…? Приедешь на Рэну? В гости ко мне?
— Так уж и сделаете?
Улыбка коснулась губ. Поймав ее, он исправил ее на усмешку.
— Сделаю, отчего нет? — сорвалось с губ раньше, чем успел обдумать. — Только и ты слово сдержи. Я ждать буду. Сколько потребуется, только приезжай!
— Сумасшедший вы, господин!
— Какой есть, Рокше….
Разжав объятья смотреть в серые, пронзительные глаза. "Приезжай! Дай увидеть тебя хоть издали, что б не сжималось сердце в смертной тоске. Хоть на миг, да увидеть… "
Вздохнув, отойти к окну. Ругать себя за порыв, за то, что не сумел сдержаться. За то, что не превратилось сердце в лед.
"Дурная голова у тебя, Аретт! Не голова — кочан капустный! И так по ниточке ходишь, а тут!"
Быстрый взгляд в зазеркалье стекла, на мальчишку, осевшего в кресло. Сидит, достав ножик, и чертит острым лезвием по агатовым завиткам столешницы что-то свое. Смятение на лице…
— Ну, так что, договоримся?
"Да, мальчик, да! Трудно бросаться с обрыва в ледяную воду. Ведь не знаешь зачем, к чему вяжу тебя обещанием. По рукам и ногам вяжу. И отступать — некуда и согласиться тоже… трудно. Ох, как трудно! Помню, как сам договор с Дьяволом подписал. Договаривались мы с Хозяином, что покуда я выполняю все его прихоти, сын мой остается жив. Тоже хотелось бежать… И волком выть и не верить, что то существо, которое показали мне — мой сын. Тоже хотелось кричать, осыпая проклятиями. Не знал я тогда что же такое — Империя. Но вот пришлось узнать…Хлебнуть полной мерою…".
— Зачем вам это все, господин?
Утешить бы!
— Что ж, нет, так нет…. Жаль, конечно. Но, наверное, ты прав. Прощаться надо навсегда и один раз. А что касаемо рабов, и без твоих просьб отправлю их по домам. Кто за щенка больше отвалит, чем родители? Это здесь они — дешевый товар! А там их до сих пор кто-то да ждет. Наизнанку из кожи вывернутся, отдадут последнее. На Раст-Танхам такой цены за каждого никогда не взять! Мороки больше, но и барыш хорош! Эх, ты, чудо наивное! Вот уж странно, что на Эрмэ подобные простодушные водятся!
Дрогнула рука у мальчишки, ударил ножом в полную силу по столешнице, блеснули глаза стальным отблеском.
— Не бесись, — проговорил Да-Деган спокойно. — Не нравлюсь я тебе, уйти хочешь, так собирайся.
— Уже?
— Уже.
Встретились взгляды, словно два клинка во время поединка. Вскочив на ноги, с стремительностью пули вылетел мальчишка в соседнюю комнату.
Да-Деган подошел к зеркалу, посмотрел на себя, усмехнулся криво отражению. Если б не знать, сколько лет на самом деле минуло — что ж, можно посчитать ровесником собственному внуку. Только глаза могут выдать возраст. Этот тяжелый, давящий, уставший взгляд, так контрастирующий с легкомысленными завитками волос и развевающимся сиянием ирнуальского шелка.
Скривить бы губы, сплюнуть в сторону, да уже стоит на пороге, наблюдая Рокше. Иридэ! Его Иридэ.
Собраны волосы в длинный хвост, сменены домашние туфли на невысокие сапожки, плотно охватившие щиколотки. И грация кошки в каждом движении — ленивая грация сильного юного зверя. Да и как иначе?
И только усмехнуться, осознав. И в жилах этого мальчишки течет кровь воинов Эрмэ. Кровь Ордо. И никуда от голоса крови не деться.