Страница 79 из 92
— Они будут парой, и у них будут дети. Два ребенка.
— Откуда Вы это знаете? — Спросил Бреннан.
Я улыбнулась ему, и знала, что сейчас мои глаза запылали зеленым и золотым. Он с трудом сглотнул, как будто этот вид его встревожил.
— Магия.
— Лучше любовь, чем война, — сказал другой солдат.
— Точно, — ответила я.
И тогда с дальней стороны раздался крик. Кел бессловесно кричал, стоя там в своей серо-черной броне, окруженный последователями в броне разных цветов и из материалов, похожих на кору и листья или кожу животных, броню, которая не могла устоять перед сталью и железом. Сказочные воины несли фигуру, и в мгновение я узнала его, мое сердце подвело меня. Его волосы упали вокруг тела, чернее, чем оттеняемая луной ночь. Белые руки сидхе казались оскорблением на фоне его темного совершенства.
Кел кричал мне через поле:
— Он все еще жив, пока! Эта полукровка стоит твоей жизни, кузина? Ты пойдешь ко мне через это поле, чтобы спасти его?
Я не могла отвести взгляд от него, темного и устрашающего, но все еще живого. Все еще живого? Только смерть могла сделать с ним такое. Мысль, что я потеряла их обоих, моего Мрака и моего Смертельного Холода, была слишком болезненной. Слишком большая боль, слишком много потерь, просто слишком много всего.
Я шептала его имя. «Дойл». Я хотела его увидеть, хотела перевезти, хотела знать, что он со мной, хотела спасти его. Моя рука легла на живот, все еще плоский, слишком плоский для беременности, и я знала, что не могу обменять себя на моего Мрака. Он никогда бы не простил мне такую сделку. Волна тошноты нахлынула на меня, ночь поплыла, но я не должна упасть в обморок. Я не могла быть слабой, на слабость нет времени. Я задвинула свои чувства, лишающие меня мужества, подальше, и уцепилась за те, что могут мне помочь — ненависть, страх, гнев, и нетерпимость, и не знала, что они есть во мне.
— Значит война, — прошептала я.
— Что? — Переспросил Доусон.
— Мы дадим Келу то, что он хочет, — сказала я.
— Вы не можете отдать ему себя, — сказал Хейс.
— Нет, не могу, — сказала я, и мой голос показался мне чужим, как будто я больше не узнавала себя.
— Если мы не даем ему Вас, то что мы ему даем? — Спросил Мерсер.
— Войну, — просто сказала я и пошла по полю.
Мои солдаты шли за мной. Или Кел сейчас умрет, или я. Видя Дойла, брошенного на землю, как неподвижный мусор, я радовалась своему решению.
Глава 39
Я приказала солдатам стрелять в стоящих дворян неблагих. Кел был принцем волшебной страны. Он был наследником трона. У него была дипломатическая неприкосновенность. Они не должны были слушаться моих приказов, но мы пересекли поле битвы вместе. Я спасла их жизни. Мои приказы, подтвержденные их сержантом, помогли нам выжить и уцелеть. Мы были боевой единицей, и как единое целое, они стреляли по моему приказу.
Я видела толчки тел дворян и танец пуль. Шум был оглушительным. Они были ранены в своего рода тишине, потому что оружие стреляло настолько громко, что казалось не имело никакого отношения к движению по ту сторону поля. Это было так, словно мы стреляли, а они падали из-за чего-то другого. Но упали не все, большинство осталось стоять. Я должна была что-то сделать прежде, чем они успеют призвать свои руки власти против нас.
Кровь сочилась черными потеками в лунном свете, но крови было не достаточно. Мне нужно было больше, намного больше. Впервые я не чувствовала страха перед своей силой, никакой боли при ее призыве, только свирепость, которая была почти радостью. Свирепость лилась по моей коже, омывая ее кипятком. Она вылилась в левую руку и побежала по пальцам.
Доусон вопил над моим ухом.
— Что Вы делаете?
У меня не было времени объяснить. Сказала только: «рука крови». Я указала рукой, пальцами на наших врагов. Я должна была волноваться, что задену и Дойла, но в тот момент я знала, просто знала, что я смогу сделать, что нужно. Я могла управлять этой силой. Это было моим, эта сила, это была я.
