Страница 21 из 91
Ученым нужны были добровольцы, которые попытаются совершить переход в сопределье. На этот раз Сеславин и Ярвенна встретились для того, чтобы вместе написать заявление о своей готовности участвовать в эксперименте.
Ярвенна поглядела на Сеславина, широкоплечая фигура которого резко вырисовывалась в освещенном проеме окна. Его голова стала рыжей от вечернего солнца.
— Я всю жизнь хотела изучать нашу родную природу, — говорила Ярвенна. — Но я даже представить не могу, как интересно будет заниматься сравнительными исследованиями, если мы попадем в другой мир! Наверное, нас все-таки не выберут добровольцами, желающих слишком много, — тут же рассудительно добавила она. — Зато потом все равно понадобятся исследователи. Когда я закончу университет, буду просить, чтобы меня направили изучать сопределье. — Ярвенна засмеялась, поняв сама, как далеки еще от действительности ее мечты, и вдруг смущенно посмотрела на Сеславина. — А ты? Ты ведь не занимаешься наукой. Получается, что я думаю только о себе.
Сеславин добродушно ухмыльнулся.
— Да ничего. Если тебя возьмут туда работать, я тоже попрошусь. Строитель всяко понадобится, хотя бы строить научный городок. В крайнем случае, переучусь на ремонтника. Или буду держать экзамен на историко-философском…
Ярвенна всплеснула руками, радуясь, будто это уже было наверняка.
— Если добровольцы обнаружат другой мир, — развивал свою мысль Сеславин, — мы сразу узнаем, что такое "чужие локусы". Уже не придется гадать: можно будет просто пойти посмотреть на них с «изнанки», с той стороны… А что если чужой мир зовет на помощь? — Сеславин протянул руку. — Вот мы и придем.
Эти слова и простодушный жест вызвали у Ярвенны чувство нежности к нему. Она спросила:
— Как ты думаешь, а если добровольцы погибнут?..
Сеславин помолчал и пожал плечами:
— Ну, значит, ученые будут знать: что-то у них не сработало, надо переделывать.
Требования к добровольцам логически вытекали из того, что их могло ожидать под небом мира-соседа. Кроме возможной гибели во время перехода, первопроходцам грозила и другая беда: не суметь возвратиться. Вдруг это билет в один конец, ловушка?
Ученый совет, просматривая заявки добровольцев, обратил внимание на анкеты Сеславина и Ярвенны, влюбленной пары, уже объявившей друг друга нареченными. В совете сразу же завязалось обсуждение двух вещей, связанных с этим. Во-первых, не лучше ли, чтобы переход и вправду совершила такая пара? Если пути назад нет, они, влюбленные, будут иметь сильный стимул выжить, бороться друг за друга, примириться со своей новой судьбой. Во-вторых, в случае встречи с жителями сопределья Сеславин и Ярвенна стали бы для них мужчиной и женщиной, в которых воплощается человек Обитаемого мира как вид.
Задача первопроходцев была проста: совершить переход и сразу же вернуться. Прежде всего ученым нужны были доказательства существования Неизвестного мира. Но если врата выведут добровольцев прямо в чужой город или деревню, им разрешалось пойти на контакт. Это будет знак доброй воли к общению, первопроходцы возьмут с собой мирные подарки для народа сопределья.
Изучив как следует заявки Сеславина и Ярвенны, ученый совет в конце концов отдал предпочтение им.
— Девушка — полынница-полукровка, участница дальних экологических экспедиций. Если добровольцы не смогут вернуться, и им придется бороться с дикой природой, благодаря ей они оба будут иметь хорошие шансы. Юноша — ветеран Хельдерики и рабочий молодежных артелей. Нам неизвестно, на каком уровне сейчас находится цивилизация сопределья. Но он — мастер даргородского двоеборья и ремесленник, который, наверняка, сумеет и защититься, и заработать на жизнь в целом ряде гипотетических разумных цивилизаций. И повторю еще раз: важно, что они любят друг друга. Это даст им силы, если им суждено оказаться один на один с чужим, неизвестным миром, — подытожил председатель ученого совета.
