Земля Горящих Трав

Когда пленников ввели в кабинет, они первым делом бросились друг к другу. Но Стейр не дал им сказать ни слова, приказав сесть, и они подчинились, едва успев обняться.

— Что? — Стейр откинулся в кресле. — Напугали вас мои ребята? Они сами чуть в штаны не наложили, когда поступил сигнал… Ну, вы тоже виноваты. Материализовались невесть откуда посреди улицы, всполошили законопослушных граждан, — засмеялся он.

Он ждал, что чужие хотя бы улыбнутся, но парень смотрел все так же хмуро и напряженно, а девушка — с удивлением. Их предупредили, что с ними будет говорить сам канцлер. Видимо, не ожидали такой простоты?

— А что прикажете делать? — Стейр передернул плечами. — Хороши бы мы были, если бы сидели на заднице во время вторжения из иных миров! Вдруг вы там взрывчатку закладывали. Ну и понятно, полиция встала на уши. Бережет, понимаете ли, покой!

Коробочка-переводчик лежала посреди стола между Сеславином, Ярвенной и канцлером. Она переводила каждую реплику, очень схоже воспроизводя голос и интонации того, кто ее произнес.

Стейр нажал на кнопку в подлокотнике кресла, вошел слуга с тремя бокалами, бутылкой коньяка и бутербродами. Стейр отпустил его небрежным жестом и собственноручно разлил коньяк.

— Не стесняйтесь, — кивнул он гостям. — Я хочу поговорить о вас. Как вам у нас нравится?

— Спасибо, не очень, — твердо сказала Ярвенна. — Нам не дают видеться. Мне кажется, что Сеславин болен. Мы совсем отрезаны от внешнего мира. Нам никто не отвечает на вопросы, а мы ведь тоже хотим знать, куда попали.

Сеславин после допросов под «х-2а» и объявленной голодовки выглядел не больным, а будто бы опустившимся. Лицо у него посерело, под глазами залегли тени, и взгляд казался тусклым. Ярвенна печально рассматривала его.

— Просто скажите, что вы от нас хотите, канцлер? — в упор спросил Стейра Сеславин.

Канцлера покоробил его тон равного.

— Пейте коньяк, это не так вредно, как говорят, — он сделал вид, что не обращает внимания на иномирца. — И я буду задавать вам вопросы.

— Я не хочу алкоголь, — ответила Ярвенна.

— Религиозные запреты, табу? Точно так же, как на секс? — Стейр быстро опрокинул бокал и налил себе еще. — Здоровая и целомудренная раса!.. И вы не выпьете? — обратился он к Сеславину. — Ну да ладно, перейдем к делу. Я, собственно, тут с утра пораньше хотел о высоком, — канцлер усмехнулся. — Вы говорите, что веры в высшее существо у вас нет? Я правильно понял: для вас нет ни светлых, ни темных надмировых сил, а низшие божества, если судить по вашим мифам, слились с человечеством? Как там… нимфы и титаны — все дружно роднятся со смертными?

— Все так, — подтвердила Ярвенна.

— И вы теперь сами по себе, одни-одинешеньки? Праздник непослушания? — насмешливо сказал канцлер. — Никто не оставит без сладкого, никто не поставит в угол?

Ярвенна заметила:

— Вы тоже не похожи на человека, которого кто-то может поставить в угол.

Стейр помолчал.

— Потому что я сам — доверенное лицо высших сил, — наконец ответил он. — Для этого мира. Меня оставили присмотреть за детишками, чтобы они не поубивали друг друга. А кто присматривает за вами? Как вы живете без ориентации на высший суд, на высший вселенский принцип?

— Которые олицетворяете вы, как доверенное лицо высших сил? — глухо уронил Сеславин.

— Безусловно, — холодно сказал Стейр. — Я охраняю покой и безопасность доверившихся мне миллионов людей, я за них отвечаю перед своей совестью.

— Вы что, сильнее и лучше миллионов людей, что отвечаете за них? — резко спросил иномирец.

— Представь себе, — высокомерно ответил канцлер. — Я бессмертен, у меня огромный опыт управления людьми. Мне присущи сострадательность, острое неприятие несправедливости, тонкое понимание нравственных ценностей. Конечно, я несовершенен. Но уж всяко выше ваших миллионов уже потому, что каждый из них живет для себя, а от любого моего шага зависит судьба их всех, — и я тяну эту лямку.