Кровь взорвалась черными фонтанами из ран воинов. Они кричали, а Кел поднял свою руку. Я знала, что он хотел делать. Без размышлений я встала перед моими мужчинами, моими солдатами, моими людьми. Доусон было схватил меня, чтобы удержать позади щита их тел, но на нас стала действовать рука старой крови Кела, и рука Доусона отпала. Позади меня раздались крики, но у меня не было времени посмотреть.
Я закричала «Мои!». И была боль. И я снова почувствовала осколки в своей руке и плече снова; рану от ножа, что я получила в поединке; заболели отметины на одной из рук и бедре от давнего нападения. Было больно, и я истекала кровью для него, но он мог только открыть старые раны такими, какими они были, а у меня никогда не было смертельных ран.
— Что Вы сделали? — Спросил Доусон. — Минуту назад мы истекали кровью, теперь нет.
Мне нужно было концентрироваться, поэтому я не могла ему что-то объяснять. Рука Кела не могла бы убить нас, но с ним были те, кто мог бы и убить. Теперь это была гонка, смогу ли я заставить их истечь кровью до того, как они опомнятся.
Я закричала:
— Кровоточьте для меня!
Кровь у них взорвалась гейзерами, я чувствовала, что их плоть рвалась под моей силой, их раны распахивались, как дверные проемы, которые могла распахнуть моя сила. Кровь выгибалась черной, яркой жидкостью. Звук от ее падения напоминал звук дождя, падающего в траву и деревья.
Блестящая броня всех цветов радуги становилась черной от крови, запекшейся крови. Теперь они кричали, но кричали «Милосердия!». Они призывали к милосердию, но я видела, что в их ногах лежал неподвижный Дойл, покрытый темной кровью, и я поняла, что у меня нет милосердия для них.
Я не хотела, чтобы солдаты умирали за меня. Пришла мысль: «Что ты думаешь, могло случиться, пошли ты солдат против неблагих?». Но даже Кел, скорее всего, был недостаточно безумен, чтобы бороться с Армией Соединенных Штатов. Я не могла предвидеть такого, даже не представляла, что он будет настолько неконтролируемым. Но нехватка предвидения не имела значения. Я просила помощи, а эти люди умирали вокруг меня.
Я держала раны кровоточащими, глядя через ярды замерзшей травы в безумные глаза моего кузена. Шлем оставлял его лицо открытым, кроме крестовины, закрывающей нос. Его глаза горели цветом его магии. Он призвал всю свою власть, и я поняла, что этого было недостаточно. Этого всегда было недостаточно.
Ветер поднял длинные пряди его черных волос, разметав их вокруг брони. Он всегда в сражении оставлял волосы свободными. Слишком тщеславный, чтобы скрыть красоту, слишком плохой воин, чтобы скрывать волосы, которые подчеркивали его принадлежность к высокому двору неблагих. Он никогда не заплетал или не связывал их, как это делал Дойл.
Кел был слабым, злым, и мелочным. Волшебная страна никогда бы не приняла его. Я вернусь в Лос-Анджелесу, но я не имею права оставить ему своих людей. Я не могу оставить волшебную страну в его руках.
Я шептала ветру: «Кровоточьте для меня». Ветер нес мои слова, мою магию, и двигаясь, сворачивался в вихрь. Вихрь формировался изо льда, крови и силы. Волшебная страна была землей, земля была волшебной страной, и я была коронована его королевой. Это было в моих словах, моей силе, моем желании.
Те дворяне вокруг него, кто еще мог двигаться, бежали. Те, кто мог ползать, ползли. Они поднимали своих раненных и бежали. Кел кричал им:
— Вернитесь, трусы!
Его сила оставила нас, и мои старые раны снова закрылись, как будто… магией.
Кел бросился на своих последователей. Некоторые упали в морозную траву, не перенеся истекающих кровью древних ран, вновь открытых человеком, которого они хотели сделать королем.
Волна мрака разливалась по полю, словно густеющая тьма ночь выше линии инея. Эта тьма была безлунной, и темнее любой другой тьмы. Прежде, чем она достигнет нас, я знала, кто будет стоять на пути моего холодного ветра и крови.