В середине осени Сеславин и Ярвенна получили уведомление от ученого совета, что им отдано предпочтение. Им предстояло готовиться к переходу в неведомое сопределье.
Теперь Сеславин и Ярвенна жили в научном городке возле "чужого локуса", который назывался "Альтстриккенской лесотундрой". Стояла ночь, небо было почти черным, но звездным. Будущие землепроходцы сидели на траве у костра неподалеку от бревенчатого дома.
Сеславин пек в золе яблоки, а Ярвенна взяла домру.
— Попоем, — улыбнулась она.
Ярвенна сама писала стихи и песни. Она пела и на стоянках в экспедициях, и для друзей в университете, а там более для Сеславина. Ярвенна прислонилась к стволу одинокой сосны, поджав ноги и держа домру на коленях. Их с Сеславином разделяло оранжевое пламя костра. Дым столбом поднимался в небо и терялся в темноте.
— Я сочинила новую песню, — сказала Ярвенне. — Надеюсь, тебе понравится.
Она заиграла — несколько резких созвучий, четкий, быстрый ритм. Сеславину поначалу было удивительно, что тихая, спокойная, сдержанная Ярвенна обычно поет песни в очень быстром темпе, и голос ее тогда звучит сильно, громко и уверенно. А эта песня была и вовсе похожа на заклинательные напевы древних шаманок.
Веришь не веришь — давай, вставай!
Иначе не доведется ни разу
Видеть, как солнечная голова
Катится в поле, где зреет трава,
И распростерла крылья сова, -
На каждом крыле у нее по горящему глазу.
У шестикрылой совы — глаз на каждом крыле.
Эта сова все видит своими крыльями!
А я — былинка в траве, я расту на земле,
Сладко пить дождь и питаться летнею пылью мне.
А ты крепко спишь, как я погляжу.
Что с того, что сердце острой стрелой пробито?
Я каждой тонкой былинкой дрожу,
Мой пестрый венчик совсем пожух,
Но я стараюсь — звеню, бужу
Упавшего коню под копыта.
Эй, ты, вставай, спящий среди меня,
Под крылатым небом, глядящим своими звездами.
Ночь пришла, ничего не осталось от дня,
Тебе пора уходить со всеми долгами нерозданными.
Сеславин потряс головой. Ему стало не по себе, он невольно взглянул на черное, усыпанное звездами небо.
— Ух, здорово! Только почему такая страшная?
Ярвенна отложила домру, удивленно подняла брови.
— Кто страшный?
— Песня твоя. Эта сова… просто какой-то демон. Пора уходить с нерозданными долгами — звучит безнадежно и горько. И вот это: "спящий среди меня". Мне кажется, это жутко. Так люди не говорят.
— Но ведь это говорит трава, — улыбнулась дочь полынницы.
Сеславин подумал, что, верно, она, полукровка-полевица, могла сказать от лица травы такие странные слова.
— А сова — просто небо, просто ночное небо, — продолжала Ярвенна. — Мне кажется, я ощущаю, что чувствует наш мир. Он говорит: даже если кто и погибнет, он встанет снова, потому что я всех беру к себе, у меня ничего не пропадает! Вот и трава — его часть. И небо…
Сеславин вздохнул.
— Ты, наверно, совсем не боишься смерти?
— Очень боюсь, — Ярвенна даже вздрогнула. — Вернее, боялась бы, если бы она была. Но мне как-то чудится, что ее нет… — тихо добавила она. — Я умею забывать о своем «я», сливаться сознанием с травой, ветром, землей, и уже знаю, что это не так страшно. И потом возвращаться обратно…
— Ты сама как будто и есть ветер, трава, земля, — проговорил, не сводя с нее завороженных глаз, Сеславин. — Вот и песню поешь от лица всего мира. Но для меня потерять свое "я"… — Сеславин покачал головой.
Ярвенна пересела ближе к нему и обняла, обеими руками прижав его голову к своему плечу.
— Никто и ничто не пропадает, — снова сказала она. — И твое «я» тоже. В последней строчке об этом и говорится: ты не раздал еще всех долгов, вставай, надо идти.
На следующее утро Сеславин и Ярвенна прошли сквозь арку Алтаря Путешественников и вернулись в Обитаемый мир уже в конце зимы.