— Никто не заслуживает того, чтобы от его шага зависели судьбы миллионов! — оборвал Сеславин, возмущенный так, будто Стейр задел что-то глубоко дорогое ему.

Из-за того что канцлер выглядел совсем юношей, Сеславину трудно было сдержаться, чтобы не заговорить с ним, как с зарвавшимся ровесником.

— А у вас люди независимы? Хотел бы я знать, у вас там как, по улице можно пройти, не наступив в лужу крови или не переступив через труп? — скривился Стейр.

— Почему трупы? — не поняла Ярвенна.

— Ну, как почему? Государство не защищает граждан и не принуждает к порядку. Оно не занимается устройством и охраной жизни, а занимается, видимо, переброской желающих в иные миры. Высший принцип в душе тоже не работает — ведь никакого почтения к надчеловеческим силам, назовем их так, у вас нет. Вы считаете, что вы одни, и никто не стоит над вами, призывая вас к добру. Стало быть, можно грабить, убивать, насиловать? И в самом деле, праздник непослушания. Кроме того, представляю, как пусто в душе у людей, отвергших веру в высший вселенский принцип. Ничего святого для вас просто быть не может, ни надежды на будущее, ни опоры в настоящем, ни критерия для оценки своих и чужих поступков. Видимо, веру в высшее начало вам заменяет гуманизм?

— Да, — ответил Сеславин.

— Сдается мне, вам хорошо промыли мозги, — презрительно и убежденно подвел итог Стейр.

Канцлер требовал от Армилла все новых и новых отчетов.

Стейр пытался предвидеть, какой ответ последует со стороны Обитаемого мира на то, что он удерживает у себя его посланников.

Место в городе, где из воздуха появились иномирцы, было огорожено и объявлено запретной зоной. Там стояла охрана, велось наблюдение. Попытка вторжения вызвала бы жестокий отпор со стороны внутренних войск. Вступить в переговоры с правительством «соседей» Стейр был готов, но не собирался возвращать пленников, пока не узнает как можно больше об Обитаемом мире.

— Я думаю, время еще есть, — говорил он Армиллу. — Надо понять, чего хотят тамошние хозяева. Эти двое дураков — просто подопытные кролики. Хорошо обработанные фанатики, обожающие свое правительство и самый гуманный в мире строй, — усмехнулся канцлер. — Ну, правильно, строй надо любить, правительство надо чтить, особенно если оно ставит на тебе эксперименты и затыкает тобой какую-то дыру. Тут без веры в справедливость и пылкой любви к своему канцлеру, или кто там у них…

— Князь! — с невозмутимым видом Армилл налил себе сока: с утра он не терпел алкоголь, и коньяк, заботливо предложенный канцлером, стоял нетронутым.

— У, какая древность, — саркастически пожал плечами Стейр.

— Князь у них, кстати, должность выборная.

Алоиз Стейр хмыкнул:

— Да, слова с ходом истории иногда меняют свой смысл. У нас канцлер означает скорее «император», у них князя избирает народ. Интересно, на чем у них держится власть? Психокоррекция — вряд ли, такие методики не для примитивных обществ.

— Они неплохо работают с сознанием, — заметил Армилл. — Ни девчонка, ни парень не поддаются внушению в принципе. Я даже опасался, что они сами обучены подчинять себе чужую волю. Их стерегут специалисты. Но пока никаких попыток…

— Быть может, способность сопротивляться внушению у их расы врожденная, поэтому в их мире нет смысла обучать методикам ментального подавления? — предположил Стейр.

— Не исключаю, — кивнул Армилл.

Алоиз Стейр поморщился:

— Так или иначе, мы имеем дело со скорректированными под задачи своего правительства личностями. Или же с личностями, запрограммированными на верность определенным набором мифов и архетипов. В любом случае, наша задача — понять их хозяев. По результатам коррекции — или же по «хвостам» мифов — надо выяснить, что же на самом деле это за мир и каковы его реальные цели. Вот непонятен мне, к примеру, миф о "потомках богов". Что дает им безбожие в глобальном масштабе и вера в божественность каждого человека?

— Возможно, они вдолбили своим людям, что все они — высшая раса по сравнению с обитателями других миров, — медленно произнес Армилл. — К примеру, в тебе и во мне — в их глазах — нет божественной крови. Стало быть, каждая проститутка, каждый работяга у них — сверхчеловек по сравнению с нами. Неплохой предлог для завоевания соседей со всеми их культурными и техническими достижениями?